Морально безнравственные

Может, я и не могу ничего сделать, чтобы избавить его от страданий, но я могу помочь ему забыть о них на короткое время — как он сделал это со мной.

Натянув халат поверх ночной рубашки, я спускаюсь вниз. В доме жутко тихо, так как и Лючия, и Рокко отправились в поездку, поэтому я не беспокоюсь, что столкнусь с кем-то из них.

Надеясь, что он оставил дверь незапертой, я поворачиваю ручку и открываю дверь.

В комнате горит всего пара лампочек, и она почти окутана темнотой. Войдя внутрь, я различаю очертания тела Энцо, откинувшегося в кресле, рядом с ним бутылка алкоголя и пустой стакан.

Я нерешительно подхожу к нему. Он смотрит в пустоту и едва признает мое присутствие.

Остановившись рядом с ним, кладу руку ему на плечо.

— Чего ты хочешь, Аллегра? — его голос грубый, глаза смотрят куда угодно, только не на меня. Достав пачку сигарет, он сует одну в рот, прикуривает и глубоко вдыхает.

— Я волновалась.

— Волновалась…

Он жестоко улыбается, делает три затяжки подряд и выпускает огромное облако дыма.

— Иди спать, Аллегра. Это тебя не касается.

— Энцо… — я беру его лицо в свои руки, заставляя его посмотреть на меня. — Горевать — это нормально, но, пожалуйста, не закрывайся от меня, — мой голос дрожит от неуверенности, особенно когда я вижу безнадежность в его глазах.

Я нежно глажу его по щеке, желая показать ему, как много он для меня значит.

— Ты можешь положиться на меня, — добавляю я, нервничая, когда он ничего не отвечает.

Я забираю сигарету из его руки и тушу ее в пепельнице на столе.

Энцо все еще пристально наблюдает за мной, ожидая, что я сделаю дальше.

Прежде чем потерять уверенность, я наклоняюсь и прижимаюсь губами к его губам. Он не шевелится подо мной, и я пытаюсь добиться от него ответа. Я открываю рот и пытаюсь углубить поцелуй. Вкус виски и сигарет покрывает мой язык, я проникаю глубже, пытаясь вложить в этот поцелуй все, что я чувствую, пытаясь забрать его боль своей любовью.

Он все еще не отвечает, его полуприкрытые глаза смотрят на меня незаинтересованно.

— Скажи мне, как я могу сделать тебе лучше, — шепчу я между поцелуями, — как я могу успокоить боль.

Наклонив голову набок, он произносит три слова, которые я не хочу слышать.

— Ты не можешь.

Прижимая свое тело ближе к его, я не сдаюсь. Я обхватываю его шею руками и сажусь на него, поставив по одной ноге с каждой стороны. Мой центр находится прямо над его выпуклостью, и я могу сказать, что ему не совсем безразлично. Тем не менее, он ничего не делает, только наблюдает за мной, ожидая, каким будет мой следующий шаг. Я почти хнычу от прикосновения, чувствуя его твердость под собой, но стараюсь не обращать внимания на собственное растущее возбуждение.

Все дело в нем.

Его белая рубашка наполовину расстегнута у воротника, и я вижу его грудь. Скользнув руками вниз, я вожусь с остальными пуговицами, проводя ладонями по его коже.

— Тебе лучше уйти, Аллегра, — его голос тих, а глаза непоколебимы.

Я продолжаю целовать его, проходя губами по его шее, имитируя то, что он делал со мной в прошлом.

— Позволь мне войти, — шепчу я, покусывая его ухо. — Я здесь, Энцо. Впусти меня.

Он все еще не отвечает. Как статуя, не двигаясь, он просто наблюдает за мной с незаинтересованностью.

Став смелее, я сбросила халат, оставшись только в прозрачной ночной рубашке. Впервые я улавливаю следы интереса, когда его взгляд останавливается на моих сосках. Я наклоняюсь вперед, касаясь своей грудью о его грудь, и едва сдерживаю стон, когда чувствую легкое трение.

— Уйди, — говорит он сквозь стиснутые зубы, его тело прижимается к моему.

— Энцо, любимый, — шепчу я, страдая по нему — страдая вместе с ним.

Я движусь руками вниз, моя единственная цель — доставить ему то же удовольствие, которое он дарил мне бесчисленное количество раз. Возможно, я не знаю, что делать, но я уверена, что у меня что-нибудь получится. Мои пальцы нащупывают молнию на его брюках, его желание безошибочно. Я расстегиваю молнию и обхватываю его рукой.

Задыхаясь, пытаюсь обхватить его пальцами, удивляясь размеру и текстуре — горячий бархат пульсирует на моей ладони. Я слегка поглаживаю его, наблюдая за его лицом в поисках каких-либо подсказок.

— Позволь мне сделать тебе хорошо, Энцо, — наши лица близко друг к другу, наше дыхание смешивается. Но как только слова слетают с моих губ, его глаза расширяются — первая видимая реакция. Все его тело напрягается подо мной, замирая на секунду.

Я хмурюсь, боясь, что сделала что-то не так.

Из ниоткуда его рука вырывается, пальцы обхватывают мое горло и перекрывают поток воздуха. В один момент я оказываюсь у него на коленях, в другой — прижатая к стене, вися в воздухе. Слезы собираются в уголках моих глаз, когда я размахиваю руками, пытаясь отстранить его от себя.

Его рот изгибается в уголках губ в садистской манере.

Это не Энцо... Это не может быть тот самый Энцо!

— Аллегра, Аллегра, — цокает он, но его хватка на мне ослабевает, отчего я могу нормально дышать. — Я действительно думал, что ты будешь другой.

— Что ты имеешь в виду? — прохрипела я, и жестокая улыбка растянулась на его лице.

— Неужели ты настолько жалкая? — размышляет он, изучая меня с отвращением. — Мне было интересно, как долго ты продержишься. Как долго будешь раздвигать для меня свои маленькие ханжеские ножки. Но я не понимал, что все, что для этого нужно, это крошечная толика внимания.

— Энцо, это не смешно, — добавляю я, мои губы дрожат. Но даже когда я надеюсь, что это всего лишь плохая шутка, его лицо говорит мне, что это не так.

И это убивает меня изнутри.

— Тебе так хочется попрыгать на моем члене, что это уже даже не весело, — продолжает издеваться он, проводя пальцем по моей щеке. — Я не думал, что с тобой будет так легко. Ты действительно думала, что сможешь меня заинтересовать? — он поднимает н бровь, но я не отвечаю. Чем больше он говорит, тем больше я стараюсь сохранить самообладание, не разрыдаться и не дать ему возможность увидеть мою боль. Потому что именно этого он и добивается.

— Ты действительно думала, что меня заинтересует бедная деревенская девушка, которая была лишь источником смущения? — я мотаю головой, обхватывая пальцами его руку и пытаясь оторвать ее от моей шеи.

Я не могу это слушать…

— Скажи мне, жена, ты смотрелась в зеркало? Знаешь, это отражающее стекло, которое показывает тебе, как ты выглядишь, — его улыбка расширяется, он знает, что попал в точку с одной из моих неуверенностей.

— Да, и мне нравится то, что я вижу, — отвечаю я, пытаясь сдержать всю обиду, которую чувствую. Не позволю ему победить.

Он смеется, все его тело дрожит от несуществующего веселья.

— Ты, наверное, единственная, — продолжает он крутить нож в моем сердце. Я дважды моргаю, слезы почти вырвались наружу. — Должен сказать, это было весело, но я больше не могу испытывать интерес. Может, если бы ты держала свои ноги закрытыми немного дольше... — он прерывается, его рука скользит по внутренней стороне моего бедра.

Я пихаю его, пинаю и бью, пока он не убирает руку с моего горла.

Я падаю на пол, дыхание сбивается, сердце разрывается на части.

Смотрю на него сквозь опущенные ресницы и вижу только самодовольного мужчину, который злорадствует, что выставил крестьянскую девушку на посмешище.

— Я даже введу тебя в курс дела, — он встает передо мной на колени, подталкивая пальцем мою челюсть вверх, так что я смотрю на него. — Я выиграл себе совершенно новую яхту благодаря твоей легкой капитуляции. Ка думаешь, почему я был так добр к тебе? — он тихо посмеивается. — Ты думала, что такая женщина, как ты, сможет удержать мой интерес?

Забавляясь, он качает головой, встает и направляется к двери.

— С другой стороны, теперь я могу перестать притворяться и вернуться к шлюхам, поскольку, — он с отвращением смотрит на меня, — ты не стоишь даже жалкого секса.

В какой-то момент он выходит из комнаты. Я остаюсь в том же положении, глядя на закрытую дверь.

Что случилось?

Даже когда я пытаюсь все рационально осмыслить, ответ только один.

Он играл со мной.

Как я и предполагала. И все же, даже несмотря на то, что тоненький голосок говорил мне, что, зачем такому человеку, как Энцо, вообще смотреть на такую, как я, я предпочла не обращать на это внимание.

Раз в жизни кто-то был добр ко мне, и, как бродячая собака, я привязалась к руке, которая меня кормила.

Неужели я правда настолько жалкая?