Морально безнравственные

Глава 12

Аллегра

Я резко просыпаюсь от того, что что-то твердое упирается мне в спину. Мгновенно растерявшись, я медленно поворачиваю голову и, ошеломленная, вижу Энцо, обнимающего меня сзади и крепко спящего.

Что происходит?

Нахмурившись, начинаю вспоминать события прошлой ночи, жар поднимается по моим щекам.

Я вижу себя, и все же это не похоже на меня.

Я была... распутна.

Боже правый, что я наделала? Я практически умоляла его сделать это со мной.

И я помню... как он прикасался ко мне, прижимался ко мне ртом... там.

Мои глаза расширяются, когда я вспоминаю ощущения, которые он выжимал из меня, как я чувствовала то, что никогда не считала возможным.

И я понимаю, что не знаю, как реагировать.

Все было не так уж плохо... не так, как предупреждала меня Лия перед свадьбой. Не было никакой боли. Была только эйфория.

Я подношу руку ко лбу, нащупывая жар. Все мое тело покалывает от тех же ощущений, что и прошлой ночью, и все они сосредоточены между бедер.

Я трясу головой, пытаясь прогнать эти мысли из головы.

Он просто пытается искусить тебя. Заставить тебя ослабить свою защиту, чтобы он мог еще больше погрузить тебя в грех.

Но если это грех, то я не понимаю, почему должна сопротивляться.

— Проснулась? — шепчет он мне на ухо, его дыхание обжигает лицо.

Я быстро отстраняюсь от него, держа два пальца в форме креста перед собой.

— Прочь от меня, дьявол! — кричу я на него. Все это произошло из-за той пузырящейся штуки, которой он меня напоил. Должно быть, в ней было что-то такое, что заставило меня так себя вести.

Энцо поднимает бровь, но лишь усмехается, садясь. Он без рубашки, но брюки все еще на нем.

И о боже, какая грудь!

Боже! Должно быть, я все еще нахожусь под воздействием того зелья. Может, это было любовное заклинание, иначе я бы не смотрела на него и не возбуждалась так... сильно.

— Что ты со мной сделал? — я выплюнула слова с отвращением, стараясь отстраниться от него на некоторое расстояние, не веря себе, что не наброшусь на него.

Да, это зелье было действительно сильным.

— Что ты имеешь в виду? — он имеет наглость спросить невинно, но его тонкая ухмылка выдает его.

— Что ты дал мне прошлой ночью? Ты накачал меня наркотиками, да? Это было приворотное зелье?

В больших городах такие тоже есть?

В моей деревне было слишком много случаев, когда мужчина поддавался на уловки женщины, и Лия говорила мне, что это все дело рук колдовства. Но я не слышала, чтобы такое зелье действовало на женщин. Возможно, здесь они просто более продвинутые — они определенно богаче и могут себе это позволить.

— Приворотное зелье? — он усмехается, глядя на меня с насмешкой в глазах. — Только не говори, что любишь меня, маленькая тигрица.

— Не будь идиотом! — прервала я его. — Это все из-за той штуки, которую ты дал мне выпить! — обвинительно сказала я, остановившись, чтобы подумать о дате. Говорят, что колдовство наиболее сильно во время солнцестояния или равноденствия. Однажды я читала текст о том, как ведьма творила свою злую магию в канун Дня всех святых, создавала языческий круг с дьяволом и занималась блудом.

— Это называется шампанское.

— Ага! Я так и знала! Это вскружило мне голову. Ты все это время планировал? — я прищурилась.

Энцо Агости... Он опасен. Опаснее, чем я думал.

— Конечно, это вскружило тебе голову! Ты напилась, — пытается объяснить он, но я не выдерживаю.

Я и раньше видела пьяных охранников. Я даже видела, как ведут себя некоторые жители деревни, когда они достаточно напьются, и никто из них не превращался в беспутное месиво. Они были неряшливы и дезориентированы, их речь была медленной и невнятной. Но они не раздевались и не просили дьявола, чтобы он с ними покувыркался.

— Я тебе не верю! — отвечаю я, продолжая придерживаться своей теории о зелье. Это единственное разумное объяснение.

— Аллегра, — качает он головой, в уголках его глаза собираются морщинки, зелень его радужки сверкает в свежем дневном свете и делает его слишком привлекательным.

Боже! Это навсегда?

— При всем своем уме ты слишком быстро веришь в колдовство. Я думал, ты более благоразумна.

— Держись подальше, — я сжимаю пальцы в крест, призванный отгонять дьявола. — Колдовство очень реально! Оно было задокументировано на протяжении веков. — Оттолкнув его насмешливую улыбку, я начинаю перечислять все авторитетные источники, в которых упоминается магия, начиная с древних текстов и заканчивая более современными. — Я читала о показаниях, знаешь ли. Оккультизм реален и опасен, и я требую, чтобы ты снял с меня заклятие, которое наложил.

— Аллегра, — он делает шаг ко мне, и я готовлюсь бежать. — Нет никакого заклинания, даю слово.

Он садится напротив меня проводя пальцем по моей груди, проходя мимо соска.

В этот момент я понимаю две вещи.

Я спорила с ним голой, и мои соски напрягаются под его прикосновением, дрожь проходит по позвоночнику и делает меня более возбужденной.

Мои глаза расширяются, и я устремляю на него свой смертоносный взгляд.

— Это естественная реакция твоего тела, маленькая тигрица, — он опускает голову, поднимая глаза на один уровень с моими. — И это означает только одно. — Он не уточняет, выходя из комнаты.

Но он знает, что я восполню пробелы.

Я хочу его.

Черт! Почему это не могла быть магия? По крайней мере, тогда бы я не была добровольным участником.

Глубоко вздыхая, опускаюсь на кровать, чувство опустошения охватывает меня.

Вот и все... Начало конца.



Ана уверяет меня, что Лючия гуляет с друзьями, и я пользуюсь этим, чтобы выйти из комнаты. Она не так часто не бывает дома, и иногда я предпочитаю оставаться в своей комнате, просто чтобы избежать конфронтации.

Я иду прямо в библиотеку, надеясь выбросить Энцо из головы. Закрыв за собой дверь, я издаю разочарованный вздох.

— Разве ты не должен быть на работе или что-то в этом роде? — спрашиваю я, когда вижу, что он сидит в кресле и читает газету.

Он всегда уходит из дома в это время, поэтому для меня неожиданно увидеть его здесь.

Черт возьми!

Он последний человек, которого я хотела видеть — после Лючии.

— У тебя было время успокоиться, маленькая тигрица, или ты здесь, чтобы снова устроить ссору? — он опускает газету, чтобы посмотреть на меня, улыбка грозит захватить все его лицо.

— Лучше бы ты был огром, — бормочу я себе под нос.

Если бы я и вправду считала его уродливым, возможно, я могла бы ненавидеть его всей душой. Мне не нравится, что я колеблюсь в своих убеждениях.

— Что ты сказала? — его брови взлетают вверх, но я просто качаю головой и беру случайную книгу, готовая уйти. — Нет, нет, нет, — он машет на меня пальцем, как будто я ребенок. — Ты не можешь взять книгу. Если хочешь почитать, то делай это здесь.

Я наклоняю голову в сторону, раздраженная этим внезапным правилом. Но не могу винить его, если он хочет быть особенно осторожным со своими книгами. Я смотрю на экземпляр в своих руках, раздумывая, остаться ли мне и почитать или просто уйти.

Не позволю ему издеваться надо мной.

Со звучным хмыканьем я плюхаюсь в кресло, открываю книгу и начинаю читать.

Только когда его хихиканье усиливается, я поднимаю глаза.

— Что?

Слово прозвучало немного грубовато. Он встает, садится на подлокотник моего кресла и смотрит в книгу.

— Я вижу, ты больше не боишься попасть под мои чары, — передразнивает он меня.

Я закрываю книгу и кладу ее рядом с собой, поворачиваясь так, чтобы смотреть ему в глаза.

— Ты воспользовался моим опьянением, — обвиняю я.

— О, теперь ты признаешь, что была просто пьяна, а не одержима, — его губы дрожат от удовольствия, и это только сильнее злит меня.

— Почему тебе так нравится мучить меня? — спрашиваю я его, выражение моего лица серьезно. Иногда я чувствую себя измотанной от нашего общения.

— Потому что тебя так легко разозлить, — удивляется он, опускаясь на пол передо мной. Одной рукой он касается моего лица, откидывая волосы в сторону. — Почему тебе нравится всегда идти против меня? — в ответ он задает свой вопрос.

— Потому что победа сладка. — Я поднимаю подбородок, готовая не показывать слабость.

— Знаешь, — начинает он, его рука все еще лежит на моем лице и мягко скользит по шее. И что-то внутри меня воспламеняется от одного этого жеста.

Боже мой! Неужели мое тело сломалось?

— Подчинение — это не проигрыш. Ты обнаружишь, что конечный результат может быть намного слаще... как прошлой ночью, — говорит он, облизывая губы. Мой взгляд останавливается на его губах, и картинки прошлой ночи проносятся в моем сознании и теле.

Его рука продолжает оставлять за собой пылающий след, спускаясь все ниже — пока я не ловлю ее.

— Прекрати это, — шепчу я, в моем голосе не хватает уверенности.

— Почему ты должна бороться со мной до последнего? — игривость исчезла, его тон стал серьезным.

И я впервые отвечаю ему честно.

— Потому что это единственное, что я могу контролировать, — мой голос звучит негромко, когда я признаю это, и его глаза темнеют. Я отворачиваюсь, не желая, чтобы он увидел уязвимость, отраженную в моем взгляде.

— Аллегра, — его рука нежно касается моей челюсти, когда он уговаривает меня посмотреть на него, — что ты имеешь в виду?

Все притворство исчезло, и впервые чувствую, что он может воспринимать меня всерьез. Я делаю глубокий вдох.

— Ты не представляешь, каково это — расти вдали от дурного влияния, потому что только тогда ты будешь достаточно чиста для своего будущего мужа. Чтобы кто-то ограничивал то, как ты одеваешься, ешь и даже думаешь. Хочешь знать, почему все смеялись над моим акцентом? Потому что у меня никогда в жизни не было нормального урока английского. Все, чему я научилась, я узнала через чтение — и даже это было мне запрещено. Мои родители хотели сделать из меня идеальную невесту — послушную и невежественную.

— Им это явно не удалось, — добавляет Энцо под вздох, и я отдергиваю его руку. — Прости, — говорит он, но не выглядит ничуть не извиняющимся.

— Мне никогда не позволяли делать то, что я хочу.

Энцо на мгновение задумывается, прежде чем спросить.

— Тогда почему ты была так подавлена, что вышла замуж за меня, а не за Франце? Он же не дал бы тебе никакой свободы.

— Потому что тогда, по крайней мере, все было бы не напрасно! — слова вылетают у меня изо рта прежде, чем я успеваю их остановить. — По крайней мере, у меня было бы одобрение родителей.

— Ты понимаешь, что ничто из того, что ты могла бы сделать, не принесло бы тебе их одобрения. Боже, Аллегра, они хотели только использовать тебя. Как ты думаешь, они сделали бы что-нибудь, как только увидели бы твое избитое и покрытое синяками тело — потому что, поверь мне, Франце далеко не самый нежный человек. — Я признаю правду в его словах, но от этого лучше не становится.

— Значит, я должна просто поблагодарить тебя, вот и все, да? — я весело смеюсь. Он все еще не понимает.

— Я не твой враг, Аллегра. И никогда им не был.