Не плачь, девчонка!

Удалось даже заметить удивление, мелькнувшее в глазах директора за стёклами очков. Сразу отвела взгляд, чтобы не нырнуть в его мысли — чревато большими неприятностями с таким сильным легилиментом.

— Жизнь сложна, моя деточка, и часто несправедлива к лучшим из нас. В молодости мы часто хотим переделать этот мир, мы сильны и порой не слушаем зудения этих замшелых пеньков, к-хе к-хе! Не стоит так смущаться, милочка, сам был таким. М-да, вот помнится... Вы позволите старику немного побрюзжать?

— Конечно, профессор. Я вас слушаю.

— Видишь ли, Эйлин. М-да, я может, скажу и революционную мысль... Но я горжусь нашей молодёжью. Да старым пенькам, к-хе, положено брюзжать и талдычить очевидное. Эх, если б с этого был хоть какой-то толк. Впрочем, молодым нужно искать свои пути и набивать свои шишки. Но знали бы вы, как бывает грустно, когда дело не ограничивается шишками... М-да. Я очень сочувствую вашему положению. Лишиться магических сил после изгнания из рода… Нет большего несчастья для такой чистокровной волшебницы, как вы. Уж простите, милочка, старика за бесцеремонность, но что же вы так...

Очень захотелось оправдаться, я даже рот открыла. Только, к счастью, я совершенно не знала

историю изгнания из рода моей предшественницы. Поэтому вовремя прикусила язык.

— Не буду вас расспрашивать, — сказал директор, не дождавшись моего ответа. -

Нет. Это ваша частная жизнь. Однако вы, наверное, скучаете по миру магии, где вам, увы, не нашлось места? А ведь здесь вас помнят...

Я неопределённо пожала плечом, не зная, что и ответить на такое. «Осведомлённость» директора действовала на нервы. Будь всё на самом деле так, мне бы точно не понравилось выслушивать такое. Хотя то, что он сказал, проливало немного света на жизнь прежней Эйлин. Вот почему она провела такой тёмный ритуал — хотела вернуть магию? Да, опасное дело — вон и Тёмный Лорд что-то с ритуалом намудрил.

— И не просто помнят, м-да, — голос директора прямо убаюкивал. — Я бы сказал, что искренне восхищаются — несмотря все трудности, вы нашли в себе силы для совершенствования. Я горжусь, когда мне приходится слышать такое о своих выпускниках! Какое восхитительное решение — сосредоточится на зельях. А ведь для их изготовления не нужна магия. Достаточно того, что вы сохранили магическое ядро. И ведь хороший зельевар может достичь многого, даже будучи многого лишён. Конечно, ему понадобится помощь друзей, совет... Ну, вы ведь понимаете меня?

Дамблдор одарил меня ласковым взглядом — оставалось только порадоваться, что пирожное было давно отложено в сторону — запросто могло и поперёк горла встать.

— Вот мне и пришло в голову, когда я тщетно искал способ как-то вам помочь, моя девочка. Вы же знаете, что дорогая Поппи лишь несколько недель, как вступила в свою должность. И я очень ценю. Такие рекомендации от её наставника Гиппократа Сметвика, да и сама министр замолвила словечко. Что говорить, я помню её ещё ученицей Равенкло, такой милой кудрявой девчушкой… О чём это я? Ну да, жизнь вносит свои коррективы, вот и мадам Помфри за пять лет после выпуска, стала гораздо решительней и строже. Очень молчаливая, ни словечка лишнего, только строго по делу. А ведь иногда и поболтать хочется по-стариковски..

Я обалдело внимала — это Поппи-то молчаливая?!

— М-да. Милая Поппи. И вот, при всех своих талантах, эта девочка, как оказалось, не сможет сама справляться с варкой зелий для больничного крыла. Особенно на первых порах. И вы бы очень помогли, взяв на себя эту работу. Скажем, устроит вас должность лаборанта? Это ведь так замечательно — заняться любимым делом, чаще видется с вашей подругой. Вы ведь с Поппи подруги?

Я неопределённо пожала плечом, улыбнувшись. Не нравилась мне эта милая манера лезть в личную жизнь собеседника.

— Мы с ней познакомились две недели назад, — призналась доверчиво.

— Ну вот, — удивился он. — Так вам значит, наоборот, будет повод подружиться. Чем плохо? Ну а главное — бывать в Хогвартсе в любое удобное для вас время. Более того, мы могли бы выделить вам собственные комнаты. Как вам такое предложение?

— Какое предложение? Ах да. Вы меня так поразили, профессор. Ничего такого я не ожидала. И боюсь, что не готова дать ответ тотчас же. — Мне очень хотелось отказаться сразу. Но как бы это грубо не прозвучало. Лучше мне с этим типом из сказки не ссориться. — Вы позволите немного подумать?

— Конечно, моя девочка, — вздохнул директор. — Но смотрите, дорогая, до приезда детей осталось меньше двух месяцев, а нужно наполнить больничное крыло стандартными зельями. Чем дольше вы решаетесь, тем меньше времени вам останется на их приготовление.

— Какой оклад? — поинтересовалась я всё же, просто из любопытства. Ну и для того, чтобы создать впечатление заинтересованности. На всякий случай.

— Вы же понимаете, Эйлин, времена нынче непростые, на всём экономим. Школа не может предложить очень уж больших денег. Но, скажем, шесть галеонов в неделю мы всё же найдём способ вам платить. Ну и вы же уже взрослая, сами понимаете, что деньги порой значат намного меньше возможностей...

И вот что это только что было? Похоже, великий светлый волшебник, профессор трансфигурации, директор Школы чародейства и волшебства Хогвартс, кавалер ордена Мерлина первой степени, Верховный чародей Визенгамота, президент Международной конфедерации магов — открытым текстом намекает мне на возможность левых приработков и использования служебного положения?

— Я подумаю, и дам вам ответ к концу недели.

— Понимаю, — закивал он, — Ох, простите старика. Но надо бежать, а вы уж дальше без меня поболтайте там с Поппи о знакомых, о детках. У вас ведь такой замечательный малыш. Северус, если не запамятовал? Ну да, и не волнуйтесь насчёт его отца. Жаль, конечно, что чувства проходят, но дети-то остаются, и дальше мы живём ради них. Всё-всё, уже бегу, а так много хочется ещё сказать, дорогие мои, ну да ещё свидимся.

Он покивал ещё каким-то своим мыслям, улыбнулся и исчез. Ага, аппарация в Хогвартсе невозможна для всех, кроме директора, а как же — помню.

Подумать только, шесть галеонов в неделю! Кажется, столько я получила за каждый из шестнадцати флаконов костероста, сваренных за два дня из ингредиентов заказчика.

Впрочем, тут-то явно предполагалось ещё проживание, полный пансион, и даже — возможно, избавление на долгое время от «опостылевшего» мужа. Какие ещё левые возможности имел директор в виду, сказать трудно. Хотя, почему трудно? Самое защищённое место на Британских островах — забудем на минуту о бесчисленных тайных ходах и об огромном Василиске в подвале. Не меньше трёхсот учеников при деньгах, у каждого свои проблемы. По крайней мере, среди слизеринцев хороший зельевар будет всегда в цене. А рядом Запретный Лес, полный редких ингредиентов. Да. Предложение, в самом деле, заманчивое, а для сквиба, вычеркнутого из магического общества, страдающего от побоев мужа — так вообще подарок судьбы. А может, и правда согласиться? Ага. И видеть Тобиаса по выходным. А то и Севу со мной жить не позволят. И ещё объяснять мужу, в каком таком месте я получила работу.

На моих глазах остатки «пиршества» со стола исчезли. И я вышла в больничное крыло, чтобы найти Поппи.

Подруга обнаружилась в кабинете, где что-то быстро строчила на листе пергамента.

— О, — заметила она меня, — подожди минутку. Сейчас пойдём обедать. Или попросить домовиков накрыть у меня в гостиной?

— Так было бы лучше, — сразу поддержала я хорошую мысль. Встречаться с профессорами, которых я даже ни разу не видела, после директорского предложения, пересыпанного оскорблениями, решительно не хотелось.

— Тогда сейчас. Я почти закончила.

Я оглянулась к окну, распахнутому по случаю жары, привлечённая каким-то движением. И верно, на подоконник опустилась большая серая сова с длинным крючковатым клювом.

— Панацея? — удивилась Поппи, повернувшись к окну. — Эль, забери у неё письмо, и посмотри, что опять понадобилось Сметвику. Если что — готовые зелья вон в том шкафу. Если рецепт, который надо сварить сию секунду, напиши, чтобы варил сам.

Прав Дамблдор, Поппи и впрямь выглядела сурово. Да ещё к кому — к своему кумиру Сметвику! Я поспешила к птице, которая не очень хотела отдавать мне послание, но сжевав печенье из вазочки, смирилась.

Подумала, что если рецепт быстрый, я бы и сама могла что-то сварить для Сметвика, и раскрыла скрученное в трубочку послание.

Не знаю, почему до меня дошла суть послания только после прочтения. Иначе бы ни за что не стала читать личную переписку.

«Милая Поппи, — писал главный врач Мунго, — я всё осознал и готов умолять на коленях о прощении. Я дурак, и прочее — эпитеты оставляю на твоё усмотрение. Можешь высказать в лицо, лично, если согласишься прибыть сегодня в восемь вечера ко мне домой на собственноручно приготовленный ужин. Твой Г.С.»

Покраснев, сунула письмо Поппи. Нахмурившись, подруга оторвалась от своего занятия, фыркнула и застрочила своим пером прямо под подписью Сметвика. Потом, покусав перо, попросила:

— Глянь, не слишком грубо?

«Надеюсь, у такого уважаемого колдомедика найдётся более подходящая по возрасту кандидатура, чтобы разделить этот ужин. Я занята. Поппи. Не ваша!!!»

— Сурово, — оценила я. Привязалось же это слово!

— Значит, нормально. Отдай Панацее.

И она преспокойно вернулась к списку.

Хихикнув, я привязала к лапке совы с интересным имечком ответное послание подруги, и проследила, как та важно вылетает в окно.

А я и не подозревала, какие тут такие страсти кипят! И ещё с братом хотела Поппи свести, наивная!

Сваха из меня ещё та!

* * *

За чаем я ещё раз извинилась, что прочла письмо Сметвика.

— Нет, ты представляешь, — воскликнула Поппи в ответ, — я для него, видишь ли, слишком молода! Разница в семнадцать лет. А ничего, что я уже давно совершеннолетняя, и хорошего рода. И где только понабрался таких магловских понятий? Никогда не признавайся в своих чувствах толстокожим мужикам, Эль! Не оценят! И если бы я это затеяла! Так ведь нет же, он сам сорвал поцелуй, когда я будила его, чтобы попрощаться — он заснул в своём кресле после поздней операции. А я что — ответила ему, дура. Думала — ну неужели чудо свершилось. А он пришёл вдруг в себя, принялся объясняться, что, мол, разница в семнадцать лет... Много чего говорил, только я не слушала, такая злость взяла. Стояла и таращилась на него, молча. Думала только, как бы удержаться, и не треснуть его по голове чем-нибудь тяжёлым. А ещё не разреветься. Поэтому недослушала, и сбежала через камин. Это на прошлой неделе было. А вчера, ну, прежде чем лететь, отправила ему открытку. Глупо конечно, но уж очень захотелось. Сообщила, что на купальскую ночь с подругами лечу. И рожать буду через девять месяцев обязательно у него.

Я как раз сделала большой глоток сока и чуть не подавилась, закашлявшись.

— Так и написала?

— «Анапнео»! — махнула палочкой Поппи, и мне сразу стало легче дышать. — А подруга вдруг смутилась. — Только девчонкам пока не рассказывай, ладно? Это я только тебе.

— Не скажу, — меня очень тронуло такое доверие. — Ты его любишь?