Дмитрий Донской. Зори над Русью

— Брешешь!

— Отродясь не брехал, да и какая мне в этом выгода, суди сама, за брехню ты меня, чаю, не погладишь?

— Погладить поглажу, да только против шерсти. Обдеру кнутом.

— Не обдерешь, боярыня. Сказал я правду.

— Ну, а коли правду, коли ты мне тайну булата откроешь — озолочу.

Фома опять захохотал:

— Пошто? Кому я, золоченый, нужен? — Разжал кулак, выпустил муху, пробормотал: — Вот и разорвал шмель паутину! — Потом сказал сурово, деловито: — Ты, боярыня, не сулись. Меня на посулы не купишь, да и не обещал я тебе тайну булата открывать…

И так же деловито откликнулась Паучиха:

— Половину долга тебе прощу!

— Это за тридцать три рубли тебе тайну продать? За весь долг тайны не открою!

Грозно нахмурилась Василиса, но все же спросила:

— Чего же ты хочешь?

— Приставь мне молотобойца из пленных москвичей. Твоих людей мне не надобно, ибо булатные мечи ковать тебе буду, а тайны булата, сказал, не открою, не прогневайся. Чаю, и без тайны тебе корысть будет великая.

Старуха хмуро глядела на Фому: «С холопом, с рабом торговалась, стыдобушка!» — Спросила, как оборвала:

— Когда первый меч скуешь?

— Недельку дай на разгон. Приспособиться надо.

— Быть посему! А как меч будем испытывать?

— Известно, как булат пытают. Ты плат кинешь, а я его на лету рассеку.

— Рассечешь?

— Рассеку!

— Ну, смотри, берегись! — Пошла вперевалку к возку, а Фома прищурился, сказал ей вслед, будто так, без умысла, будто само вырвалось:

— Эх! И здоров шмель! Лопнула паутина!