Военный дневник харьковчанки

18 апреля

15 лет назад я снимала документальный фильм "Жернова". Он о событиях 1932–1933 годов в Украине.

Да, Голодомор. Но слова этого в фильме нет. Совсем. Я его даже не произносила ни разу за время съемок. Просто просила бабушек и дедушек вспомнить детство. У меня их 30. Стариков.

После выхода в эфир этого фильма меня каждый год – в ноябре – таскают (простите) по каналам с рассказами.

И вот однажды одна журналистка, которая снимала очередной сюжет к дате, говорит: "А можно я скажу, что у вас, у автора ленты, вся семья умерла тогда от голода? Это будет хорошо, для эмоционального накала".

Я тогда вообще не нашлась с ответом. Потому, что ох...ела (простите-2).

В моей семье никто не умер от голода в 30-х, но делает ли это адскую трагедию для меня меньше, чем она есть в истории человечества? Нет.

А еще я когда-то написала пост о том, что 9 мая вожу своих пожилых родителей в Дробицкий Яр (мемориал жертвам Холокоста в Харькове), и получила примерно 100 сообщений с вопросами, кто из родных у меня там покоится и можно ли сделать об этом сюжет.

Я честно и радостно отвечала: "Нет, нет, мои спаслись, повезло!", но всякий раз чувствовала разочарование от собеседника. Типа – тю, ну где тогда трагизм, где "эмоциональный накал"?!

Недоумение – не совсем то слово, которым можно было бы охарактеризовать мое состояние в тот момент.

Неужели надо иметь под мемориальными плитами родню, чтобы разделять это горе? Надо непременно видеть в списках 16 тыс. убитых стариков и детей свою фамилию, чтобы возить на мемориал родителей и плакать вместе?

Я, правда, не понимала.

Вот и сегодня:

– Ань, ну напиши что-нибудь смешное, очень надо.

– Не могу, клянусь, не могу, и после Бучи не могу, и пока не освобожден Мариуполь не могу.

– А у тебя, что в Мариуполе кто-то из близких?

Нет, я не знаю никого из этого города. Я даже не была в нем никогда.

Я просто сама сейчас – Мариуполь.

Состояние – Мариуполь. Настроение – Мариуполь.

Мариуполь. Фото: Полк "Азов" / Telegram

Я не могу перестать думать о том, как какая-то Аня, моя ровесница, уже две недели живет под обломками бетонных плит, раненая, покалеченная, голодная, и у нее все дико болит, и она мечтает о смерти.

Я просто не могу перестать об этой Ане думать.

Я засыпаю с ней и просыпаюсь с ней.

Может быть, она в моей голове существует для того, чтобы не сойти с ума от мыслей о родителях на Салтовке?

Господи, помоги им, пожалуйста.

Аня, еврейка, украинка, харьковчанка, атеистка.