Военный дневник харьковчанки

19 марта

Я помыла машину.

Вот так, буднично: "Верх? Салон? Воском покрывать?"

Я онемела в ответ.

– Не знаю, просто помойте.

Смойте грязь харьковских разбитых дорог, гарь от бомбежки на Валентиновской, пыль бесконечного пути на Днепр.

В домовом чатике пишут "тут какой-то неуправляемый доберман во дворе появился". Наташка показала – соседка, с 2014-го волонтерит.

Ага, я приехала обессиленная совсем, похудевшая сильно. Гектор напротив, бодрый на стрессе, суетной. Таскал меня по двору, как бессмысленный грузик на том конце поводка, жуткое зрелище.

Сейчас нормально. Слушается, рядом ходит, в глаза снова стал смотреть, понимает.

Только встает рано. До конца комендантского часа еще минут 40. Уговариваю его, объясняю. А он, как щенок, тащит к двери поводок и мяч, сидит, плачет.

Кирюха из словосочетания "русский военный корабль иди на х...й" научилась говорить только "русский". Сидит на жердочке, деловая: "Кира – красавица", "вкусный орешек", "дай поцелую", "почеши клювик", и вдруг х...як: "русский!".

Facebook забанил мои последние публикации за "разжигание ненависти", вынес два предупреждения, поэтому я теперь сделалась доброй и ласковой.

Димка попросил поискать в Днепре скотч определенного цвета, оббегала полгорода, пока поняла – сегодня суббота. Выходной! Ругалась матом, а потом вспомнила – я же добрая.

Еврейская община предложила вывезти моих стариков из Харькова на специальном реанимобиле.

Час уговаривала отца – спокойно, аргументированно – не сработало.

Он переживает за лебедей в гольф-клубе. Кто же их там покормит?

В новостях показали мужика, который пешком вышел из Гостомеля (или из Бучи, не помню) и вывел двух коров. Коров!

Анька рассказывает, что на границе бегают кролики и ползают черепахи, скачут шиншиллы, мяукают коты, лают собаки разных пород. Бросили.

Мне пока очень трудно делать две вещи: читать про Харьков и отвечать на звонки голосом. Писать могу, а вот так, чтобы просто поп...здеть по телефону, – невыносимо.

Мои статьи перевели на польский, словацкий, чешский, немецкий. А я все равно борюсь с популярным сейчас синдромом "недостаточно делаю для победы".

Чувство вины впилось, въелось, пустило корни. И еще это – я помыла машину. Теперь она снова белая, и мне должно быть приятно, но нет.

Я хочу домой.

Хочу в свою постель, хочу мамин пирог, хочу бокал вина с девчонками. Хочу проспать на работу, завалить проект, переживать о правках к тексту. Забыть маску и чертыхаться в магазине об этом. Потерять ключи, наехать на гвоздь, наорать на Сашку, что снова не вынесла мусор.

Господи, хочу видеть котиков в ленте (я это сказала?!), хочу злиться на "Вы" во множественном числе с большой буквы, хочу поругаться с парковщиком.

Женщина с балкона первого этажа сегодня кричит мне: "Прячьтесь, тревога!" Я ей отвечаю: "Да ничего, мы из Харькова". А она говорит: "Деточка, я из Донецка".

Жить и дышать заставляет одно – вера в победу. У нас можно отнять жизнь, дом, мечту, надежду.

Можно разбить сердце, истерзать душу. Но невозможно лишить главной человеческой ценности – свободы. Поэтому мы победим. Цена будет очень высокой. Но мы все равно победим.