Поездка в Обонежье и Корелу

LXV

Снова пришлось просидеть в Повенце не у дела несколько дней; да и рад же я был, когда наконец вдали на Онего показался дымок, потом под дымком — черная точка... ближе, ближе и на полном ходу подлетел пароход «Повенецъ» к деревянненькой Повенецкой пристани. Началось обычное пивопитие в пароходном буфете, шлендранье повенецкого бомонда на пароходе, по пароходу и с парохода — Повенец ожил на целый день и на время отстал от стуколки и ленивого сна. Но вот раздался снова звонок, за ним другой, третий, на берегу стоящая публика запрощалась, пароход двинулся от пристани, шумя колесами и выпуская клубы черного дыма, а блаженные повенчане тронулись до дому за свою милую стуколку по 1/10 копейки. «Повенецъ» прекрасный пароход с быстрым ходом, но капитан его еще лучше, а в силу этих двух обстоятельств, да пожалуй и благодаря красоте берегов Онеги в Повенецкой губе, никто и не заметил, как мы взошли в какую-то «Матку» и причалили к пристани. Только недавно стал подходить сюда пароход; так как все боялись мелководья, но капитан «Повенца» благословился, да и подошел к Матке, которая от знаменитой Шунги находится всего в 1/2 верстах. Шунга — центр поморской торговли, Шунгская ярмарка известна и на берегах Белого моря, и в Петербурге, и в Москве, и в Варшаве; Шунга благополучно властвовала в меховом, дичном и рыбном торге и не думала, чтобы когда-нибудь могла грозить ей опасность. Но недавно стряслась было беда над нею: кто-то предложил перевести её ярмарку в Повенец. В Повенце ничего не готово для помещения ярмарки, в Шунге же целый гостинный двор и гибель амбаров для склада товаров, но видно уж очень захотелось повенчанам поднять свой город и стали они хлопотать; на счастье проект не состоялся, хотя говорят кто-то даже благодарственный адрес кому-то преподнес по этому случаю — видно без адресов, что щи без соли, у нас на Руси! Так как до сих пор нигде еще ярмарочная деятельность Шунги не описана, то я полагаю не лишним, прежде чем вообще приступить к описанию звериных и птичьих промыслов в Повенецком уезде, дать хотя слабое понятие о том, чем и как торгует Шунга. На бумаге Шунгской ярмарке положено начинаться 6 января, но она, как и все ярмарки на Руси, бумаги не слушается и торгует себе до срока, так что ко дню открытия ярмарки главный торг оканчивается и наступает время для заонежан и повенчанок пополнять свой туалет разными новинами. На ярмарку съезжается тысяч около шести народа, так как здесь же закупается зачастую и мука и всякое питательное снадобье. Гостинный двор, состоящий из 65 №№, занимается по преимуществу красным, нанским, суровским, кожевенным, бакалейным и посудным товаром; оленьи шкуры валяются зачастую на земле, а рыба и дичь складывается преимущественно на Пушкозере и на лесном дворе; но где же укрывается от взоров любопытных исследователей главная сила Шунги — товар пушной? Всякого, кто не знает дела и впервые заглянет в Шунгу, поразит это обстоятельство, что, собственно говоря, ярмарки он не увидит вовсе. Да где же ярмарка? спросили удивленные французы, приехавшие поторговать на ярмарку как-то недавно. Дело в том, что они прибыли в Шунгу с твердым намерением набить цену и из первых рук купить пушного товара для отправки во Францию, но велико было их разочарование и ошалели они не на шутку, когда им не пришлось купить ни одной белки. А дело то объясняется весьма просто и горе — французы не знали с кем они имеют дело: они думали, что наши крестьяне свободные продавцы, а оказалось, что они находятся в вечной неминучей кабале, из которой выбиться не хватает у них сил. Еще летом начинают разъезжать по Повенецкому (да и по другим местам) уезду приказчики крупных торговцев; приехал прикащик к крестьянину — сейчас засамоварились, как следует быть, по положению. «Да ты Кузьма деньжонок у меня взял бы?» предлагает прикащик. На кой их мне?» отговаривается крестьянин. «Да бери, коли дают — посля сочтемся на промысле». Всучит таки прикащик деньги, всенепременно всучит, потому что в том-то его и вся служба хозяину заключается, чтобы всучить вперед деньги. Так около октября месяца снова едут прикащики по поселкам. «Ну что, Кузьма? как дела? много ли наполесовал?» справляется прикащик у хозяина за неизменным самоварчиком. Начинается затем расчет, как угодно прикащику — мужик в накладе, прикащик радуется, что дельце обработал, а в барышах только скупщик один, который возьмет рубль на рубль за труды своего кабального полесовщика. Сговариваются об доставке и вот к новому году прибывает скупленный давным-давно товар в Шунгу и размещается по подвалам в самой Шунге и по разным поселкам верст на 5-6 в окружности. Товар давно уже скуплен, а следовательно и покупать на самой ярмарке нечего. Погоревали, погоревали французы о том, что русский человек, засевши в петлю, не пойдет на надбавку и ни за что не надует своего «хозяина», да и оповестили, чтобы били для них на следующий год сорок побольше. Диву дались доморощенные наши негоцианты на кой ляд нехристям сорока понадобилась. На следующий год приехал из Варшавы агент и скупил запроданной сороки 20000 штук по 2 к. за штуку. Схватились за ум негоцианты и поняли, для чего нехристям этакая прорва сороки понадобилась, когда пошла у дам мода на сорочьи перышки на шляпках; понакупили и они этой сороки потом, да, знать, не у времени — перестали дамы на шляпки сорочьи перья надевать, словно на зло доморощенным негоциантам.

Было время, когда Шунга торговала таки исправно; в 1860 г. товару на ярмарку навезли на целых 800 т. р., а в 1862 г. — так и на целый мильон; но потом торговать стали хуже, благодаря морам на дичь и зверя, и только в 1869 валюта ярмарки простиралась до 342 т. р.; затем снова стала подниматься стоимость привоза и в 1872 г. перешла за полумильон. Пушного товара привезено было в 1860 на 124 т. р., в 1862 — 138 т. р., в 1864 — 72 т. р., в 1865 — 23 т. р., в 1868 — 40 т. р., в 1869 — 31 т. р. и только в последнее время привоз опять дошел до 60 т. р. Из шкурок всего больше идет белка, которая зачастую мало отличается от сибирской; белки вывезено было в последнюю ярмарку на 45 т. р., зайца — 1,5 т., лисицы 3 т. и оленя 3 т. Все меха вообще не отличаются высоким качеством и менее ценны, нежели сибирские, которые гораздо темнее цветом; да и вообще замечено, что с удалением на восток меха темнеют и в продаже ценятся поэтому выше: так иркутская белка вдвое дороже нашей европейской, а забайкальская вдвое дороже иркутской. Белки в 1860 г. привезено было 1 мл., в 1862 — 400 т., а в 1868 г. — 450 т. штук. Причиною такого резкого уменьшения привоза следует считать постоянные падежи и, между прочим, начало скупа белки иностранцами на берегах Белого моря. На оборот число шкур лисьих и оленьих значительно увеличивается и напр. уже по С. Выгу мы видим, что крестьяне начинают заводить у себя оленя в качестве домашнего животного. Цены стоят обыкновенно на пушной товар весьма низкие, так как скуп производится с предварительной выдачею денег; так лисицу можно купить за 4-5 р., белку — от 11 к. до 14 к. за пару, зайца — за. 10 к., медведя — от 4 до 5 р. и оленя — за 1 р. 50 к. Иногда пушной товар доставляется в Шунгу самими звероловами, а то и по найму от скупщиков; продается он всегда большими партиями и идет в Ростов (заяц), Каргополь (белка), Вологду (белка же), Петербург (лисица и медведь) и Архангельск (олень). — Количество привозимой дичи также значительно уменьшается с году на год и в 1860 г. в Шунгу одного рябчика привозилось в 13 раз больше, нежели теперь всей птицы. Наиболее славятся рябчики печорские, затем идут Архангельские кедровики, летнобережские, а потом уже корельские и Повенецкие. Скуп дичи производится преимущественно торговыми компаниями, причем каждая компания действует в своем районе и купить из первых рук в чужом районе не имеет права. Рябчик покупается и на чистые деньги, и на товар, и на хлеб; везет его сам промышленник и счет рябчику ведется на возы, куда умещается 500 пар.

Хотя количество привозимой рыбы и уменьшилось, но не так резко; в 1860 году привезено было на 158 т. р., а в 1869 г. — всего на 85 т. р. Одной сухой трески, которая идет затем в Петербург, привозится ежегодно около 35 т. пудов на сумму около 50 т. р. Сельдей, семги, сигов, наваги и камбалы больше 2000 п. не привозится; мелочь же скупается на месте, а остальная направляется на Петербург, и семга напр., стоящая на месте по 6-7 к. за фунт, продается у нас по 70-80 к. Для скупа рыбы существуют такие же точно компании, как и для скупа дичи; компании по первопутку нанимают возчиков, рассылают их по местам скупа и еще до ярмарки тысячи пудов отправляются в Петербург, минуя даже Шунгу. На самой ярмарке идут лишь счеты, сделки и учеты по покупке и доставке (преимущественно сухой трески), а рыба зачастую и не бывает в Шунге, хотя на бумаге и значится привезенною на ярмарку; чаще всего ее оставляют на руках у крестьян, затем уже после ярмарки везут в Повенец, сваливают в тамошние склады, а весною отправляют водою в Петербург. Далеко не славится поморская солка, потому что никому еще не взбродило на ум устроить это дело рационально, научить местных жителей уму разуму, помочь им в их неуменье.

Остальных товаров привозится на ярмарку сравнительно ничтожное количество. Красным товаром торгуют всего 8 человек из Петрозаводска (3) Ярославля (3), и из Петербурга (1). Больше всего идут в ход ситцы Московских фабрик, но более половины товара остается не проданной на руках торговцев. С Белого озера везут в Шунгу значительное количество самодельной деревянной посуды, которая и раскупается нарасхват, так как до этого мастерства Обонежанин и Помор не дошел. Бакалейный товар покупается на гроши и копейки и лучше всего идут коробки с мыльно-мучными пряниками, которые очень ценятся Обонежскими девицами и дамами и покупаются для праздничных «бесед»; идет также не дурно и чай, который покупается поморами и деревенскими торгашами, но в незначительном количестве. Хорошо идет мука пшеничная (160 кул.), ржаная до 1000 кул.); пшено (на 1000 р.) и наконец крендели, которые покупаются деревенскими мальчишками, опять-таки на дамскую утеху и на погибель их зубов. Наконец нельзя не упомянуть, что в Шунге вина виноградного продается на 600 р. и водок на 3700 р. Торговля вся производится в кредит. Доход от ярмарки за помещение простирается до 900 р., но общество получает из этих денег только 50 р., а остальная сумма идет в пользу церкви — и здесь сумел русский человек уступить свою доходную статью другому!

В 1869 г. между прочим привезено было: лисицы красной — 2800 шт. (11200 р.), сиводушки — 60 (480 р.), белки русской — 35 т. (3850 р.). белки шведской — 10 т. (1150), выдры русской — 300 (1800 р.), росомахи — 50 (200 р.), зайца — 15 т: (1500 р.), медведя — 50 (450 р.), оленя — 3000 (4200 р.), горностая 1500 (900 р.), куницы русской — 200 (1000 р.), куницы шведской — 50 (300 р.). норки — 250 (250 р.). песца — 80 (240 р.), рыси — 40 (280 р.) и полушубков, дох и иных мехов — 500 (3000 р.). Весь этот товар был продан еще заблаговременно и даже брак брался за полцены. — Дичь тоже вся была продана еще до начала ярмарки, хотя и привезено было: рябчиков 22 т. пар (5500 ц.), куропатки — 25 т. и. (5250 р.). глухаря — 2600 п. (650 р.) и коппал — 3000 п. (742 р,). Рыбы доставлено было в 1869 г. сигов — 2000 п. (8000 р.), семги свежей — 600 п. (5600 р.), семги соленой — 1100 п. (11000 р.), лоховины — 300 п. (450 р.), лабардана — 300 п. (750 р.), трески сушеной — 35000 п. (49000 р.), трески соленой — 1000 п. (700 р.), корюшки — 100 п. (40 р.), сельди беломорской копченой — 7000 п. (5280 р.), щуки — 150 п. (225 р.), наваги и камбалы — 2000 и. (2000 р.), сайды — 400 и. (320р.), палтусины — 100 п. (200 р.), гольца — 100 п. (500 р.), зубатки — 100 п. (100 р.), икры — 200 п. (800 р.) и наконец мелочи — 300 п. (600 р.). Вся рыба была закуплена вперед и направилась на Петербург.