День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия

* * *

Я говорил тут о двух подходах к «миссии», хотя, естественно, это всего лишь схема: и история Церкви, и деятельность христиан гораздо сложнее. Краткий экскурс в предысторию двух версий поможет нам понять, как мы оказались в нынешнем положении, хотя мы рискуем все чрезмерно упростить. Вот как обстояло дело с этими двумя версиями в сравнительно недавние времена.

Многие протестанты Европы и Америки в XVII и XVIII веках были исполнены оптимизма. Происходило нечто новое, Евангелие распространялось, меняя жизнь людей и общества. Европейцы несли христианскую (как они это понимали) цивилизацию народам, которые ранее были с ней незнакомы. Именно так, верили они, Царство Божье наступит на земле, как на небе. Некоторые идеи богословов Реформации заставляли христиан обращать внимание на этот мир. Так родилась, как ее называли, «пуританская надежда»: мысль о том, что царства этого мира станут Царством Божьим, как о том говорит Откровение 11:15. Георг Фридрих Гендель использовал в своей оратории «Мессия» тексты из Писания, и использовал именно эти слова Апокалипсиса в своем знаменитом хоре «Аллилуйя», торжественно прославлявшем Царство Божье на земле, как на небесах.

И еще важнее не хор сам по себе, а то место, которое он занимает в оратории как целом. Выбор и расположение библейских текстов там не случайны. В оратории три части. Первая посвящена ожиданию Мессии, его рождению и общественному служению; вторая – его смерти и воскресению, а также проповеди Евангелия в мире; третья – воскресению умерших и радости нового творения. Хор «Аллилуйя» прославляет Бога, который ныне воцарился над всем миром, так что царства мира стали его Царством, при этом он помещен не в конце третьей и последней части, но в финале второй части.

Это прекрасно отражает представление о миссии в XVII и XVIII веках (впервые оратория «Мессия» была представлена публике в 1742 году). Сначала благодаря проповеди Евангелия Царство наступает на всей земле, и лишь потом совершается последнее воскресение. Таким образом, целью «миссии» было подчинить все народы Богу-Творцу и его Сыну, Иисусу Мессии. В конце концов, именно о таком замысле Бога говорит Псалом 2. И именно слова этого псалма о победе Бога над всеми врагами стояли непосредственно перед хором «Аллилуйя». Отсюда ясно видно, как эту «миссию» понимали.

Но к концу XVIII столетия общее настроение изменилось. Многие христиане Европы и Америки продолжали вкладывать силы в социальные и культурные реформы. Но было немало других, которые думали, что это лишь отвлекает от «проповеди Евангелия», под которой они понимали «спасение душ для рая». Если бы тексты для «Мессии» подбирали сто лет спустя, в 1840-х, можно думать, что хор «Аллилуйя» оказался бы в самом конце и прославлял бы поклонение Богу на небесах – хотя слова Откровения о том, что ныне все царства мира принадлежат Богу и его Мессии, звучали бы странно, поскольку новое умонастроение заставляло думать, что земные царства не имеют отношения к делу. Разве Иисус не говорил: «Царство мое не от мира сего»? (На самом деле – не говорил. У Иоанна 18:36 он говорит о том, что его царство не из этого мира, но этот текст в неудачном переводе Библии короля Якова миллионы раз цитировали, чтобы показать ненужность любого рода социальной, культурной или политической «миссии».) Новое настроение, новая миссия: теперь христиане стараются извлечь души из этого мира, а не принести Царство Божье в этот мир.

Второе настроение внесло свой вклад в культурное движение, которое само себя называло «Просвещением». Когда многие христиане стремились оставить нынешний мир, предоставив его действовать с помощью своих механизмов и своих стремлений, оптимистическая энергия былой миссии христиан приобрела «секулярный» характер. Мир и общество стали развиваться так, как если бы Бог издали равнодушно смотрел на происходящее или его не было. Когда Бог был изгнан на далекие «небеса», земля могла двигаться в избранном ею направлении, пользуясь своими силами. Такое расщепление мира на две сферы, современную версию древней философии под названием эпикурейство, большинство до сих пор считает нормой. Иными словами, Просвещение стремилось питаться плодами прежней христианской культуры, забыв о ее корнях.

В большинстве западных стран огромное значение придают образованию, медицине и заботе о бедных; этими вещами занималась и Церковь с самого начала своей истории. Остается открытым вопрос о том, может ли мирное и справедливое общество продолжать заботиться о них в мире, из которого изгнан Бог. Разумеется, риторика Просвещения, среди прочего, указывает на то, что многие войны и несправедливости совершались самой Церковью или верующими, утверждавшими, что они творят волю Бога. Это невозможно отрицать. Такое обвинение – повод для стыда и покаяния. Тем не менее социальная забота о людях за пределами круга твоей семьи, веры или страны была в большей или меньшей степени неизвестна Древнему миру, тогда как Церкви она была присуща с самых первых дней. Второе настроение, описанное выше, заставляло отрекаться от этой традиции, в то время как секулярный мир стремился не придавать ей значения.

Искать в истории «периоды» или «движения» – рискованное занятие, но эти два остаются важными. В какой-то степени второе настроение было реакцией на чрезмерный оптимизм первого. А затем, когда в начале XX века появились новые движения «социального Евангелия», участники которых не придавали большого значения стремлению «попасть на небо» и считали, что следовать за Иисусом нужно, помогая бедным и больным здесь и теперь, это также вызвало реакцию. Сегодня многие церкви сложились под действием традиций, связанных с одним из двух этих движений, и за многими спорами на собраниях церковного совета, синодах и подобных встречах стоят эти нерешенные вопросы.

Многие христиане привыкли читать Библию в свете одной из двух этих версий, порой не понимая того, что и сами традиции чтения Писания складывались под влиянием культурных факторов, которые заставляли понимать какие-то вещи определенным образом, искажая их смысл, а другие просто полностью игнорировать. Ни один из нас не свободен от этой проблемы. Но в этой книге я пытался показать, что новозаветное понимание смысла креста, особенно в Евангелиях и у Павла, понимание, заставляющее внимательно отнестись к некоторым темам, которые обычно игнорируют, и соединять такие вещи, которые часто противопоставляются, – такое понимание должно породить скорее движение первого типа, чем второго. Представление о миссии следует серьезно пересмотреть. Конечно, тот старинный оптимизм порождал свои (если говорить мягко) проблемы. Но я верю в то, что мы можем и должны сделать попытку. И на самом деле кто-то уже это делает. Многие современные организации, занимающиеся миссиями, прекрасно понимают, что нужно развивать так называемую «холистическую миссию», не отказываясь от важнейшей задачи личной проповеди Евангелия. Я надеюсь, мой свежий взгляд на то, что совершилось благодаря кресту, поддержит это новое понимание и придаст ему библейскую и богословскую глубину и стабильность.