День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия

Последняя сцена Откровения (главы 21–22) это расшифровывает: новое небо и новая земля становятся Храмом, новым миром, в котором Бог отрет всякую слезу с глаз. В Первом послании к Коринфянам 15 Павел, описывая приход этой новой реальности, пользуется образами мессианской битвы: Иисус, уже победивший грех и смерть, будет царствовать, пока эти и все прочие его враги не будут окончательно уничтожены. В Послании к Римлянам 8 Павел говорит о рождении нового творения из утробы старого, вплетая в эту великую метафору яркую аллюзию на события Исхода, как будто само творение наконец совершит свой «Исход» и освободится от рабства тления и будет участвовать в той свободе, которая наступит, когда прославятся дети Божьи. Вот как выглядит христианская надежда.

Все это составляет цель спасительного деяния Бога, которое он осуществил через Иисуса. Все это – непосредственное осуществление древних надежд Израиля: все произошло «по Писаниям», хотя и было полной неожиданностью. Раньше никто не толковал Писание Израиля подобным образом, но то, что произошло с Иисусом, не оставило иного выбора его последователям. У произошедшего просто не могло быть другого смысла. И все это можно было кратко описать двумя словами: прощение грехов. И речь там шла вовсе не о спасенных душах, покидающих мир пространства, времени и материи ради чего-то лучшего. Речь шла о странном и непредвиденном осуществлении надежды Израиля.

Таким образом, смысл прощения грехов куда больше того, как мы его себе представляем. Это (если воспользоваться модным языком) «космическая» реальность. Когда какой-то человек с ней соприкасается, когда он с радостным облегчением понимает, что прощен, он – понимая это или нет – учится петь одну из партий грандиозной симфонии нового творения. Звучание альта (если такова наша партия) важно. Без него не будет гармонии. Но если ты слышишь только альтовую партию, трудно понять, как звучит эта симфония в целом. Именно с этой проблемой мы сталкиваемся в церквях Запада, где мы мучаемся под гнетом платонизированных представлений о спасении.

Как мы уже немного говорили, одна из главных проблем идеи платонического «бесплотного неба» состоит в том, что она порождает неверное представление о жизни человека до смерти – какой она должна быть как предвосхищение грядущего или даже испытание на пути к нему. Идея неба в сознании публики и даже в умах вполне образованных христиан содержит в себе представление о том, что сюда попадают хорошие люди, а плохим людям уготовано какое-то другое место. Это, конечно, тут же корректируется учением Евангелия: все мы плохие люди, так что, если кто-то попадает в рай, значит, его «плохость» каким-то образом устранили – и в некоторых традициях принято думать, что ему вменили хорошие свойства кого-то еще.

Но такое представление страдает одним великим недостатком: идея о том, что на небеса попадают в результате хорошего поведения, сама по себе ложная. Как уже говорилось, мы внесли платонизм в эсхатологию – в представление о нашем конечном предназначении – и, в соответствии с этим, ввели морализм в антропологию, в понимание того, что есть человек и каким он призван быть. Это окрасило христианскую этику, и я писал в других местах (в частности, в книге «Бог есть. Что дальше?»), что нам надо заменить такие представления библейской идеей призвания человека, который должен носить образ Божий и быть его «царственным священством».

Разумеется, для священства нравственное поведение тоже крайне важно. Однако, как и в случае с прощением, это призвание гораздо шире: человек призван играть активную роль в грядущем Божьем мире и, предвосхищая это будущее, активно заботливо действовать в рамках Божьего творения уже сейчас. И как только мы с этим согласимся, нам придется проделать те же шаги, что и раньше. Мы все не справляемся с этим призванием; Иисус как спасающий Царь и Священник выполнил призвание Израиля; его смерть (как говорится в Откр 5:9–10) искупила нас, так что мы можем стать «царством и священниками», как то и было задумано изначально. И когда это нам станет ясно, мы увидим, что наши представления о конечной цели и призвании человека сегодня и в грядущем решительным образом влияют на наши представления о том, как именно смерть Иисуса спасает человечество и мир от катастрофы. Ведь наша идея «спасения» тесно связана с тем, что мы думаем о его бедственном положении, а это, в свою очередь, тесно связано с тем, что мы думаем о нашем предназначении. Стоит изменить тут что-то одно – придется менять и все остальное.

И в очередной раз нам приходит тут на помощь Книга Деяний. Там нет выражения «царственное священство», но она описывает ту реальность, на которую оно указывает. Деяния рассказывают о том, что происходит с людьми, когда они учатся жить в новом Божьем мире: такие люди поклоняются Богу и свидетельствуют. Первое соответствует теме «священства», второе – «царской» теме. И обе они, как мы сейчас покажем, тесно связаны с надеждами и призванием Израиля. Вот как это начинается:

Итак, собравшись вместе, апостолы задали такой вопрос Иисусу.

«Наставник, – сказали они, – не в это ли время Ты намерен восстановить Царство Израилю?»

«Не вам знать времена и сроки, – ответил Он, – которые Отец установил Своею властью. Но вы примете силу, когда найдет Святой Дух на вас, и затем вы станете Моими свидетелями и в Иерусалиме, и во всей Иудее и Самарии, и до предела земли» (1:6–8).

Тут мы видим одновременно и преемственность миссии Церкви относительно древней надежды Израиля, и то, как изменилась эта надежда. (И все это, разумеется, точно соответствует тому отрывку из Луки 24, о котором речь шла выше.) На что может походить «Царство», «восстановленное Израилю»?