День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия

Заключение: искупление совершилось, революция началась

Теперь, наконец, мы видим, что одна странная деталь Послания к Римлянам 3:24–26 указывает именно на то, что нужно, если принять во внимание ход аргументации Павла с 2:17 до главы 4. Израиль был неверен Божьему призванию дать благословение народам, но проблема падения Израиля решена должным образом с помощью той реальности, на которую изначально указывал День искупления. Через свою верную смерть Мессия странным образом осуществил то, к чему был призван Израиль. Цели Бога завета для Израиля и через Израиль для мира были осуществлены, при этом кровь Иисуса стала кровью нового завета. Иными словами, Иисус как Мессия Израилев есть то место, где и посредством которого цели завета Бога пересекаются с верностью завету Израиля, где они соединяются и выполняют свою изначальную задачу.

И через это истинный Бог удивительным образом открывается миру как средоточие истинного поклонения, которое должно вытеснить идолопоклонство, порождающее грех. Прошлые грехи Израиля, его неверность, которая поставила завет под угрозу, были забыты, а цель завета осуществилась со славою при рождении оправданного народа по всему миру. «Завет призвания» – призвание Израиля быть светом миру – был осуществлен. И потому Бог «встретился» с Израилем в Иисусе. В Иисусе, представителе Израиля, Бог примирился с Израилем, со всем человечеством и со всей вселенной. «Бог примирял с собою мир в Мессии» (2 Кор 5:19). Для Павла Мессия есть уникальное место подлинной встречи Бога Израилева со своим народом. Иисус как царь Израиля несет в себе весь свой народ, так что его верность становится верностью его людей. Он воплощает в себе Бога Израилева, пришедшего спасти свой народ. Замысел Бога о спасении и призвание Израиля соединились в одном человеке, в одном событии. Вот о чем тут говорит Павел.

Таким образом, этот отрывок говорит не о том, что в нем находит большинство из нас (и сам я неверно его понимал, что отражено в моих ранних работах). Павел тут не говорит (выбрав странный окольный путь для своей мысли): «Мы согрешили, Бог наказал Иисуса, мы прощены». Он говорит: «Мы все поклонялись идолам и грешили; Бог обещал Аврааму спасти мир через Израиль; Израиль был неверен своему призванию; но Бог явил себя в верном Мессии, смерть которого стала для нас Исходом из рабства». Без этого более широкого контекста понять Павла невозможно. Если он кажется современным читателям слишком сложным, это наша проблема; в этом случае его сложность по крайней мере отражает сложность Библии, а не бесконечные ответвления теории, в которых возникает нужда на каждом шагу, когда традиции забывают о своей библейской основе. Стоит нам вынуть слова Павла из их еврейского контекста – и в конечном итоге из их еврейского эсхатологического контекста, заменив его платонизированным представлением о «цели», – и мы обязательно придем к моралистическому представлению о призвании человека, а наше понимание средств искупления станет языческим. Это случалось множество раз. Настало время должным образом расставить все эти вещи по местам.

Что же, в свете всего того, что мы разбирали, сказал бы Павел, если бы его спросили, что на самом деле произошло к шести часам вечера первой Страстной пятницы? Что нам об этом говорит текст 3:21–26? Какие выводы из него следуют?

Во-первых, Павел бы сказал, что изначальный замысел Творца, включавший в себя завет, о спасении мира от греха и смерти был осуществлен. Совершился новый Исход как исполнение обетований, данных Богом Аврааму. Во-вторых, он сказал бы, что это совершил сам Бог, в чем проявилась его верность завету (которое можно кратко обозначить словом «любовь», хотя Павел его не произносит до глав 5 и 8), когда смерть верного Мессии соединила в себе призвание Израиля и то, что Бог желал осуществить. В-третьих, в соответствии с темой «Исхода», он бы сказал, что все люди – как иудеи, так и язычники, – теперь сделались свободными: свободными от прошлых грехов, свободными вступить в единую семью завета. Они были свободно «объявлены оправданными», чтобы стать народом, получившим оправдание от Бога, и ожидать последнего дня, не опасаясь, что они будут осуждены (5:9; 8:1; 8:31–39). В-четвертых, Павел видел в этом новом Исходе решение проблемы грехов, которые стали причиной изгнания (точно так же думали все раннехристианские авторы, которых мы разбирали). Тут Песах и День искупления встречаются и сливаются. В-пятых, и это самое главное, Павел думал о Мессии, представителе Израиля, который «предан был за грехи наши», в свете сказанного в 53-й главе Книги Исаии. Когда решена проблема греха, «власти» теряют свою силу, а это, как мы видели, – ключ, который открывает все прочие двери.

Смерть Иисуса, представленную в данном отрывке, нельзя свести к слишком плоской привычной формулировке: «Мы согрешили; Бог наказал Иисуса; наша проблема решена». Нет, история слишком важна, именно Израиль стал тем местом, на которое легла тяжесть греха всего мира, который повторил изгнание Адама и Евы из Эдема на реках вавилонских. История важна потому, что новозаветное спасение – не бегство от мира пространства, времени и материи, но скорее искупление этого мира. Смерть Иисуса стала тем моментом, когда великие ворота человеческой истории, закрытые железной решеткой и заросшие ядовитыми сорняками, с шумом распахнулись, так что замысел Бога о примирении неба и земли стал наконец осуществляться. Мирт наконец заменил крапиву, а кипарис вырос на месте терновника.

Такой подход сохраняет все самое важное, что было в западной традиции толкования. Но он освобождает от языческих представлений о разгневанном Боге, который тиранит этот мир и склонен проливать кровь. Вместо этого Павел предлагает нам – тут и в других своих текстах – еврейское представление о любящем и щедром Боге-Творце, отдающем самого себя за жизнь мира. Разумеется, традиционное богословие много говорит именно об этом. Но контекст для этой наиважнейшей истины часто позволял «услышать» тут нечто иное. Разумеется, это отчасти объясняется окаменением сердец слушателей. Но, я думаю, тут есть и другая причина – то, что толкователи заменили полноценную библейскую историю иным искаженным повествованием. «Мессия умер за грехи наши по Писаниям» и в соответствии с их великим повествованием. Мы не вправе заменять его нашими собственными историями.

Нам, как обычно, следует помнить о том, что Послание к Римлянам – не труд по «систематической теологии», где есть краткое изложение каждой важной богословской темы. Также и в тексте Римлянам 3:24–26 Павел не пытается сказать все, что он мог бы и хотел сказать, об «искуплении». Как и во всех других случаях, когда Павел упоминает о кресте, его слова выполняют ту задачу, которую должны выполнить в своем контексте. В данном случае более широким контекстом является тема верности Бога завету с Авраамом и Израилем. Эта верность, благодаря которой Израиль может исполнить свое призвание и может осуществиться замысел о спасении мира, теперь была явлена в действии. Как только мы откажемся от мысли о том, что в тексте Римлянам 3:21–26 Павел намеревался сказать «все, что можно сказать, о кресте», это будет Исходом для самого этого отрывка. Он обретет свободу говорить то, что намерен сказать, и потому стать важным этапом аргументации всего Послания в целом.