День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия

В любом случае оправдание «в настоящее время» есть предвосхищение того вердикта, который прозвучит в последний день. Этот окончательный вердикт, «осужден» или «оправдан», описан в 2:1–16, и Павел смотрит на это будущее в тексте 8:31–39 – но смотрит, понимая, что «нет теперь никакого осуждения для тех, которые в Мессии Иисусе» (8:1), поскольку Бог уже осудил сам грех (8:3). В Римлянам 3 Павел утверждает, что тот вердикт уже известен «верующим в Того, Кто воздвиг из мертвых Иисуса, Господа нашего» (4:24). В Римлянам 5–8 Павел, среди прочего, объясняет, как вердикт, прозвучавший ныне, соответствует тому вердикту, который провозгласят в будущем (в виде воскресения мертвых, как и в случае с Иисусом). Но сейчас это не наша тема.

Итак, мы уже могли видеть, что текст 3:21–26 говорит о Божьей справедливости завета, явившейся в действии, об исполнении обетования, данного Аврааму, и замысла об Израиле. Мы видели, что это произошло потому, что Иисус, Мессия Израиля, осуществил то призвание, которому Израиль как целое не был верен. Мы видели, что в результате в настоящее время провозглашается «оправдание» для всех верующих и что это связано с темой завета. Теперь нам надо со всей осторожностью заглянуть внутрь и попытаться понять, как, по мнению Павла, свершилось это сложное откровение.

Новая Пасха, новый Исход

Итак, мы видели, сколь важно читать весь наш отрывок в контексте темы завета, которая звучит и в его обрамлении, в главах 2 и 4, и в тех акцентах, о которых мы только что говорили. И потому нас не должно удивлять то, что тема завета стоит в самом центре отрывка. Это прямо связано с тем, что совершил Бог в Иисусе Мессии. И тут мы находим два ключевых слова: apolytrōsis, «искупление», и hilastērion, «место милости», а точнее – «крышка Ковчега завета»:

…Все согрешили и лишены славы Божией – и по благодати Божией даром объявляются оправданными, чтобы быть участниками завета через искупление [apolytrōsis], которое в Мессии Иисусе. Бог сделал Иисуса местом милости [hilastērion], через верность, его кровью (3:23–25a).

Когда Павел говорит, что Божья справедливость завета была явлена «через искупление, которое в Мессии Иисусе», он использует слово apolytrōsis, которое можно использовать, когда кто-то выкупает раба у его владельца: вы даете хозяину деньги, и раб становится свободным. Но это не разносторонняя метафора, как и «место милости» не просто случайная метафора из сферы жертвоприношений, а «оправдание» не просто метафора из мира судопроизводства, которое не имеет отношения к делу.

Для еврейских современников Павла это слово часто использовалось в строго определенном смысле. Израиль был рабом в Египте, Бог победил фараона и египтян и освободил свой народ – это называли apolytrōsis, великим «искуплением», которое стоит в самом центре истории завета Бога с Израилем. Как и многие другие первые христиане, да и сам Иисус, Павел связывал крест с еврейской Пасхой: это была новая Пасха, новый Исход.

Любой человек, побывавший на праздновании Песаха (а у евреев – как древних, так и современных – это в крови), понимает, что Исход был событием с самыми разными элементами. В рассказ о нем можно включить многое: кирпичи без соломы, призвание Моисея, как Бог открывает ему свое имя, казни египетские, сама трапеза в ночь Исхода, смерть первенцев, переход через Чермное море, столп облачный и огненный, ропот народа, прибытие к горе Синай, создание скинии. И каждый такой элемент можно также разделить на отдельные части, так что непосвященный может увидеть в еврейских текстах I века не связанные между собой упоминания о казнях, опресноках, ангелах, дающих Тору, или о священных предметах в скинии. Но на самом деле эти вещи очень даже «связанные». Их связывает большое повествование, которое всем известно, которое так легко приходит на ум в мире I века, хотя, быть может, в нашем мире это не так. И нам не надо слишком глубоко погружаться в эту историю, чтобы понять простую вещь: когда Павел говорит про apolytrōsis, он держит в уме всю картину.

Первоначальный Исход стал моментом исполнения тех обетований, которые Бог дал патриархам (Исх 2:24), и временем установления его завета с народом (19:5; 24:3–8). Когда Иеремия говорил о «новом завете» (31:31–34), он оглядывался на тот момент прошлого, чтобы можно было взирать в будущее на еще более великое избавление, которое Бог однажды осуществит. Первые христиане верили, что это избавление совершилось в Иисусе. Новая Пасха была построена по образу старой. Но теперь это было уже не просто освобождение от гнета человеческой власти. Это уже было освобождение от греха, который и стал причиной порабощения и изгнания. Вот почему, как мы видели, в эпоху Второго Храма возник новый образ Исхода, включающий в себя прощение грехов.

Но освобождение от рабства любого рода – это лишь негативная сторона Исхода. У него есть и позитивная сторона: освобожденный Израиль может поклоняться Богу завета (Исх 3:12, 18; 4:23; 5:1; 8:1, 20, 27; 9:1, 13; 10:3, 7–11, 24–26). Там не говорится о том, почему это нельзя было совершать в Египте, но, вероятно, за этим стоит такая мысль: на той земле, где царят местные египетские божества, поклоняться YHWH – должным образом, по крайней мере, – невозможно. (Нечто подобное можно сказать и о «новом Исходе» Исаии 52: изгнанникам надо покинуть Вавилон и прийти на Сион, куда вернется Слава Божья, чтобы снова обитать с ними.) Когда же народ вышел из Египта и получил Тору как устав завета, этот завет был скреплен кровью жертв, которой окропили людей («кровью завета», как в Исх 24:8). Тогда они стали действительно народом Божьим.

И затем им надо было соорудить скинию, то место, где Бог будет встречаться со своим народом, где можно прославлять завет как своеобразную форму брака (эта идея встречается у многих пророков; Иер 2:2 тут лишь одна из возможных ссылок среди многих). Событие завета (освобождение от египетского рабства) должно было повлечь за собой встречу завета (YHWH встречается с Израилем, и они вместе празднуют это). Если мы свяжем это событие с этой встречей, как они связаны в повествовании, объясняющем, как Бог хранит верность завету, мы будем вправе сказать, что за всем тут стоит история Исхода и, в свою очередь, что трудные и перенасыщенные смыслом утверждения Павла можно толковать в этом свете.

Крышка Ковчега и место встречи

Особым местом встречи в самой святой части скинии был Ковчег завета. Это был ящик из древесины акации, покрытый золотом, содержащий скрижали с Торой, документом завета (Исх 25:10–16). Если же говорить точнее, то местом встречи была крышка Ковчега, kappōreth (25:10–22). Именно здесь, как говорится в конце Книги Исход, являлась Слава Божья в виде облака, чтобы встретиться с народом (40:20–21, 34–35). Что именно понималось под этим термином, остается предметом споров. Раньше толкователи считали, что речь идет о «покрытии». Но недавно исследователи поставили это под вопрос, связав это слово с еврейским глаголом kippēr со значением «очищать». Этот kappōreth был местом очищения, которое позволяло Богу встретиться с народом без опасности для последнего; кровь жертв за грех использовалась как ритуальное очищающее средство, делавшее святилище чистым. Забота о том, чтобы место обитания Божьей Славы содержалось в чистоте, как о том говорится в Книге Исхода 40, было важно не только для сохранения отношений завета между Богом и Израилем, но и для всего мироустройства, поскольку тут небо соединялось с землей. Вот куда стремилась прийти вся история Исхода – к созданию нерушимой связи между Богом и его народом, к символическому воссозданию Эдемского сада, где небо и земля с легкостью взаимодействуют между собой. Это событие вело к встрече; завет Бога с Авраамом повлек за собой установление завета между Богом и большой семьей Авраама. Именно такая логика отражена в Римлянам 3.

Еврейское слово kappōreth в переводах Писания на греческий звучало как hilastērion. Это ставит перед переводчиками Библии великую проблему. Трудно сказать, что Бог сделал Иисуса «крышкой» или хотя бы «покрытием». Вот почему в некоторых английских переводах появилось выражение mercy seat, «седалище милости», хотя крышка Ковчега вовсе не седалище в современном смысле слова, разве что за исключением выражений вроде «сердце – седалище эмоций» (возможно, поэтому Тиндейл перевел это как «седалище милости» – как то место, откуда исходит милость, где ее нужно искать). Строго говоря, «крышка» Ковчега сама по себе была не местом «милости», но местом и «встречи», и «очищения». Тут Бог встречался со своим народом, а чтобы встреча была возможной, священник очищал святилище от оскверняющего действия прошлых грехов Израиля, окропляя его кровью жертв.

В мире современного западного читателя Павла не существует подобных легкодоступных категорий, но если мы пытаемся понять его мысль, нам нужно войти в его мир, где подобные вещи были второй природой, а не тащить его насильно в наш мир (возможно, подхватывая по дороге какие-либо средневековые смыслы). Он только что, в 3:23, сказал, что грех лишает людей славы Божьей, что перекликается с более развернутым высказыванием о том, что люди отвернулись от Славы Божьей, в 1:21–23. Павел говорит таким языком, каким говорят о культе, этот язык связан с поклонением, а конкретнее – с поклонением иудейским. С этого началось падение человечества, которое стало поклоняться идолам; в тексте 3:24–26 Павел дает ответ на эту проблему. Не удивительно, что тут мы видим сочетание Песаха и Дня искупления, а главное место в его утверждении о том, что Божья верность завету была явлена в смерти Мессии Израиля, занимает hilastērion. Но тут, похоже, содержится как больше того, что бросается в глаза, так и меньше того.

Во-первых, я сказал «меньше того» потому, что контекст сам по себе ничего не говорит о наказании, о котором так часто думают толкователи данного отрывка. Как мы уже видели, убийство жертвенных животных в Древнем Израиле не было важнейшей частью жертвоприношения. Их убивали не на алтаре (важное отличие от многих языческих ритуалов). Животному перерезали горло, и это было просто прелюдией к выпусканию крови, символизирующей его жизнь, которая потом использовалась как важнейшее средство для очищения верующих, а также святого места с его утварью. Это позволяло Богу встретиться со своим народом так, чтобы это не обернулось катастрофой. И такая встреча происходила именно на kappōreth, на этом месте очищения. Тут речь не идет о наказании. Ни «покрытие», как это понимали ранее, но «очищение» новых исследователей не несут в себе такого смысла.

В Книге Левит есть только одно место, где исповеданные грехи возлагают на голову животного – «козла отпущения», – причем именно в этом случае его не приносят в жертву. Он ведь стал нечистым и потому непригодным для жертвоприношения. Его изгоняют в пустыню. Хотя позднейшая традиция указывает на то, что человек, изгоняющий козла в пустыню, затем его убивает, столкнув с обрыва (вероятно, чтобы он не вернулся назад и не осквернил народ или святилище снова), это убийство, даже если предположить, что так оно и совершалось, было связано с символическим устранением греха, а не с тем, что козел нес наказание вместо народа.