День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия

Таким образом, этот отрывок говорит о том, что «изгнание» закончилось – потому что «проклятие» пало на самого Мессию, уникального представителя Израиля, и потому потеряло свою силу. Если вспомнить традиционный язык, то речь тут идет, несомненно, о «наказании» (трудно придумать худшее наказание, чем то проклятие, о котором говорит Второзаконие), причем оно, несомненно, «заместительное» (смерть про́клятого Мессии означает, что другие теперь свободны от клятвы). Но «заместительное наказание» такого рода не имеет никакого отношения к тому нарративу, с которым обычно связывают эту теорию. Тот нарратив говорит, что Павел, приводя загадочные цитаты из Писания, хотел в виде иносказания представить такую мысль: «Мы согрешили, Бог наказал Иисуса, и теперь у нас снова все в порядке». Тот нарратив говорит, что Израиль в Книге Второзакония – просто пример ситуации, когда перед людьми встала нравственная задача, они с ней не справились и нуждаются в спасении. Это отражает только лишь стремление втиснуть в этот отрывок идею «договора дел» – но это полностью искажает смысл каждого слова. Этот отрывок говорит о «завете призвания», причем о конкретном призвании Израиля, семени Авраамова, который должен принести благословение всему миру. Действие проклятия закончилось, теперь все народы могут получить благословение, а сами евреи (к ним относится «мы» в конце стиха) могут получить знак возобновления завета, залог полного «наследия», а именно – Духа.

Таким образом, строки Послания к Галатам 3:1–14 говорят о том, что крест отменил «проклятие изгнания», о котором говорило Второзаконие. Как показывает данный отрывок, это произошло в силу того, что Мессия, представитель Израиля, мог должным образом его заместить. Тут я снова пользуюсь традиционным языком на тот случай, если суть дела неясна, но еще важнее другое: то, что данный отрывок, где смерть Иисуса решает проблему «изгнания», прямо связан с более широкой темой нового Исхода в 4:1–11. Об этом же говорит краткая формулировка в 1:4: Мессия «дал Себя за грехи наши» (что соответствует 3:10–14), «чтобы избавить нас от настоящего лукавого века» (что соответствует 4:1–11). Две эти вещи тесно связаны, одна есть средство для другой.

Цель же тут, если мы откажемся от версий, пропитанных платонизмом, – это исполнение обетования Аврааму о всемирном наследии (см. Рим 4:13) для всей его единой семьи. И проблема тут – не общая проблема греха или смерти, к которой грех приводит. Проблема состоит в том, что Бог дал обетование не только Аврааму, но и через Авраама всему миру, а когда на народ, который носит это обетование, падает проклятие Второзакония (и сама эта книга говорит, что это неизбежно произойдет), то для всего мира обетование не может исполниться. И тут есть средства решения проблемы: Иисус, Мессия Израиля, берет на себя проклятие, чтобы устранить последствия греха и завершить «изгнание» и тем самым раз и навсегда сокрушить силы «настоящего лукавого века». Когда грехи прощены, эти «силы» лишаются своей силы. Стоит нам только увидеть стоящую за этим логику библейского повествования, то есть во всей полноте понять смысл фразы «Мессия умер за грехи наши по Писаниям» – и этот сложный, как многие думают, отрывок станет связным и гармоничным.

Павел уже кратко сформулировал все это в главе 2 – это, быть может, самое известное высказывание о кресте. Длинное автобиографическое начало (оно занимает значительную часть глав 1 и 2, это история самого Павла, где подчеркиваются те моменты, которые имеют отношение к ситуации в Галатии) достигает своей кульминации в сцене в Антиохии, где Павел упрекает Петра за то, что последний своим поведением разрушает единство Церкви. Петр, побоявшийся произвести дурное впечатление на пришедших из Иерусалима, которые увидели, что он ест вместе с верующими в Мессию, но необрезанными неевреями, отделился от христиан из язычников. Можно думать, что в результате верующие из евреев сидели за одним столом (или, быть может, в своей комнате), а верующие неевреи ели где-то еще. Поскольку христиане Запада лишь совсем недавно задумались о том, насколько важно единство Церкви, в этом отрывке видели иное содержание, быть может, понимая его как трактат о механизме спасения. Но Павел постоянно подчеркивает то, что у Мессии есть лишь одна семья, а не две, и что если мы это отрицаем, то мы отрицаем само Евангелие, как бы говоря, что Мессии не нужно было умирать на кресте.

Чтобы это подчеркнуть, Павел использует самого себя как пример того, что происходит с человеком, который оказался «в Мессии». Он не описывает «свой опыт» как нечто особое или как образец «духовного опыта», которому должны подражать другие. Он рассказывает о себе, еврее, поверившем в Иисуса как Мессию Израиля, чтобы дать понять Петру и другим возможным слушателям, а также галатам, которым читают вслух это Послание, одну важнейшую вещь: что смерть и воскресение Мессии упразднили все прежние разделения между людьми как свойство «настоящего лукавого века» и создали новую идентичность, в которой все прежние формы идентичности потеряли смысл:

Через Закон я умер для Закона, чтобы жить для Бога. Я распят с Мессией. Я, тем не менее, живу – но это уже не я, это Мессия живет во мне. А что я теперь живу во плоти, то живу в верности Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня (2:19–20).

Стоит обратить внимание на то, как яркий конец стиха 20, где отрывок достигает кульминации, перекликается с первой фразой Послания к Галатам 1:4: Мессия «дал Себя за грехи наши». И не стоит упускать из виду то, что идет дальше: если можно приобщиться к народу Божьему просто через соблюдение иудейского Закона – о чем косвенно говорило и поведение Петра, и желание галатов совершить обрезание, – значит, Мессии не нужно было умирать (2:21). Павел разворачивает свои аргументы, начиная с ключевых мессианских событий. Если Иисус воскрес, значит, он действительно Божий Мессия (Рим 1:3–4); но если он действительно был и остается Божьим Мессией, значит, его смерть – не просто постыдная трагедия, но спасительная победа, а точнее – самая полная и окончательная спасительная победа. И если с этой смертью завершилось изгнание, тогда прощение грехов стало новой реальностью, пропитывающей всю вселенную, а древние силы порабощения были сокрушены раз и навсегда во время «нового Исхода» – и тогда важно с благодарностью жить в этом новом мире, а не цепляться за старый, где все еще царствуют грех и смерть, а иудеи не сидят за одним столом с язычниками.

Тут мы видим, в частности, как тесно в уме Павла смерть Мессии была связана с главной целью Послания, где он хотел объяснить, что неевреи входят в семью, обещанную Аврааму, не проходя через обрезание. Тут стоит отметить три главных пункта. Во-первых, произошло событие, через которое Бог объявил, что «настоящий лукавый век» закончился и настает «век грядущий», так что силы «настоящего лукавого века» – те самые силы, что раньше держали людей в плену, – уже не вправе их угнетать. Новый Исход означает, что всем рабам теперь предложена свобода.

Во-вторых, эта цель была достигнута с помощью такого средства, как «прощение грехов». Если, как говорит Павел в 2:15, иудеи (или еврейские верующие в Мессию) отказываются принять язычников на том основании, что те «из язычников грешники», то их отказ лишен оснований в силу того, что Мессия «дал Себя за грехи наши». И тот, кто «в Мессии», иудей или нет, уже не может называться «грешником», так что нельзя на этом основании отказываться принять его в семью верующих.

В-третьих, еврей (а сам Павел изначально был благочестивым и ревностным евреем, о чем он говорит в 1:13–14), признавший Иисуса Мессией Израиля и ставший членом семьи Мессии, тем самым провозглашал, что «Сын Божий возлюбил меня и предал себя за меня» – и потому также обретал радикально новую идентичность, окончательную идентичность Израиля, идентичность мессианскую: «это уже не я, это Мессия живет во мне». Таким образом, распятие Мессии, который представляет Израиль и призван осуществить Божий замысел о семье Авраама, в каждом пункте тесно связано с созданием единой семьи завета, семьи народа Божьего, чьи грехи уже прощены, людей, которые уже наслаждаются жизнью «грядущего века».

Такова главная аргументация Послания к Галатам. Но это еще не все. Интерпретаторы прошлого, которые думали, что Павел тут борется с так называемым «легализмом» или с попытками заслужить праведность через добрые дела, никогда не знали, что делать с главой 5, где Павел как бы оборачивается к слушателям и призывает их прекратить драки и споры и вести себя достойно. Не призыв ли это к добрым делам, в конце концов? Однако каждый шаг таких толкователей открывает, насколько они далеки от понимания слов Павла. Но стоит нам увидеть, как Павел понимал крест, и все сразу делается ясным. Тут можно выделить две основные вещи.

Во-первых, новый Исход свершился, а потому вы живете в дарованном Духом «грядущем веке» и должны, конечно же, вести себя соответственно. «Дела плоти» принадлежат к «настоящему лукавому веку», так что их следует оставить. Нравственное усилие, вдохновленное Духом, никак не связано с «делами Закона», о которых говорилось выше. (Такая проблема возникает лишь в том случае, когда подобные «дела», упраздненные благой вестью, понимаются в рамках привычных морализаторских представлений о призвании человека и соответствующих представлений о спасении в стиле «договора дел».) То нравственное усилие, о котором говорит Павел, самым тесным образом связано с тем, как люди вступают в семью Мессии. Быть в этой семье означает быть сораспятым с Иисусом (2:19–20): «Те, которые принадлежат Мессии… распяли плоть со страстями и похотями» (5:24). Святость, вдохновленная благой вестью, – обязательное свойство распятых и воскресших людей Мессии. Мир был распят для них, а они для мира. Крест сделал их частью нового творения. Вот что случается, когда мы оставляем позади «договор дел» и как люди нового Исхода держимся за библейский «завет призвания».

Во-вторых, как и в Послании к Галатам 1:4, этот новый Исход, победа над силами тьмы и «настоящего лукавого века» была достигнута потому, что Мессия «дал себя за грехи наши». Эти силы зла держали в рабстве всех людей, а потому и весь мир, а силу им придавали идолопоклонство и грех, потому что все люди в целом, и в частности Израиль (о чем, как понимал Павел, говорило Писание), передали этим силам ту власть, которая должна была принадлежать человеку. Поэтому смерть Мессии «за грехи» под властью Закона, под проклятие которого он попадал, была необходимым средством для осуществления такой победы. Эти два шага – новый Исход как победа Бога и смерть Мессии за грехи как средство для достижения этой победы – стоят за всей аргументацией Послания.

Мы видим, как смысл креста, представленный в резком кратком Послании, обращенном к небольшой группе людей, живших на юге центральной части нынешней Турции почти две тысячи лет назад, может пересекать барьеры времени и пространства и ставить перед церквями сегодня не менее актуальные и даже революционные задачи. Нам так легко поверить в то, что этнические различия определяют, кто принадлежит к братству Мессии. Нам слишком легко поверить, что, поскольку для нас важна вера, а не дела, благодать, а не закон, мы можем не обращать внимания на радикальные нравственные требования Евангелия. Слова Павла о кресте не оставляют нам выбора. Единство и святость и сопутствующие этим двум вещам страдания укоренены в смерти Мессии. Если мы не придаем им значения, мы как бы говорим, что Мессии не нужно было умирать. Это бы значило, что «настоящий лукавый век» все еще правит вселенной, что язычники пока еще живут под гнетом «властей». Это бы значило, что Бог еще не открыл себя во всей полноте – не явил свою любовь (о чем говорится в 2:20). Это было бы отрицанием Евангелия.