День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия

11. Павел и крест (за исключением Послания к Римлянам)

Когда люди задаются вопросом о смысле креста и пытаются найти на него ответ в Новом Завете, они обычно обращаются к Павлу. И Павел действительно может им многое дать – кто-то может сказать, что может дать слишком много. Вряд ли у него найдется хоть одна страница, где не шла бы речь о смерти Иисуса. Бегло пролистав его Послания, можно найти множество разных образов на эту тему: Мессия как пасхальный агнец, как жертва за грех, как подпавший под проклятие, как тот, кто «возлюбил меня и отдал себя за меня», как тот, кто «стал грехом ради нас», как тот, кто «будучи богат, обнищал ради нас», как славный победитель, сокрушивший «начала и власти», как «умилостивление» (если это правильный перевод слова hilastērion в Рим 3:25) и многое другое. Лучше бы он, со вздохом говорим мы, сказал что-то одно и притом четко. Или уж повторил бы несколько раз, но всегда говоря одинаково.

Конечно, мы можем навести у Павла порядок – разумеется, наш порядок. Слишком часто с ним именно так и поступают. Мы можем придерживаться единственной схемы – часто, хотя не обязательно, для этого используется схема заместительного наказания, пользующаяся любовью тех, кому нравится идея «договора дел». Так, буквально на днях я получил большое электронное письмо от незнакомого человека, который строил все богословское здание на основании одной лишь идеи «вменения» (наш грех «вменяется» Иисусу, а его праведность «вменяется» нам). Он постоянно ссылался на ученых мужей XIX и начала XX века и упоминал одного-двух современных сторонников этого подхода. Такая схема может объяснить почти все, как и речи политиков, где все факты, невыгодные для партии, либо искажаются, либо просто игнорируются. Так, во всем, что говорится о жертвоприношении (как часто думают), можно увидеть слова о «заместительном наказании», поскольку якобы животное убивают за грехи молящихся. Победа над силами зла – это образные слова о том, что мы освободились от власти наших грехов, а потому не понесем наказания за них. И так далее. Но, подобно разумным слушателям на политическом митинге, внимательные читатели Павла могут сделать вывод, что за такой схемой стоит лишь одна история, и эта история, даже если она содержит великую истину, искажается, если ее рассматривать независимо от всех других историй, к которым она принадлежит и в контексте которых обретает свой подлинный смысл.

В этой главе я, разумеется, не стану разбирать каждое упоминание о кресте у Павла – их десятки. Только для этого понадобилась бы отдельная книга. А разбор разных интерпретаций этих отрывков занял бы, как минимум, еще один том. Вместо этого мы рассмотрим некоторые важнейшие места, которые позволят нам увидеть, что Павел – подобно Иисусу или евангелистам – говорил о двух вещах, рассматривая их с разных точек зрения и в самых разных контекстах. Две эти вещи образуют более масштабную картину раннехристианских представлений.

Во-первых, Павел понимал цель искупления так же, как ее понимали другие первые христиане. Спасение нужно людям не для обитания на «небесах» (Павел никогда не говорил о такой цели) и даже не для того, чтобы «всегда пребывать с Богом» (хотя это важная вещь, не в ней суть дела), но для нового творения. Люди призваны осуществлять роль царей и священников и в нынешнем мире, и в мире грядущем. На нынешний мир должен обрушиться великий гнев; те, кто принадлежит Иисусу, будут от него спасены для нового творения, которое должно родиться (Рим 5:9; 1 Фес 1:10).

Во-вторых, существуют средства для достижения такой цели: это смерть Иисуса, ставшая победой над властью греха и смерти. Иисус, Мессия Израиля, одержал эту победу, умерев «за грехи»: Иисус как представитель Израиля и всего мира во всей полноте принял на себя божественное осуждение греха, так что те, кто «в нем», могут от этого избавиться.

Думаю, эти два положения абсолютно надежны. И попытка понять Павла, как и в любом другом случае, обернется неудачей, если мы будем иметь в виду расхожую «цель» («избежать ада» или «попасть на небо»), а не ту, о которой думал Павел: что в «завете призвания» люди, обретшие спасение в Иисусе Мессии, освободившись от гнета сил тьмы, которые ранее мешали им, станут активными участниками дела нового творения здесь и сейчас. Для Павла смерть Иисуса сильно повлияла на прошлое, но люди, которые поняли это и которые славят ее как совершенное откровение Божьей любви, преображаются в силу этого понимания: эти обновленные люди стремятся жить в святости и единстве, они готовы терпеть страдания и осуществлять свою миссию. Такова самая суть призвания Церкви и в I веке, и сегодня.

Мы начнем с тех знаменитых формулировок Павла, которые соединяют большое повествование в одной «карманной» версии. Мы уже не раз обращались к 1 Кор 15:3, указывая на то, что этот лозунг в контексте I века звучал совсем не так, как его обычно понимают сегодня: «Мессия умер за грехи наши по Писаниям». Чтобы понять эту фразу, надо сначала вспомнить библейское повествование о «грехах» Израиля, из-за которых народ обетования, призванный участвовать в осуществлении замыслов Творца обо всем творении, отправился в долгое изгнание, продолжавшееся, как о том говорили пророки, до I века. Более широкий контекст 1 Коринфянам 15 показывает, что смерть Мессии на кресте «за грехи наши по Писаниям» стала началом Царства после первой решительной победы над злом, которая должна будет завершиться воскресением. И такая же логика стоит за другими краткими формулировками, которые Павел приводит как часть своей более широкой аргументации. Можно вспомнить о Первом послании к Фессалоникийцам 5:10 («Он умер за нас, чтобы мы, бодрствуем ли, или спим, жили вместе с Ним») или Римлянам 14:8–9 («Живем ли – для Господа живем, умираем ли – для Господа умираем. И потому, живем ли или умираем – мы Господни. Ибо для того Мессия умер и вернулся к жизни, чтобы стать Ему Господом и над мертвыми, и над живыми»). Иногда эта мысль входит в сложные аргументы: «Вот и гибнет от твоего знания немощный брат, за которого умер Мессия» (1 Кор 8:11). Павел не сомневается в том, что все адресаты его Посланий верят в Мессию, умершего «за них», это просто неотъемлемая часть веры христиан.

Есть у него и другие краткие формулировки, где он немного развертывает эту мысль. В начале Посланий он нередко дает ключи к пониманию всего того, что будет после; это в полной мере относится и к Посланию к Галатам. Мессия, наш Господь, говорит Павел, «дал Себя за грехи наши, чтобы избавить нас от настоящего лукавого века по воле Бога и Отца нашего» (1:4). Если использовать язык библейского повествования, к которому Павел постоянно обращается в этом Послании, можно сказать, что новая Пасха (освобождение от гнета злых сил) совершается через окончание изгнания («за грехи наши»), и все это стало исполнением изначального божественного замысла («по воле Бога»).

Скоро мы перейдем к Посланию к Галатам, но прежде вспомним о том, что точно таким же образом Павел не раз говорит о смерти Иисуса в начале Первого послания к Коринфянам. При этом он нигде не объясняет, почему или каким образом крест Мессии получил свою великую силу, но принимает это как данность и включает эту мысль в мощь своей риторики:

Ибо слово о кресте для погибающих есть безумие, для нас же, спасаемых, есть сила Божия… Иудеи требуют знамений, и эллины ищут мудрости, мы же проповедуем Мессию распятого, для иудеев соблазн, а для язычников безумие, для самих же призванных, как иудеев, так и эллинов, Мессия есть Божия сила и Божия премудрость, потому что безумие Божие мудрее людей, и немощь Божия сильнее людей (1:18, 22–25).

Именно это есть основа той победы креста над силами этого мира, о которой идет речь в следующей главе, без чего эта победа осталась бы загадочным и необъяснимым событием:

А о мудрости мы говорим между совершенными, не о мудрости века сего и властителей века сего, – тех властителей, с которыми уже покончено. Но мы говорим о премудрости Божией в тайне, премудрости сокровенной, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей.

Никто из властителей века сего той премудрости не познал: ибо, если бы познали, то не распяли бы Господа славы (2:6–8).

За этими словами стоит такая идея, хотя Павел ее и не раскрывает: распятие Иисуса из Назарета каким-то образом лишило силы «властителей» мира. Это, вероятно, перекликается со второй частью Послания к Галатам 1:4 («чтобы избавить нас от настоящего лукавого века») и, несомненно, предвосхищает переполненную смыслом фразу в Послании к Колоссянам 2:15 («Бог, обезоружив начала и власти, выставил их напоказ, восторжествовав над ними [в Иисусе]»). Важно отметить одну особенность всех этих кратких формулировок: Павел уверен, что его адресаты об этом уже знают, эти утверждения уже выкристаллизовались в более ранней традиции и, вероятно, он или его соработники раскрывали их смысл перед новообращенными.

В частности, можно уверенно сказать, что Павлу не нужно было подыскивать в памяти подходящие места из Библии, которую он читал всю жизнь, или искать в своем уме, погруженном в тогдашнюю культуру, подходящие образы, метафоры или модели, которыми можно было бы время от времени пользоваться. Несомненно, ему был знаком нееврейский смысл смерти «за» других или «за» что-то; несомненно и то, что он осознавал, сколь опасно говорить такие вещи, которые в восприятии слушателя могут породить образ далекого, капризного или злобного бога, жаждущего крови, хотящего кого-то убить и выбравшего в конечном итоге невинную жертву. Это не мешало ему повторять, что «Мессия умер за грехи наши» и что это произошло «по Писаниям», и поскольку мы уже достаточно много говорили о значении этих слов и о том, что из них следует, тут мы не будем этого делать. Но для Павла это было крайне важно.

Жизненную важность такого библейского контекста Павел постоянно подчеркивал, говоря, что это была смерть именно Мессии Израиля. Исследователи последних двух столетий мало занимались темой мессианства у Павла, а это значит, что важнейшая его особенность ускользнула от их внимания. Этому сопутствует другой недостаток: исследователи не обращают внимания на то, насколько мышление Павла окрашено иудаизмом и Библией, тем, что для него значит вся эта большая история Адама и Авраама, Моисея, монархии и продолжительного изгнания. Конечно, для современного западного человека эти вещи, этот «шум за сценой», почти никак не связаны с главной (по нашему пониманию, если мы верим в «договор дел») задачей, а только лишь от нее отвлекают. Если мы думаем, что наказание за наши грехи понес на себе невинный, а потому нам «вменяется» успешное исполнение «дел закона», нам не нужны ни библейское богословие завета, ни то повествование, в контексте которого люди из мира Павла говорили о кресте. Если мы не видим, что для Павла Иисус – Мессия Израиля, мы никогда не сможем постичь, как сам Павел понимал его смерть. Но стоит нам это усвоить – и все те детали, которые, казалось бы, плохо совмещаются одна с другой, сразу займут свои места в новой и цельной картине – и смогут вдохновлять и мучить нас даже сегодня, поскольку выводы из сказанного Павлом (в отличие от того, как слишком часто понимала его слова Церковь) грандиозны и необъятны. Это поистине революционное богословие. Проводя свои разнообразнейшие метафоры, Павел не хотел сказать лишь то, что Иисус умер за наши грехи. Он показывал, что библейская история нашла свое головокружительное разрешение, в результате чего появился новый мир, где люди, которые уловили смысл креста, приступают к решению множества совершенно новых задач.