День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия

Стоит нам понять, что четыре Евангелия рассказывают не только историю о том, как на землю пришло Царство Божье, но и о том, как злые силы собрались и предельно сконцентрировались, чтобы Мессия мог их сокрушить в битве, мы понимаем, что об этом говорят не только четверо евангелистов (и Павел, в чем нам скоро предстоит убедиться), но и Деяния апостолов. В 4-й главе Петра с Иоанном тащат туда, где, из-за исцеления хромого и последующей проповеди об Иисусе, собрались высокопоставленные священники и старейшины. Властители читают апостолам нотации и велят им более не говорить во имя Иисуса, что, разумеется, нисколько не пугает Петра с Иоанном. Они возвращаются к своим, рассказывают о случившемся, а затем все вместе молятся, вспоминая слова Псалма 2:

Почему разъярились язычники
и народы замыслили праздное?
Предстали цари земные,
и начальники собрались вместе
против Господа и против Помазанника Его (4:25–26, с цитатой из Пс 2:1–2).

Далее в псалме говорится о том, что Бог поставил своего Мессию, который будет судить весь мир и призовет всех властителей к ответу, – это хорошо известный отрывок, о котором размышляли другие еврейские группы того времени. Тут молящиеся явно держат в уме весь псалом, который приобретает специфическое значение. Зло – олицетворенное Иродом и Пилатом – собралось воедино, как о том говорит псалом, а в ответ Бог воздвигает своего истинного царя, который дарует справедливость всему миру. И это произойдет, среди прочего, через удивительные исцеления с помощью силы имени Иисуса:

И теперь, Господи, взгляни на угрозы их и дай рабам Твоим со всяким дерзновением говорить слово Твое, простирая руку Твою так, чтобы были исцеления, знамения и чудеса именем Святого Отрока Твоего Иисуса (4:29–30).

О том же самом – о том, как зло объединяется, а затем терпит поражение – ясно говорит и одна яркая параллель между словами сатаны, искушающего Иисуса у Матфея 4 и Луки 4, и насмешками толпы в момент распятия: «Если Ты Сын Божий…» (Мф 27:40; 4:3, 6; Лк 4:3, 9). Евангелисты, несомненно, хотели, чтобы мы, читая о распятии, поняли, что тот тихий шепот искусителя теперь превратился в громкие голоса издевающихся священников и зевак. Иисус уже говорил о победе над «сильным», которая позволяет ему разграбить его дом – вероятно, он имел в виду начальную победу в схватке с сатаной, которая позволила ему изгонять бесов, когда он после этого вышел на проповедь (Мф 12:29). И теперь настал новый решительный момент этой битвы. «Теперь ваше время, – говорит Иисус вооруженным людям, пришедшим его арестовать, – и власть тьмы» (Лк 22:53).

С этим прямо связано заявление сатаны о том, что ему дана вся власть над царствами этого мира, которое косвенно звучит у Матфея 4:9 и прямо у Луки 4:6, после чего у Матфея 28:18 Иисус открыто заявляет, что всякая власть на небе и на земле была дана ему. Что-то произошло, в результате чего сатана был низвергнут, а Иисус занял его место. Евангелисты хотели рассказать нам, как это случилось.

Любопытно, что у Иоанна мы не найдем ни одной истории изгнания злых духов – как не найдем и многих других вещей, важных для остальных евангелистов: скажем, крещения Иисуса (хотя Иоанн Креститель в четвертом Евангелии вспоминает о том, как Дух сошел на Иисуса) или Тайной Вечери (где Иисус моет ноги ученикам, но ничего не говорится о хлебе и чаше). Но, как отмечали многие комментаторы, смысл крещения и Тайной Вечери Иоанн рассеял по всему Евангелию, так что можно думать, что и смысл актов экзорцизма присутствует в его повествовании, чтобы потом эта тема зазвучала с новой силой в момент распятия. С главы 12 по главу 19 это становится все более и более явным: «князь мира сего» (другое наименование дьявола из Лк 4:6) изгоняется вон, так что теперь люди из любого народа могут прийти к Иисусу (12:31–32). Но далее становится понятным, что «князь мира сего» – более сложная фигура, чем мы могли бы себе представить. Когда Иисус готовится покинуть иерусалимскую горницу, он знает, что «князь мира сего идет», чтобы схватить его (14:30). Сатана входит в Иуду (13:2), делая его обвинителем в чистом виде – тем, благодаря кому прозвучит самое отвратительное обвинение во всей истории человечества, обвинение против Иисуса. И в результате действий Иуды силы империи поднимутся на Иисуса, так что в главах 18–19 карты будут раскрыты. Это часть внутренней динамики рассказа Иоанна.

Затем Иисус уверяет своих последователей в том, что Дух, которого он пошлет, поможет им не только сопротивляться давлению, с которым они столкнутся, но и даст им возможность призвать мир к ответу (16:8–11). Но так называемая Прощальная беседа (главы 13–17) много говорит о предстоящей схватке и потому также о ее смысле. Иисус (как я показал в прошлой главе), желая объяснить ученикам, как он понимает смысл надвигающейся смерти, устроил трапезу, Иоанн же передает свою интерпретацию этого события через беседу за той же трапезой. И когда наконец собираются вооруженные люди и поспешно тащат Иисуса в дом первосвященника, а затем к Понтию Пилату, читатели Иоанна уже понимают, хотя бы в общих чертах, значение происходящего.

И те события – не просто «повествовательный фон» для смерти, смысл которой определяет абстрактная схема, созданная где-то еще – в Посланиях Павла в I веке или в трудах позднейших христианских богословов. Для Иоанна сама эта история и есть ее «смысл», потому что тут представлена самая суть смерти Иисуса: именно в тот момент, когда достигает кульминации история творения благого мира, где тьма не может угасить свет, Иисус сталкивается с «князем мира сего» в лице Понтия Пилата. Свет сияет во тьме, и тьма не в силах угасить его – хотя какое-то время кажется, что ей это удалось сделать. Иоанн позволяет своему повествованию развертываться, вплетая туда самые разные темы, а читатель понимает, что смерть Иисуса – победа, о которой говорилось в главе 12, но также и победа любви начала главы 13. «Больше той любви никто не имеет, как кто душу свою положит за друзей своих» (15:13), и именно это, как показывает Иоанн, используя множество намеков, рассыпанных по его повествованию, Иисус и совершает. Победа и любовь, обе растущие из самой истории Иоанна, – вот как этот евангелист понимает смысл креста.

Во всех четырех Евангелиях Пасха, конечно же, становится кульминацией повествования. Я уже говорил о том, что сам Иисус избрал этот нагруженный значениями момент, чтобы сделать то, что он намеревался. Иоанн говорит об этом откровеннее других евангелистов, когда отождествляет Иисуса с пасхальным агнцем (1:29, 36; 19:36). Но тут мы видим переход от Пасхи, когда была одержана победа, к Пасхе прощения грехов: агнец «уносит грех мира» (1:29). Как во вступительной части у Матфея, когда ангел предлагает назвать младенца «Иисусом» («YHWH спасает»), потому что, как он объясняет, «он спасет народ свой от грехов их», так и у Иоанна тема «долгожданного окончания изгнания», соединенная, как это всегда и бывает, с темой «долгожданного возвращения YHWH», входит в более широкую тему истинной Пасхи. Так евангелисты, сплетая темы, которые соединил сам Иисус, каждый в своем стиле, рассказывают о великой победе над силами зла, одержанной через избавление от греха.

Такое же сочетание тем – когда великая победа над силами мрака достигается через преодоление греха, а потому становится окончанием изгнания – мы видим в Евангелиях там, где Иисус называет себя «сыном человеческим». Мы не можем тут подробно говорить о смысле этого выражения, вызывающего споры. Оно указывает – нередко прямо, а порой косвенно – на сценарий Книги Даниила 7. Там из моря выходят четыре чудовища, и это достигает кульминации, когда у четвертого и последнего из них вырастает «маленький рог»; тут сцена меняется: мы оказываемся перед престолом Бога, где вершится суд и «некто подобный сыну человеческому» предстает перед Древним Днями и садится рядом с ним, чтобы судить. И этому персонажу даны были «власть, честь и царство, и все народы, племена и народности ему покорились» (7:14). «Рог» умолкает, чудовища осуждены, и начинается Царство Божье, причем оно вступило в силу через того, кто имеет вид человека.

Флавий говорит, что в I веке евреи восстали против римлян из-за одного пророчества; вероятнее всего, он имеет в виду Книгу Даниила. Во второй главе Даниила есть мессианское пророчество о «камне», который разбивает идолопоклонническую статую и становится великой горой. В Книге Даниила 9 мы находим пророчество о продолжающемся изгнании, в конце которого «отторгнут будет Помазанник» (стих 26), хотя в это время «забыта была непокорность, заглажен грех и искуплена вина» (стих 24). Стоит соединить это с главой 7 Даниила, и мы получим именно такую составную картину, которую предлагают нам все евангелисты. Иисус есть истинный Мессия, который, воцарившись, ниспровергнет всех властителей этого мира. И это станет, если использовать другие слова, новым Исходом, хотя и окрашенным яркими красками мифологической метафоры. И это станет возможным из-за избавления от греха, что, как мы не раз говорили, равноценно окончанию изгнания и возвращению YHWH.

На основании всего сказанного выше мы уже можем понять, что все четверо евангелистов представляют смысл смерти Иисуса через большую картину своих повествований, в котором Иисус начинает с возвещения Царства и идет на крест, где над головой его повесят табличку с надписью «Царь Иудейский». Все они, каждый в своем стиле, сознательно связывают Царство и крест. Лука тем или иным образом несколько раз говорит о том, что через Иисуса Бог освободит Израиль, хотя и не совсем так, как люди того времени ожидали или как они бы хотели. И, как я говорил, эта всеобъемлющая тема победы, вслед за которой наступает Царство, связана с вторичной, но также крайне важной темой прощения грехов, что постоянно подчеркивал сам Иисус и что неизбежно вызывало споры в его аудитории.