Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов)

В 1939 г. в Тяньцзине началась работа по организации района III-го (Шанхайского) Отдела Союза мушкетеров. Из-за наводнения 1939 г. работа затянулась и только к концу 1940 г. Тяньцзин-Пекинский район Союза мушкетеров, возглавляемый мушкетерским лейтенантом Б. Новоселовым (одним из «раскольников» Харбинского отдела союза 1936–1937 гг.), начал действовать [Мушкетер, 1942, № 14, с. 5, 6]. Численность мушкетеров в Тяньцзине не известна, но вряд ли она превышала два десятка человек. Небольшие группы мушкетеров существовали в Пекине и Циндао.

Русское Гимнастическое Общество «Сокол» в Тяньцзине возглавляли полковники Д. М. Михайлов и Коршунов.

Для объединения отдельных групп русской молодежи с лета 1938 г. стала осуществляться аналогичная харбинской практика организации совместных летних лагерей. В работе первого совместного лагеря приняли участие члены Тяньцзинской дружины русских скаутов-разведчиков, Общества «Русский Сокол» и казачата [Вестник Отдела НОРСР, с. 36].

Выход на первый план в жизни русских общин Северного Китая просеменовских и прояпонских кругов и мероприятия, ими проводимые, привели к отъезду в Шанхай некоторых представителей военных организаций и руководителей организаций, в свое время ориентировавшихся на РОВС. Например, Тяньцзин оставили полковники Веденяпин и Бендерский. В начале 1940-х гг. в Шанхай выехали многие из скаутских руководителей.

Генералу Вержбицкому было запрещено покидать Тяньцзин. Здесь он и скончался в конце 1942 г. Другие из бывших эмигрантских «оппозиционеров» японскому диктату, как, например, генералы Эглау и Косьмин, активно включились в работу Антикоммунистического комитета. Генерал Косьмин одно время возглавлял культурно-воспитательный отдел ЦАК [HIA. Serebrenikov Papers, box 18, f. 18.4] и неоднократно выступал со статьями, призывавшими эмиграцию объединяться, на страницах газеты «Возрождение Азии». Тем не менее, в конце 1930-х гг. Косьмин перебрался в Шанхай.

Захватив в 1937 г. китайскую часть Шанхая, японцы стали предпринимать усилия по «легальному» укреплению своих позиций на территории Международного сеттльмента и Французской концессии. Поскольку надеяться на действенную помощь со стороны проживавших на иностранных концессиях китайцев, несмотря на активно пропагандировавшийся паназиатский лозунг «Азия для азиатов», японцы не могли, они сделали ставку на русских эмигрантов. По опыту Маньчжоу-го и Северного Китая японцы предложили своеобразное покровительство русской колонии в обмен на лояльность и поддержку.

В марте 1938 г. японцами было создано Управление по делам русских эмигрантов, проживавших в районе Хонькью (Ханькоу). В июне в районе Вэйсайд, оказавшемся под контролем японцев, было организовано Русское эмигрантское объединение, возглавляемое членом Казачьего Союза М. Н. Третьяковым. При Генеральном консульстве Японии в Шанхае начал действовать Отдел по русским делам. Руководил отделом специалист по России Мацусита Минору [Ван, 2008, с. 254]. Наконец, в августе 1938 г. «для защиты интересов российских эмигрантов, проживающих в охраняемых японскими властями районах Янцзыпу, Бродвей, Вэйсайд и Хонькью», было учреждено Совещание по делам российских эмигрантов, формально подчиненное председателю русской колонии в Шанхае. Возглавил Совещание полковник Н. К. Сережников[686]. Канцелярия учреждения разместилась на Янцзыпу-род [Шаронова, 2015, с. 128].

В своей деятельности японцы традиционно делали ставку на тех представителей военной эмиграции, кто готов был с ними сотрудничать. Дело в том, что в Шанхае, в отличие от Маньчжоу-го и Северного Китая, позиции традиционных японских союзников — семеновцев и фашистов — были достаточно слабы. Фигура атамана Семенова в Шанхае была крайне непопулярна, а фашисты были малочисленны и не едины. Помимо сторонников Родзаевского в Шанхае имелись сторонники А. А. Вонсяцкого, лидера т. н. Всероссийской Национал-Революционной партии (ВНРП). Дальневосточный центр ВНРП возглавлял полковник К. А. Стеклов[687], одновременно председатель Союза Шаньдунцев, весьма критично настроенный к харбинским фашистам. Дальневосточный центр имел свой печатный орган — еженедельную газету «Русский Авангард», издававшуюся до 1940 г. К тому же Дальневосточный центр располагал своими молодежным и женским отделами [Русский Авангард, 1938, № 21]. Вероятно, организационное ядро центра составляли члены Союза Шаньдунцев.

С приходом японцев заметно выросло число связанных с японской разведкой русских эмигрантов, в задачи которых входило выявление среди эмигрантов агентов иностранных разведок и обеспечение процесса консолидации эмигрантской колонии[688]. Например, на японскую разведку работал один из известных русских авантюристов Шанхая — сотник Е. М. Кожевников (Хованс) [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 36 629, л. 21]. После начала Тихоокеанской войны все русские, занимавшие крупные должности в бывших английской и французской полиции, должны были сотрудничать с японскими спецслужбами. Среди них были поручик А. А. Прокопьев, бывший инспектор политического отдела английской полиции [Там же, д. 48 750, л. 50, 60], ротмистр Емельянов и подполковник Цепушелов, бывшие сотрудники политического отдела французской полиции, мичман М. К. Делимарский [Там же, д. 46 301, л. 32, 34], и др.

Стремясь поставить под контроль всю русскую колонию, японцы начали давление на Русский эмигрантский комитет с целью подчинить его своему влиянию. РЭК еще в марте 1938 г. из-за конфликта между К. Э. Мецлером и Н. Ю. Фоминым вышел из объединения с Национальным Комитетом Русской эмиграции, оставаясь наиболее авторитетной эмигрантской организацией, представляющей интересы русской колонии перед властями. Мецлер, не желая подчиняться японцам, но учитывая их растущее влияние, был вынужден лавировать. Ряд других эмигрантских организаций в 1939 г. в ответ на требование японских властей зарегистрироваться в Управлении по делам русских эмигрантов прекратили свое существование. В частности, закрылись СОРО и Национальный Комитет. Однако Благотворительный отдел Национального Комитета продолжил свою работу и в 1940 г. перешел в ведение РЭК [Шаронова, 2015, с. 115]. Также в РЭК зарегистрировалась Русская Национальная община.

Предпринимаемые японскими властями усилия не имели надлежащего эффекта. Достаточно негативное отношение в русской среде к японцам не только не изменилось, но даже усилилось. На выборах в Муниципальный совет Международного сеттльмента летом 1940 г. японский кандидат не получил поддержки со стороны русских и потерпел поражение. Вскоре стали усиленно муссироваться слухи о предполагаемой замене РЭК новой общеэмигрантской организацией, которую возглавит не Мецлер. В качестве руководителя новой структуры прочили генерала Глебова, но после его отказа возникла фигура генерал-майора И. Е. Цюманенко[689], вице-председателя Русского клуба на Вэйсайде. Говорили, что Мецлер крещенный еврей, жидомасон и не имеет права руководить русской «белой» эмиграцией. В японских кругах Шанхая отношение к Мецлеру было неоднозначным. Как отмечает Ван Чжичэн, японское Генеральное консульство и Экономический отдел Мантэцу (ЮМЖД) настаивали на сохранении РЭК под председательством Мецлера, а контрразведка японской армии и Отдел по русским делам выступали за создание новой организации без Мецлера [Ван, 2008, с. 258]. В августе 1940 г. Карл Эдуардович был убит неизвестным лицом, преступление осталось нераскрытым.

После гибели Мецлера новым председателем РЭК стал Н. А. Иванов, возглавлявший в свое время Комитет защиты прав и интересов русских в Шанхае (1926–1932), а позднее работавший в РЭК. При новом руководстве в деятельности РЭК заметно усилились антисоветские настроения, что особенно ярко проявилось в связи с начавшейся советско-германской войной. 1 августа 1941 г. заседание РЭК обратилось к русским эмигрантам с воззванием, где указывалось, что «русские эмигранты не должны забывать ни на минуту, что главными отличительными признаками принадлежности их к членам русской эмигрантской колонии являются: полное отрицательное отношение к советской власти, неприемлемость какого-либо общения с лицами, исповедующими коммунистические тенденции, и отказ от какой-либо работы или сотрудничества со всеми теми, кто являются служащими, агентами или сочувствующими советскому правительству». Свое отношение к советско-германской войне РЭК выразил так: «Пока война ведется от имени СССР, а не от имени России, пока борьба ведется под неприемлемыми для православных русских эмблемами, а не под сенью Святого Креста и национальных наших знамен — до тех пор какая бы то ни была помощь со стороны эмиграции является преступлением против святой Руси и великого народа нашего». РЭК призывал эмиграцию направить все силы исключительно к одной цели: «всеми доступными в ее распоряжении средствами способствовать скорейшему возвращению России на ее исторический путь и возрождению ее во всем былом величии и славе» [Шаронова, 2015, с. 131, 132].

«Оборонцы», количество которых в Шанхае было значительным, не поддержали воззвания РЭК и численность состоявших на его учете лиц стала сокращаться. В сентябре 1941 г. руководство Эмигрантского комитета объявило о перерегистрации всех российских эмигрантов, проживавших в Шанхае и в его окрестностях. В день начала перерегистрации, 15 сентября, Н. А. Иванов был застрелен неизвестным. Обычно заказчиками убийства Иванова считаются японцы, но позволим себе предположить, что организаторами этой акции могли быть и китайские патриоты, имевшие связи с советской разведкой.

Погибшего Иванова на посту председателя РЭК сменил полковник Сережников, обычно позиционируемый в литературе как прояпонский деятель и даже агент японской разведки. Больше половины нового состава Правления РЭК являлись офицерами — генералы В. Д. Косьмин и И. Е. Цюманенко, полковник В. Д. Кочнев, капитаны М. Г. Яковкин и А. И. Вольский [Там же, с. 134]. Несколько позднее членом Правления стал полковник Веденяпин.

Новое Правление предприняло в период с сентября по ноябрь 1941 г. перерегистрацию эмигрантов, в которой приняло участие 15 430 человек, из более чем 20-тысячного русского населения Шанхая. При этом возросло количество лиц, подавших документы на переход в советское подданство. В условиях роста патриотизма в эмигрантской среде Эмигрантский комитет явно проигрывал Клубу советских граждан в борьбе за души эмигрантов. Советский Союз, пользуясь положением невоюющей стороны, развернул активную патриотическую пропаганду в эмигрантской среде. Не очень удачная работа РЭК заставила японские власти сменить в руководстве комитетом малопопулярного Сережникова[690] на генерала Глебова, авторитет которого в широких эмигрантских кругах оставался достаточно высоким [Там же, с. 144, 145]. Глебов стал председателем РЭК в декабре 1942 г., но по состоянию здоровья не мог выполнять свои обязанности в полной мере и в 1944 г. оставил эту должность в пользу войскового старшины Бологова.

Что собой представляла русская военная эмиграция Шанхая конца 1930-х — начала 40-х гг.?

К концу 1930-х гг. активность военной эмиграции в Шанхае существенно снизилась. Такие ранее крупные объединения, как РОВС и КИАФ, существовали скорее формально. Прежнее острое противостояние между организациями ушло в прошлое. Более того, после признания в феврале 1939 г. председателем РОВС генерал-лейтенантом А. П. Архангельским Главой Российского Императорского Дома в. кн. Владимира Кирилловича Обще-Воинский Союз вошел в общее объединение эмиграции. С приказом Архангельского члены Шанхайского отделения РОВС были ознакомлены в марте 1939 г. [MRC, box 3, f. Переписка начальника Дальневосточного отдела РОВС]. Казалось бы, наконец, после стольких лет внутреннего противоборства было достигнуто объединение всей военной эмиграции, но объединение это было чисто символическим. К этому времени военная эмиграция утратила значение ядра антибольшевистского сопротивления, военные организации превратились в ветеранские объединения, не имевшие самостоятельных возможностей осуществлять пропагандистскую и боевую работу в СССР. В руководстве многими военными организациями находились глубокие старики.