Кощеевич и война

* * *

Шли дни, похожие один на другой: темнота, горькие зелья, перевязки, редкие разговоры с Огнеславой. Но, если бы не они, Яромир, наверное, сошёл бы с ума…

Потом вернулся Вьюжка, и всё постепенно пошло на лад. Симаргл не отходил от раненого друга, а целительница хоть и ворчала, но не выгоняла крылатого пса из палатки и даже позволяла ему зализывать раны. Наверное, понимала, что его присутствие лечит. Однажды даже сказала:

— Повезло тебе!

Ровно в тот миг, когда Яромир мысленно клял судьбу-злодейку и думал, уж не сглазил ли его кто.

Но потом Огнеслава сняла повязку с его правого глаза, и Яромир увидел её веснушчатое лицо.

— Ты такая красивая! — только и смог выдохнуть он. — Я вижу. Слава богам!

— И слава мне. А ещё твоему симарглу. По крайней мере, один глаз у тебя остался.

— А что со вторым?

Яромир был готов к любому ответу. Одноглазый воин — всё равно воин.

— Скоро узнаем. Но надежда есть, и немалая. — Огнеслава улыбнулась. Это была очень усталая и вымученная, но всё же улыбка.

Вьюжка поставил лапы ему на грудь и завилял хвостом.

«Держись, Яр. Ты помог мне, когда я был ещё щенком, вылечил мои крылья. Теперь я помогу тебе, чем смогу. Ты, главное, не вставай раньше времени».

Ох, это было непросто… Как только Яромир почувствовал себя лучше, в нём проснулась кипучая энергия. Лежать в постели стало невыносимо. Однажды ночью он всё-таки выскользнул из палатки, чтобы вдохнуть свежего, без запахов снадобий и трав, воздуха, а ещё — чтобы увидеть звёзды. Почему-то это казалось очень важным.

Вьюжка, конечно, возмущался: мол, куда тебя понесло, дуралей? Хватал зубами за рубаху, пытаясь затащить обратно. А когда не вышло, сбегал за Огнеславой, и та наорала на Яромира:

— Сейчас как врежу, и не посмотрю, что больной! А ну марш в кровать!

— Ух, какая ты грозная. Нрав — чистый огонь!

На него кричали, а в ответ почему-то хотелось улыбаться.

Яромир всё-таки вернулся в лазарет, а наутро получил выволочку ещё и от Радмилы:

— Нельзя быть таким безответственным, Мир. Ты прям как дитё малое.

Что тут скажешь? Оставалось только оправдываться:

— Тошно мне, когда другие с лютым врагом бьются, а я нежусь в постели. Хочу сражаться бок о бок с вами!

— Хватит ещё на твою долю сражений. Да и у нас пока затишье. Кощеевич силится, пыжится, а выбить нас из форта не может. Держим оборону. — Радмила пригладила его волосы, как в детстве. — Отдыхай, братец.

— А где Радосвет? Он в форте?

— Нет, в Светелграде. Мне удалось убедить его остаться в столице и довериться нам. Я решила не говорить ему, что ты ранен.

— Это правильно, — просиял Яромир. — У него и без того хватает поводов для беспокойства. И как только тебе удалось убедить его не рваться на передовую?

— О, я была очень настойчивой. Подумала: коли наша матушка Лада из самого царя Ратибора умудрялась верёвки вить, неужто я хуже? — В глазах Радмилы мелькнула хитринка. — Сперва мы с Радосветом даже поругались, он сказал, что видеть меня больше не желает. Но ты же знаешь, он хоть и вспыльчив, но отходчив, а благо Дивьего царства ставит превыше личного.

— И что ты ему сказала? — Яромир приподнялся на локте, не в силах сдержать любопытство, но сестра взяла его за плечи и мягко, но настойчиво уложила обратно на подушки.

— Сказала: выбирай! Хочешь воевать — воюй, но сперва женись и подари Диви наследника. А коли не желаешь жениться, так не смей собою рисковать.

— Так я ему то же самое говорил, — проворчал Яромир. — Почему у тебя вышло, а у меня нет?

— Наверное, ты его мало пристыдил и недостаточно напугал, — усмехнулась сестра. — Я же действовала хитрее. Описала, что будет с Дивьим царством, ежели он помрёт, да так сгустила краски, что он сначала разгневался и ногами затопал, потом впал в печаль и два дня ни с кем не разговаривал, а затем уж смирился.

— Я так не умею… — вздохнул Яромир.

— У тебя много других достоинств. Вот выздоровеешь — ещё покажешь себя. Только дай мне слово, что отныне будешь слушаться целителей.

Яромир упрямо мотнул головой, но возражения застряли в горле, когда Радмила едко добавила:

— А не то всё Радосвету скажу, и он сюда примчится. Царский приказ ты нарушить не осмелишься, но, может, не будем до этого доводить?

Пришлось Яромиру всё-таки дать слово. А давши — держать.

На заре следующего дня его разбудили голоса. Яромир приоткрыл один глаз и увидел возле стола с зельями Веледара — не узнать воеводу даже в полумраке было бы сложно: он почти упирался макушкой в потолок палатки. Других таких в дивьем войске не водилось. Над Веледаром даже подшучивали: совсем чуть-чуть до богатыря не дотянул. Рост, косая сажень в плечах — всё при нём. И силой боги наградили, но всё ж таки не такой, какую в легендах воспевают.

И вот этого здоровяка Огнеслава шёпотом отчитывала:

— Ну чего опять пришёл? Говорила же: не дам я тебе никого. Раненые они. И своего не добьешься, и ребят хороших сгубишь.

— Да, ты талдычишь одно и то же, а время идёт. Когда я уже получу своих воинов обратно? — напирал воевода, скрипя зубами. — Столько возможностей для вылазки упустили!

— У тебя добрых воинов — полон форт.

— А мне нужны эти! Стрелы скоро закончатся, чем обороняться будем? Склянками твоими со стены швыряться? Или, может, сама в атаку пойдёшь, а?

Он нависал над Огнеславой, словно валун над обрывом — вот-вот сорвётся и загрохочет, сметая всё на своём пути, — но та держалась с таким достоинством, что казалось, будто бы это она смотрит на Веледара сверху вниз.

— Ты, воевода, с больной головы на здоровую не перекладывай! Я не учу тебя воевать, а ты не учи меня лечить.

— Мало тебя, видать, за косу в детстве таскали, коли не отучили старшим перечить.

Огнеслава вспыхнула и ядовито процедила сквозь зубы:

— Я хотя бы атаку упырей не проспала.

Воевода дёрнулся, словно от пощёчины. Даже в полутьме было видно, как побагровело его лицо. Яромир аж испугался, как бы тот Огнеславу не прибил за такую дерзость, и уже хотел было вмешаться, как вдруг услышал своё имя.

— Вот рыжая бестия! Ты ей слово, она тебе — десять… Ну хоть братушку Яромира отпусти. У него вона все руки-ноги на месте. — Веледар с превеликим трудом сумел проглотить обиду. А целительница, похоже, не понимала, что ходит по краю.

— Обойдёшься! — фыркнула она, сплетая на груди руки, — Взгляни правде в глаза, воевода: ну какой из него сейчас воин? Хорошо, если не окривеет совсем.

— Подумаешь! Вон дядька Милорад тоже кривой, а каков орёл! И ведь это ты его выходила, умница наша, — Веледар улыбнулся и шагнул ближе, будто собирался обнять целительницу. Похоже, понял, что угрозами своего не добьётся, и решил попробовать лестью.

— Вот и бери дядьку Милорада. — Огнеслава шумно втянула носом воздух, и её палец обвиняюще упёрся в грудь воеводы. — Неужто с самого утра уже выпил?

— Эй! Это ещё вчерашнее не выветрилось!

Яромир тихонько усмехнулся. Надо же, она всё-таки заставила Веледара оправдываться. И между прочим, на том не успокоилась.

— Так, ну-ка в глаза мне посмотри. Сколько дней не спал, признавайся? Четыре?

— Два!

— Не верю. Не нравишься ты мне, воевода. Дай-ка взгляну на тебя повнимательнее.

Она протянула руку, и Веледар отпрянул от неё как от огня. В сердцах сплюнул:

— Вам только позволь — вусмерть залечите.

Натянул на уши шапку и торопливо вышел из шатра.

А Огнеслава, вдруг заметив, что Яромир очнулся и улыбается, напустилась и на него тоже:

— Чего лыбишься?!

— Тебе волю дай — ты и Лютогора одним взглядом приструнишь, — усмехнулся он и тут же, охнув, схватился за помятые ребра.

— Разумеется. Если Лютогор не будет соблюдать мои предписания.

Ох и хитрый у неё взгляд! Как у лисы. Недаром Огнеслава и статью, и мастью в лисичку-сестричку пошла: коса рыжая, глаза ореховые, умные, а острый нос — весь в веснушках. Яромир понял, что уже некоторое время беззастенчиво любуется девицей. Вроде и неприлично так пялиться, а взгляд отвести нет сил.

Он попытался сгладить неловкость очередной шуткой:

— Эх, жаль, не тебя царь воеводой над нами поставил! Глядишь, уже бы победили.

— Много будешь зубоскалить — зубов недосчитаешься, — огрызнулась Огнеслава.

Не поймёшь, разозлилась или тоже смущается? Но на что бы тут злиться?

Он поднял руки в примирительном жесте:

— Эй-эй, я думал, твоё дело лечить, а не калечить!

— Ради тебя сделаю исключение.

Она всё-таки злилась. И в этот момент была до невозможности красивой. Яромир сам не понял, как ему на язык прыгнули слова, которых он прежде не говорил ни одной девице:

— Лучше выходи за меня! Авось подобреешь.

Вместо ответа Огнеслава швырнула в него полотенцем.

— Ненавижу такие шуточки!

И вылетела из палатки.

Яромир не успел сказать ей, что вообще-то не шутил.