Кощеевич и война

* * *

В назначенную ночь всё прошло как по маслу. Ворота распахнулись перед навьим войском, и вскоре во дворе послышались яростные крики, мечи зазвенели о мечи, в воздух поднялись тучи стрел, а от полыхающих шатров стало светло, как днём. Зазевавшихся и обескураженных противников топтали конями, морозили заклятиями. К веселью присоединились даже некоторые упыри — то ли Марена всё-таки позволила им вмешаться, то ли кровососы ошалели от близости лёгкой добычи.

Дивьего воеводу Энхэ подхватил в седло, словно куль с мукой, и вывез из боя. Лис приказал сохранить тому жизнь. Хотелось потолковать с предателем, прежде чем тот окончательно обезумеет от своего дурмана.

— Отходим! — Во всеобщем гвалте Лис расслышал голос Северницы, а потом увидел её саму и послал воздушный поцелуй, за который был награждён гневным взглядом.

Тут же, будто чирей на носу, откуда-то выскочил её брат и заорал:

— Кощеевич здесь! Целься!

— Ну и зачем так кричать? — пробормотал Лис себе под нос. — Что мне сделают твои стрелы?

А внутри что-то ёкнуло: а вдруг сделают? Да, он бессмертный. Но без волшебного венца даже в кощеевом панцире чувствовал себя голым. Ещё и болтался в нём, словно язык в колоколе, — отцовская броня была Лису велика, и это не добавляло уверенности.

На всякий случай он развернул коня, мысленно уговаривая себя: это не трусость, просто осторожность. Вон царь Радосвет тоже на передовую не спешит, значит, и мне не надо. Май сколько раз наказывал не лезть на рожон? Вот то-то… По правде говоря, от этих мыслей самому было тошно, но, когда Яромир рыкнул: «Пли!» — и новая туча стрел устремилась туда, где Лис только что стоял, он был уже за стеной форта и вдобавок надёжно укрыт заклятием отвода глаз.

— Зайчишка-трусишка! — раздался смех из темноты.

Лис узнал голос и завертел головой:

— Рена?

Смерть и не подумала явиться. Зато над фортом раскинула крылья Птица-война. Только теперь она была размером уже с целого Горыныча. Видать, подпиталась ненавистью, вот её и распёрло. Глядишь, скоро всё небо собой закроет.

Одного взгляда на эту тварь хватило, чтобы у Лиса закружилась голова и он свалился с коня.

— Княжич! — бросился к нему Оджин. — Ты ранен?

Лис помотал головой. Перед глазами всё плыло, а слова и звуки битвы доносились глухо, будто через толщу воды.

— Заклятием ударило? Эй? Скажи, что делать!

Хотел бы он знать. Всё нутро вдруг скрутило, Лис закашлялся, и его вывернуло на снег.

— Отравился ненавистью, — поцокала языком Смерть, склонившись над ним. Наконец-то эта негодяйка соизволила появиться. — С твоим отцом тоже такое было. А знаешь почему? Потому что меня не слушался. Перестань сопротивляться, и мы станем друзьями, как прежде.

— Не знал, что вы с Кощеем ссорились. — Тяжело дыша, Лис вытер губы. На перчатке осталась кровь. — По правде говоря, я думал, что мы помирились, когда ты вернула мне голос.

— Ты забыл кое-что важное.

— Что же?

— Извиниться за то, что украл у меня своего друга. — Марена сплела руки на груди и вздёрнула нос.

Лис в очередной раз подивился: как же так? Вроде древнее создание, а ведёт себя как обычная девчонка. Прежде это казалось ему милым, а сейчас вдруг стало пугающим. Кто знает, на что способно обиженное божество. Быть может, и правда стоит решить дело миром? Извинения — это всего лишь слова. Их можно сказать, даже когда не чувствуешь за собой вины. Подумаешь, ещё одна ложь…

Но был ещё один вопрос, который волновал его гораздо больше:

— А что решил отец? Подчинился тебе?

— Как же иначе? — хмыкнула Смерть. — Я ведь старше, мудрее и могущественнее.

— Тогда я не подчинюсь!

Откуда взялись силы перечить? Лис и сам не понимал. Но твёрдо знал одно: он ни за что не станет повторять судьбу Кощея. Эта яростная мысль оказалась сильнее любого здравого смысла, сильнее страха. Даже сильнее Смерти.

— Как знаешь… — процедила Марена сквозь зубы. — Только увидишь — всё равно выйдет по-моему. Друг твой улетел, ни тебе, ни мне не достался. А без меня ты победы не дождёшься.

— Подумаешь! Я и без упырей смогу победить!

Лис чувствовал, будто на плечи давит каменная плита, его скрючило под тяжестью этого груза. Перед глазами колыхалось алое марево. А может, это полыхал форт на Коловершьей горке? Брёвна трещали и шатались, в воздух то и дело выстреливали снопы искр. Кто-то отчаянно кричал:

— Уходим! Уходим!

— Назад, огнепёска вас дери!

Частокол начал заваливаться, но Марена щёлкнула пальцами, и всё замерло. Время встало. Вокруг стало серо и безжизненно, словно мир присыпало пеплом и затянуло паутиной. Лис уже знал, что это Изнанка. Та сторона. В этом мире Смерть обладала истинным лицом, при взгляде на которое кровь стыла в жилах.

— Тебя сейчас пришибёт. И этого твоего, — кивнула она на Оджина, — тоже. Хочешь его спасти?

— Сама говорила, что это против правил, — пожал плечами Лис. — Если его нить обрывается здесь, я не должен мешать.

— До чего же ты упрямый! — Марена топнула ногой. — А что ты скажешь, если дивьи больше не будут умирать? Я их отпущу. Не навсегда, конечно. Лишь до той поры, пока Дивь не победит Навь.

— Ты не сделаешь этого! — ахнул Лис. — Так нечестно!

— Так давай помиримся. Ну что ты? Поплакать вздумал? Не плачь. Иди ко мне, дай обниму. — Голос Смерти звучал ласково и маняще, но Лис больше не верил ей. Кощей делал точно так же: давил, угрожал, а когда выходило, как он хочет, улыбался: «Молодец, хороший мальчик». А потом всё повторялось.

— Да иди ты к чёрту! — Лис не ведал, кто таков этот «чёрт», но его порой в сердцах поминала мать. Словечко из Дивнозёрья показалось ему более обидным, чем привычные навьи ругательства. А значит, более подходящим.

В тот же миг время продолжило бег, и горящая стена с грохотом обрушилась на него.