Когда наступает рассвет

1

Красочные афиши на заборах оповещали о благотворительном вечере в городском клубе, как теперь стали называть Благородное собрание. Концерт ожидался большой, интересный, и в этот вечер чиновники и все, кто причислял себя к городской знати, устремились в клуб.

Струнный оркестр, в котором подвизались главным образом приказчики, перед началом концерта бойко наигрывал польки и вальсы. Здание клуба было ярко освещено. Гардеробщик Потапыч с поклоном встречал гостей и внимательно следил, чтобы в клуб невзначай не проскочили безбилетные посетители и мальчишки.

Почетную публику привлекал, может быть, не столько сам концерт. Перед началом концерта ожидалось выступление протопопа Потопова, который будет говорить об организации общества по обновлению жизни коми. Весь сбор предназначался в пользу нового общества. Никто не знал, что это будет за общество, толковали о нем вкривь и вкось, и это подогревало общее любопытство. Ожидалось, что на вечере будет присутствовать сам председатель уездной управы.

Латкин на концерт явился с небольшим опозданием. Так было приличнее в его положении председателя управы. Но была и другая причина его опоздания. Днем вместе с пригласительным билетом ему вручили надушенную записочку. Мария Васильевна Суворова бисерным почерком сообщала, что дамы города с нетерпением будут ждать господина председателя и было бы замечательно, если б он, отложив служебные дела, посмотрел новую постановку — водевиль Чехова «Медведь». В посткриптуме сообщалось, что роль молодой вдовы исполняет сама Мария Васильевна.

Жизнь соломенного вдовца, которую вел Латкин, живя вдали от жены, не изобиловала радостями. К тому же Латкину нравилась молодая приятная купчиха. Сам Суворов находился в отъезде, не то в Устюге, не то в Вятке. И, собираясь на концерт, Латкин больше обычного уделил внимание своему туалету.

Наверху уже прозвенел звонок, когда он появился в дверях клуба.

— Здравствуй, Потапыч! — сказал он старому гардеробщику. — Не опоздал?

— Вовремя изволили явиться, Степан Осипович! — поклонился Потапыч и бережно принял его новенькое пальто с каракулевым воротником.

Латкин осмотрелся перед большим зеркалом и, расчесывая хохолок на голове, спросил:

— Народу много?

— Ежели по одежде смотреть — подходяще, — кивнув головой на гардероб, сообщил Потапыч и, хотя поблизости, кроме них, никого не было, добавил таинственно, вполголоса: — Вас там ждут, Степан Осипович! Уже интересовались…

Гардеробщик не сказал, о ком речь, но Латкину этого и не требовалось. Сунув старику керенку, он чуть отступил и окинул взглядом свое изображение в зеркале.

Мужчина в черном фраке, еще очень даже не старый. Правда, начинают заметно редеть волосы. Но если умело причесаться, и этот изъян можно скрыть. Но вот уши!.. Тут как ни хитри, ничем не поможешь. Какие есть, с такими и будешь щеголять весь век. «Плебейские уши, — недовольно поморщился Латкин. — Оттопыренные в разные стороны лопухи».

— А как с буфетом сегодня? Открыт? — поинтересовался он у гардеробщика.

— Работает, да только там нет того, чего надо бы. Усох наш буфет, совсем усох.

— Разве не подвезли? Я распорядился обеспечить всем необходимым. Такое большое, важное собрание и — без буфета?

— Не могу знать, Степан Осипович, не могу знать. Буфетчик что-то скучный ходил, не похвалялся… Не забудьте отметиться в журнале, — напомнил гардеробщик, подавая журнал посетителей клуба.

Латкин пробежал глазами по странице, на которой были свежие подписи: чиновники из казначейства, служащие управы, судебный пристав, почтовики, учителя гимназии, лесной доверенный.

— А отец Яков? Ага, вот и его подпись. Так, так. — Латкин взял ручку, размашисто подписался. Подписью он остался доволен: председатель управы— это кое-что значит!

— Отлично, — сказал он, еще раз взглянул на себя в зеркало и легкой походкой направился к лестнице на второй этаж.

По пути он заглянул в бильярдную. Там, у стола, покрытого зеленым сукном, развлекались дербеневские приказчики. Увидев председателя управы, они разом поклонились ему и выкрикнули, точно по команде, одновременно и бойко:

— Здрасьте, господин Латкин! Добрый вечер!

— Вечер добрый! — отозвался Латкин, остановившись. — Шары гоняете?

— Да-с! Оркестр отдыхает, вот и решили позабавиться немного. Ежели желаете, можем уступить. Пожалуйста-с!

«Мошенники! Привыкли извиваться», — пренебрежительно подумал Латкин. Он бросил в урну папиросу и направился дальше. Навстречу ему шел дежурный распорядитель, видимо уже осведомленный о появлении председателя управы.

— Господин Латкин! — воскликнул он. — Давно ждем, без вас не начинали…

Сравнительно небольшой зал, украшенный китайскими фонариками, бумажными флажками и искусственными цветами, был переполнен. В публике нетерпеливо перешептывались, приглушенно покашливали. Дамы шуршали платьями, обмахивались веерами, приглядывались друг к другу, кто и как одет. От них сильно пахло духами и пудрой. Главу города и уезда дамы встретили улыбками. Он им отвечал тем же, кланяясь на ходу, прошел в первый ряд и сел в отведенное для него кресло. Лесной доверенный Космортов, оказавшийся его соседом, протянул руку. Но перекинуться приветствиями они уже не успели: перед занавесом появился отец Яков. Он привычно откашлялся и окинул взглядом зал.

Латкин искал глазами Марию Васильевну, но ее нигде не было.

Протопоп, еще моложавый, держался с достоинством, говорил приятным низким голосом, и только жирная перхоть, густо усеявшая ворот и плечи шелковой рясы, портила впечатление. Впрочем, это могли заметить лишь сидевшие в первых рядах.

Свою речь он начал с древних времен. Прошлое народа коми в его описании было сказочное. Не скупясь на эпитеты, протопоп говорил, как в далеком прошлом по всему северу пролегали торговые пути на солнечный юг и на восток, вплоть до Персии, что здесь, от берегов Ледовитого океана и до самой Москвы, существовало богатое, мощное государство. Он ссылался на легенды и предания, на исландские саги и даже упомянул древнегреческого историка Геродота. Свои доводы он подкрепил названиями рек и озер, корни которых якобы заимствованы из языка коми, прихватив и такие отдаленные, как Дон, Нева, Москва.

— Итак, о чем все это свидетельствует? — говорил с подъемом протопоп. — О том, что древние коми, предки наших предков, занимали огромную территорию, весь европейский север. И это было воистину огромное государство — Биармия!..

Он выбросил руки вперед, откинул назад голову и на мгновение замер в позе пророка. Ему ответили аплодисментами. Особенно старались дамочки, мало что понявшие в его речи, но не упустившие случая обратить на себя внимание.

В конце речи протопоп призвал просвещенную публику уезда не жалеть сил для восстановления прошлого величия и сплотиться вокруг общества по обновлению жизни коми.

— Златоуст! — восторженно шепнул Латкину Кондрат Мокеевич. — Хорошо говорит.

— Да, — согласился Латкин. — Он умеет говорить.

В зале еще гремели аплодисменты, хотя протопоп уже удалился. Латкин оглянулся и увидел невдалеке зятя Гыч Опоня, бывшего учителя Ладанова, в форме прапорщика.

«Значит, и этот вернулся!» — машинально отметил Латкин и тут же забыл о нем.

На сцене начинался спектакль. Появилась Мария Васильевна, изящная в черном платье. И с этого времени Латкин больше уже никого и ничего не видел.