Записки президента

21.

Уже в автобусе, уединившись от лишних ушей, я сказал Егорычу, что в следующий раз обязательно начну такой разговор, как вчера вечером, только после изучения объективки, но сейчас на это не было времени.

– Я понимаю ваше, Максим Евгеньевич, желание иметь там своих людей, а не моих, и это был действительно умный ход, хотя и резкий. Мне этот Ваш вчерашний гость тоже нравится. Чисто интуитивно. Я гляну, за что его можно подержать, но уже в рабочем порядке, если не возражаете.

Матильда достала из своей сумки ножницы, взяла в руки листок с моей речью и разрезала его на несколько полос.

– Это писалось с прицелом на то, что Вы на каждой встрече будете говорить одно и то же. Но, чтобы у местных журналистов складывалось впечатление хоть какого-то разнообразия, Ваше стандартное выступление разделено на несколько взаимозаменяемых модулей. То есть, Вы можете начинать с любого места. Всё равно люди будут пропускать основной текст мимо ушей. Ненадолго запомнятся только ключевые фразы типа «светлого настоящего». В дальнейшем они будут триггерами, когда человек зайдёт в кабинку для голосования. Основная нагрузка в таких поездках – прямое общение с электоратом. Поймите сразу – для них Вы – небожитель, но не в смысле, что Вас надо чтить и на Вас молиться, а в смысле – что нужно хоть что-нибудь у Вас выпросить. Они не задумываются о том, что Вы ещё не обладаете реальной властью, им хочется детскую площадку или снести ларёк, или новую крышу на остановке. К счастью, мы начали с партии, поэтому к нашему приезду уже будут готовы списки каких-то мелочей, реализация которых, во-первых, не разорит наш бюджет, а во-вторых, будет возможна до выборов. И партийцы же и будут это всё реализовывать.

Я знаю, что через несколько дней такого путешествия Вы обязательно заскучаете и начнёте откалывать какие-нибудь номера. Очень Вас прошу, не скрывайте от меня Ваши планы. Вполне возможно, что Ваша креативность выдаст что-нибудь стоящее, а у меня под рукой не будет случайного прохожего с телефоном, чтобы это всё запечатлеть. Сейчас каждая мелочь может стать важной, а мы постоянно должны быть на слуху и перед глазами. Поэтому гоните от всей души, но ещё раз прошу – согласовывайте.

Званцев не упускал возможности перекинуться парой слов с каждым членом партии, который приезжал на наши встречи с избирателями. Я старался хотя бы успеть пожать всем руки.

Моя модульная речь состояла из растолковывания разницы между нацией и национальностью, обоснования необходимости мира, а также разъяснения, почему реально действующая в интересах граждан партия лучше, чем юрлицо, созданное для развешивания плакатов. Обычно, эту часть я оставлял напоследок, потому что прямо отсюда мы переходили к тому, что раз эти нормальные меня в президенты выдвинули, пусть они яму перед детским садом теперь и закапывают, благодаря чему встречи заканчивались смехом и одобрительными возгласами.

Один раз удалось оказать людям реальную помощь, когда, проезжая мимо какого-то хутора, водитель затормозил так, что стоявший в проходе Званцев упал, а спавшие в конце салона конторские впечатались лбами в спинки сидений. Оказалось, что прямо нам под колёса выскочил пятилетний мальчонка, замызганный и в какой-то рванине. Мы выбежали на дорогу и, когда у него прошёл первый испуг, выяснилось, что мать свалилась в погреб, и уже неделю не может оттуда выбраться, а до ближайших соседей – несколько километров и мобильная связь в этих местах почти не работает. Пришлось оставить там водителя разъездной машины с Ларисой для оказания помощи и организации спасательных мероприятий. Матильда, конечно же разнесла видеоотчёт на весь интернет, но и без этого я был доволен, что удалось сделать что-то действительно нужное. А в одном из уездных центров оказалось, что наш автобус как раз подходит по высоте, чтобы с его крыши снять сидящего на карнизе котёнка. Уровень мимимишности этого события затмил рождение жирафа в центральном зоопарке. Я не удивлюсь, если когда-нибудь узнаю, что Матильда специально его туда посадила.

Ещё по нашему с Асланом летнему вояжу я запомнил большое кафе в одном из районов Топалова. Там варили замечательное пиво, которое подавали исключительно в литровых кружках, и всегда было людно. В этом губернском центре мы оказались как раз в пятницу. Я предложил Матильде туда заглянуть.

– Пивняк? Жесть! Мне нравится. Только давайте, пока Вы будете общаться с людьми там, где уже всё организовано, я смотаюсь туда на рекогносцировку и, может, пару столиков нам закажу.

К пивняку мы подъехали часам к шести вечера. Автобус поставили метрах в ста от входа и, делая вид, что прогуливаемся, прошли эти метры пешком. Горожане старались не упустить последние тёплые дни и свободных мест не было ни в зале, ни на обширной летней площадке. Матильда не зря сюда приезжала. Два наших столика стояли на открытой террасе под тремя фонарями сразу. Я не мог не оценить условия для съёмки. Все, кроме конторских, расположились на плетёных стульчиках и, учитывая хорошую погоду, соответствующее настроение и то, что наконец-то дорвались, сразу заказали по кружке пива. Мы решили не привлекать внимания специально, а дождаться естественного развития событий и пока просто наслаждались вкусом и тёплым вечером. Я сидел, приобняв Ирину, и вспоминал эгейского краба, которого поймал на большой палец собственной левой руки. Краб, наверное, считал, что это он меня поймал и, чтобы развеять это заблуждение, пришлось его сварить и съесть. Ирина пожалела, что его сейчас нет с нами, так как к пиву он бы весьма кстати.

Минут через пять Матильда шепнула, что нас уже снимают, ещё минут через пять официант принёс всем нам по кружке пива и сказал, что это – от во-он того столика. Мы сказали, чтобы всему во-он тому столику отнесли по две и отсалютовали нашим благодетелям полными кружками. Когда пиво за во-он тот столик принесли, сидевшие за ним шестеро мужиков в полном составе подошли к нам, сказали, что рады нас видеть в Топалове и захотели чокнуться, мы не стали отказывать и предложили им просто сдвинуть столы. Это движение привлекло внимание ещё большего количества народу и минут через десять наш стол своей длиной мог бы вызвать зависть богатой деревенской свадьбы. Кто-то крикнул «Макс – один из нас!», раздался смех и звон кружек. Ещё минут через пять к нам, прихрамывая, приблизился мужик с кружкой в одной руке и стулом – в другой. Было заметно, что кружка эта за сегодня не первая, но на связности речи это пока не сказывалось.

– Максим, кажется, Евгеньевич?

– Да, Вам не кажется, это я.

– А вот скажите, Вы вот про мир постоянно говорите.

– А кто про него не говорит?

– Не-ет, уважаемый, Вы по-другому говорите, Вы с ними, кажется, и правда мириться хотите. А у меня из-за них нога на пять санти́метров короче! – выкрикнул он и стукнул кружкой по столу.

Народ вокруг затих, прислушиваясь.

– А точно из-за них?

– Да я ж этого гада своими глазами видел! Он, когда по мне из ПК полоснул, если бы ребята наш окоп не отбили, я бы там кровью истёк, нахрен. Мне ногу в Стóлице по кусочкам собирали!

– Вас как зовут?

– Данилой.

– Скажите, Данила, когда кого-то машина сбивает, кто виноват – автомобиль или водитель?

– Водитель, яссен хрен, – пиво уже начинало оказывать влияние на его речевой аппарат.

– А Вы не задумывались, кто на этой войне рулит? Кто на Вашей крови денег нажил? А не думали, почему вам этот гад по ногам стрелял, а не в голову? Может быть, он убивать вас не хотел? – на лице моего собеседника отразилась напряжённая работа мысли. – А не думали, что уже пять лет войне, а с места никто не двигается? А не думали, что все войны заканчиваются переговорами? И если эти переговоры начать сейчас, то меньше народу погибнет. А если бы два года назад договорились, Вы бы сейчас не хромали. А если бы война вообще не началась, у моей соседки сын бы без отца не рос. Что Вы лично от победы над казаровскими получите? Вы вообще хоть раз в Казарове были? От Вас пятьсот километров туда, Вам до Оливии ближе. Лучше бы на море съездили, но Вы на войну попали. Страна от этой войны лучше жить стала? Сколько один снаряд стоит, знаете? Около восьми тысяч златов. Один выстрел – месячная зарплата учителя. А кто-то эти снаряды продаёт и с каждого выстрела что-то себе в карман откладывает, а кто-то – соляру для танков, а кто-то форму, ботинки. А Данила пусть хромает, до него никому дела нет.

– Так я что, заззря всю жизнь ххромать буду?

– А вот это я и спрошу у тех, кто Вас на эту войну отправил, а заодно – сколько они на этом нажили. И если у них сейчас стало хоть на один злат больше денег, чем до войны, засажу на всю жизнь в тюрьму с конфискацией и Вас, Данила, приглашу их охранять.

Данила взял свою кружку, стул и побрёл куда-то в темноту.

– Егорыч, оплатите его счёт, – шепнул я и уже громко: «Давайте не будем о политике, сегодня прекрасный вечер, здесь очень вкусное пиво и у вас замечательный, красивый город», – поднялся, выкрикнул: «За Топалов!» Допил до дна, перевернул кружку и потряс ей над столом.