Записки президента

31

.

Вернее, о том, что это был взрыв и что мощный, я узнал уже потом, тогда для меня просто выключился свет. Других воспоминаний не осталось. Открыл глаза я уже в больнице. У кровати стояли Глинский и Остапин.

– Е-го-орыч… – смог выговорить я.

– Молчите, – расслышалось сквозь шум в ушах, – Вам сейчас лучше не разговаривать. У Вас сотрясение мозга. Все живы. Матильда в соседней палате. Взрывом обрушило козырёк над выездом из паркинга, если бы Аслан не газанул на этом выезде, бетонная плита легла бы сверху, но, слава Аллаху, он у нас джигит и ему нравится давить на педали. Он тоже цел, лицо немного разбито, но цел. Снесло заднюю часть машины, сантиметрах в десяти от ваших с Матильдой голов, а потом вы сразу впечатались в бетонный столбик.

Я попробовал подняться, теперь что-то взорвалось в голове. Сквозь ощущение дичайшего бодуна донёсся крик Остапина: «Лежать!» Я не стал упираться, шевелиться желания не было.

У входа раздался какой-то шум, потемнение в глазах слегка рассеялось и я смог направить взгляд в ту сторону. Дверь распахнулась, в неё спиной вперёд влетел охранник, за ним ворвался Юрик с двумя мужиками.

– Евгенич! Ну шо за нах?! Егорыч, я хер от него теперь отойду, шо у вас тут творится?! Митёк! Вы с Дениской – у входа, если кто войдёт, убью, нахер, сам, а потом вас обоих. Пацанов сюда. Весь этаж, вход и въезд в больницу, шоб никого.

– Насколько я понимаю, у нас новый начальник личной гвардии, – сказал Егорыч и посмотрел на меня, я хотел кивнуть, но просто прикрыл глаза.

Остапин заверил Юрика, что весь медперсонал в отделении – свои, только после этого он позволил сделать мне укол и я опять отключился.

Когда открыл глаза снова, в палате была Ирина, кажется, у меня получилось улыбнуться. В углу появился диван, на котором сидели Егорыч и Вася.

Медсестра успела подставить какой-то тазик, когда меня вырвало. Моё Счастье сразу же отметило, что, если меня тошнит при виде людей, я явно выздоравливаю. Появился врач, помахал у меня перед носом молоточком, посветил фонариком в глаза, кивнул и вышел. На этом картинка у меня пропала.

Судя по всему, проспал я довольно долго. Голова позволила ей покачать и медсестра, кажется, уже другая, нажала какую-то кнопку, из-за чего кровать очень плавно превратилась в шезлонг. Раздался возмущённый голос Ирины:

– У них тут какие-то совершенно невыносимые порядки, я принесла супчику, собиралась тебя покормить, а здесь, прикинь, не то, что еду, лекарства с собой приносить не нужно. Как не в Славии живём, прям!

Она нагнулась, поцеловала меня в лоб и уже ласково прошептала: «Напугал меня, дебил».

– Да ладно Вас, Ирина Викторовна, он меня напугал, – сообщил из угла Юрик, – хорошо, что я не один боюсь, а с пацанами. Тут Вас хоть не взорвут. Евгенич, шо за дела? Выздоравливайте скорее, будем делать всем пиздец, у меня теперь руки чешутся.

В дверь вошли Егорыч и Остапин. Будущий премьер-министр сказал всем, что до завтра мне не стоит принимать каких-либо решений, поэтому меня сейчас покормят, побреют, переоденут, сделают несколько фотографий и опять введут снотворное, а завтра будем вместе думать.

Пока Ирина вливала мне ложечкой протёртый куриный, кажется, суп, появилась Лариса.

– Как там Мать? – смог выговорить я.

– Похоже, не лучше, чем Вы, но тоже пытается разговаривать. Её хоть брить не нужно. Сейчас доедите, я блеск на лысине наведу и можно будет явить народу относительно целого президента. Вы же помните, что Вы у нас теперь президент?

Памятуя о возможных последствиях, я кивнул, но очень медленно.

– Ой, какое царственное движение! Это пришло после того, как вы головушкой приложились или следствие результатов выборов? Раньше я за Вами такого не замечала.

Похоже, что отсутствие рядом Матильды развязало её помощнице язык, который оказался не менее острым, чем у моего теперь уже пресс-секретаря.

– Думаю, ссадину на лбу стоит замазать. Хотя нет, постойте, а давайте, наоборот, пластырь наклеим. А ну? Я вот сейчас приложу, Ирина Викторовна, гляньте, ему это придаёт?

– Я ему сейчас ещё пару шишек добавлю! Значит, как там я, как наши дети, его не волнует, а про эту рыжую спросил, как только смог рот открыть! Всё, сейчас докормлю, вот, и уйду. Навсегда!

И под слегка ошалевший взгляд Ларисы она чмокнула меня в лысину.

– С пластырем лучше, видно, что за ним есть хоть какой-то уход.

– Ирина Викторовна, если шо, можно всё на вас валить? А то он где-нибудь синяк выхватит, меня ж уволят сразу. Не доглядел, скажут, Василенко. На кой такой начальник гвардии! А я им – жена это, он опять носки по дому разбросал.

– Договоримся, Вась, только и ты меня прикрой, если я его пришибу когда-нибудь, дай время добежать до границы.

– Замётано, Ирина Викторовна.

Тем временем Лариса, елозившая по моей голове электробритвой, просвещала Егорыча:

– Как сказала бы Матильда, такие термины, как «геморрой», «деменция» и «сотрясение мозга», плохо сочетаются со словом «президент». Поэтому официальный диагноз для прессы пусть сейчас врачи придумают. Нужно, чтобы он был благозвучным и не вызывал у народа опасений за жизнь царя-батюшки, но при этом, чтобы все его жалели.

– Минно-взрывная травма, – предложил Остапин, – и осколочные повреждения мягких тканей.

– Ткани придётся исключить. Сразу, почему-то подумалось, что президент ранен в задницу, а ему ей на троне сидеть. Народ может решить, что исполнять обязанности не получится.