Записки президента

38.

Праздник решили отмечать в нашей крепости. Пригласили Жигарина, Галкина и Телегина с жёнами. Юрке я тоже предложил прийти с супругой. Егорыч негласно организовал им внушительные денежные премии, так что год для них начинался удачно. После того, как посмотрели меня по телевизору и живьём – во главе стола, и выслушали бой часов Стóлицкого Замка, я отвлёк Егорыча и Званцева от тарелок и поинтересовался у партийного лидера, кто руководит Стóлицким университетом. На уточняющий вопрос ответил, что там есть факультет международного права и я хотел бы привлечь его сотрудников к решению интересующего меня вопроса. На что Званцев сразу возразил:

– Ректор Вам не нужен. Факультетом руководит Моисеев Михаил Яковлевич, доктор юридических наук, профессор, очень хороший специалист и, не побоюсь этого слова, светило международной юриспруденции. Ректор же считает, что ему уже пора на покой, уступить, так сказать, дорогу молодым. Молодым при этом назначен сорокалетний замдекана, по совместительству – племянник ректора.

– Вы знакомы с Моисеевым лично?

– Даже имел честь быть представленным его супруге и несколько раз бывал у него дома. А так-то мы с ним обычно на рыбалке колдырим.

– Можете устроить нам с ним встречу в ближайшие дни, только так, чтобы об этом никто не узнал? К Егорычу только не обращайтесь, у него методы уж больно радикальные.

– Зато эффективные, – усмехнулся Глинский, – я думаю, Юрик с Асланом вам помогут.

К вечеру первого января приехали Званцев и Моисеев – невысокий, упитанный мужчина с весёлым взглядом из-под очков и ореолом седых волос вокруг обширной лысины. Кроме них были приглашены Остапин, Жанна и Егорыч.

– Извините, что оторвал вас от доедания вчерашних салатов, но время, действительно, не терпит. Михаил Яковлевич, расскажите нам, пожалуйста, были ли прецеденты отказа государством выплачивать долг международным кредиторам и что этому государству за это было?

– Ну, говорят, Саддам хотел что-то такое провернуть, – он поправил очки и на пару секунд задумался, – Аргентина в начале двухтысячных объявила суверенный дефолт.

– Я не хочу дефолт, я хочу не платить потому что эти деньги тупо разворованы, а кредиторы, зная о том, что здесь с ними происходит, продолжали их сюда вливать.

– То есть речь не о кредитоспособности государства, а о навязывании платных услуг? – он снова поправил очки.

– Совершенно верно.

– Могу сказать, что так ещё никто не делал, но, как говорил мой дедушка, это таки очень интересный гешефт. Сколько у меня есть времени, чтобы подумать?

– Не больше месяца.

– А мы сможем предоставить данные о расхитителях?

– Да.

– Думаю, месяца мне хватит.

– Жанна и Егорыч, нам понадобятся материалы по всем сотрудникам кредиторов, которые имели отношение к процессу. Особенно меня интересует динамика их благосостояния. И друга нашего из УБ привлеките, это должно было мимо него проходить.

Время до инаугурации тянулось неприлично медленно. Я осознавал, что люди вокруг меня чем-то заняты, причём очень сильно. У Егорыча появились круги под глазами. Жанна мелькала в коридорах постоянно. Насколько я понимаю, выстраивалась система с вовлечением массы людей, но я никак не мог в этом поучаствовать.

Седьмого января, уже к вечеру, зашёл Егорыч и сразу за ним – Аслан с Юриком.

– Звали? – в один голос спросили мои хранители.

– Звал, – хмуро ответил Глинский и повернулся ко мне, – тут такое дело: активность противника резко снизилась, эти два балбеса за праздники заплыли жиром. А я уверен, что после Вашего вступления в должность мы будем иметь следующую итерацию. Может быть, я сейчас буду несколько несвязен, подзадолбался я за эти дни, но Юрик правильно воткнулся в телефон. «Итерацию» ищешь? Давай-давай, не помешает. Дело в том, что Тремпольский, вступив в должность, первым делом разогнал Народное Собрание, чем здорово нам помог, поскольку после разгона были выборы и срок полномочий парламента теперь истекает месяца через три. Соответственно, Вам даже не нужно их распускать, само оно решится. Но три месяца нам придётся взаимодействовать с ними и быстрее от этих бездельников избавиться не получится чисто технически. А по Конституции, в случае невозможности президентом исполнять свои обязанности, власть в стране переходит к председателю Народного Собрания. А он у нас кто? Правильно – ближайший друг Тремпольского. То есть Ваша сосулька ещё висит. Им нужно дождаться, когда Вы вступите в должность и что-нибудь неприятное с вами сделать, тогда Тремпольский будет ни при чём, председатель назначает новые выборы, и у нас новый-старый президент, и ещё и у Собрания перспективы переизбраться появятся. Я эту мысль думаю уже не первый день, как будто мне больше заняться нечем.

– Чтобы в голову пришла такая мысль, нужно обладать чуть большим набором знаний, и опытом, чем эти, как Вы говорите, балбесы. Меня, например, она тоже не посещала, хотя я – лицо заинтересованное.

– Значит, так: с завтрашнего дня все трое не снимаете жилеты скрытого ношения. Получите утром. Матильду пришлю, чтобы успели подогнать одежду, если понадобится. Аслан, ты броневик этот освоил?

– Чижолый, как моя жызынь.

– Зато в нём она может стать немного длиннее.

Утром мы пошли на примерку, где выслушали от рыжей много нового о нас, о Егорыче, об уродах, которые, вместо делом заниматься, на президентов охотятся. После чего она грязно выругалась. Дольше всего возились со мной, потому что освещение постоянно выхватывало лишние детали. В конце концов решили, что на церемонии я буду без жилета, а потом меня сразу в него засунут.

Наступило десятое января. Я в повязанном с тщательной небрежностью галстуке прошёл пустым коридором мимо орлов почётного караула и вошёл в церемониальный зал Стóлицкого Замка, где на специальном пюпитре лежало подарочное издание славской Конституции. Положив на него руку, прочитал вслух текст присяги президента, после чего глава магистрата Стóлицы и председатель Народного Собрания надели на меня цепь. Я же в это время думал о том, что если даже забыть о Лукоморье, то на цепь всё равно лучше сажать министра внутренних дел и сразу же ставить рядом будку и миску.

Не знаю, сколько весит шапка Мономаха, но в этой цепи килограмма два. Не то, чтобы она придавила меня к полу, но к концу церемонии пару синяков я точно заработаю. Потом меня благословил митрополит, потом я сказал речь, в которой позвал граждан Славии за собой в светлое настоящее, поблагодарил народ за оказанное доверие, сказал, что несмотря на наличие людей, проголосовавших против, хочу быть президентом всех славцев и в конце добавил, что больше на разговоры времени нет, нужно идти работать. Согласно церемонии, выходить из зала новый президент должен по ковровой дорожке мимо выстроившихся по обе стороны лучших людей страны и иностранных гостей. Я пошёл в указанном направлении и вдруг увидел среди министров и губернаторов своих родителей. Потом-то я, конечно о чём-то подумал, но мысли привели к тому же: «Какого хера? Кто меня здесь сможет упрекнуть в нарушении правил?» А тогда я просто подошёл к ним и обнял.

– Как вы тут оказались?

– Ну в армию-то мы к тебе на присягу приезжали, что ж теперь было не приехать-то.

Отец пожал мне руку и похлопал по плечу. Мама достала платок и начала промакивать глаза. Я вывел их на проход, взял за руки и прошёл оставшиеся метров десять вместе с ними.