Код Независимости

Сюрприз-ягода

Во сне ты свободен до страшноты. Говоришь, что хочешь, летаешь с крыши на крышу, с балкона на балкон. А еще можно побывать в горах и прыгать с любой самой высокой скалы вниз, не нанеся себе никакого урона. Пружинно отскакивая от земли. Все эмоции во сне — многократны по силе их исполнения. И только там веером раскрываются все возможности тела и мозга.

Владимир Яковлевич не любил просыпаться, не любил открывать глаза по раздраженному требованию жены, она у него была пожизненным будильником.

Владимир Яковлевич сквозь дрему пытался еще ухватить упорхнувший от него мудрый сон. Но он исчез, оставив после себя аромат красивой незнакомки: умной, доброй и понятливой.

Он сделал любимые свои потягушки, чтобы бросить ноги в теплые тапки, жена всегда согревала их у обогревателя, прежде, чем разбудить его. И окончательно вернувшись из милого душе сна в своё бытие, пошел в ванную.

Завтрак был скорым и старознакомым. Всегда каша и кофе. Жена было покусилась на запрет крепкого привычного кофе по утрам, но здесь Владимир Яковлевич не сдался, несмотря на свою грузность и гипертонию к ней, без кофе он не мог представить себя в утре, без его братского душистого объятия. Владимир Яковлевич без кофе не мог. Варил он его сам. И это тоже было ритуальным событием по утрам. И не дай несчастье зазвонить телефону или громкого голоса любого домочадца при варке этого напитка…

Все сразу было брошено, оставлено на плите. И Владимир Яковлевич уходил из дома, и вовсе не позавтракав. Поэтому все домашние его, знав, что они могут принести такой ущерб настроению отца, ходили тихо по просторной квартире и где-то там, в дальних покоях, пережидали окаянные минуты.

В этот раз все было как всегда. Но жена, глянув на него, почему-то спросила:

— Ты что такой грустный?

— Сон, — коротко объяснил Владимир Яковлевич.

Жена с тревогой рассматривала мрачное лицо мужа и, вздохнув, сказала:

— И почему мы такие психи?

— Много знаем…, — через короткую паузу ответил он. — Оттого и психи. Он подошел к плите и стал молча варить свой кофе, а жена тихо сидела за столом возле остывающей до нужной температуры каши в белой, модного овала, тарелке.

Завтрак прошел в привычном многопонимающем молчании.

Владимир Яковлевич служил в больших начальниках где-то там на верхней ступени карьерной лестницы. Попасть выше ему было решительно некуда, да и не хотелось.

Глянув на часы, он подумал, что прилежный водитель Игорь заждался его у дома. И он поспешил на выход, неся как-то бережно и торжественно свой живот почетного служащего.

Владимир Яковлевич спустился во двор, но машины там не было. Он прошел через калитку и вышел на улицу. Машины и там не оказалось. Владимир Яковлевич уже начал было гневаться, как позвонил водитель и объяснил, что весь центр города перекрыт из-за какого-то дурацкого веломарафона, и он стоит в двух кварталах и ждет… Водитель назвал точный адрес.

Владимир Яковлевич сначала было огорчился, но потом заметил хорошую погоду, свежее утреннее солнце над домами, улыбнулся и согласился пройти пешком, всего-то через улицу в тихий проулок. Это было не рядом, но и не далеко.

Владимир Яковлевич пошел пешком — и действительно, улица оказалась перекрытой и оттого, что не было на ней никаких машин, над всем пространством ее висела непривычная тишина. Давно не слышал Владимир Яковлевич такого её уличного исполнения, чтобы ни звука. Только где-то шуршал невидимый дворник своей метлой.

Владимир Яковлевич даже приостановился, чтобы послушать великолепную эту, непривычную тишину, как вдруг взгляд его выхватил тонкую женскую фигурку в белых брючках, изогнутую в какой-то нелепой позе.

Владимир Яковлевич присмотрелся и понял, женщина эта тащит какую-то непосильную ей совсем ношу. И от этого так неестественнен изгиб набок, к руке, в которой был пакет. По очертанию которого можно было понять, что там лежит что-то большое и круглое.

Владимир Яковлевич почему-то заинтересованно ускорил шаг и догнал незнакомку. Тут он в пакете увидел арбуз каких-то невероятных размеров.

— Такой лучше катить, чем нести, — вдруг сказал он как-то уж очень иронично.

Женщина остановилась, поставила пакет с арбузом и вдруг искренне, с улыбкой, согласилась:

— И не говорите… Правда ваша. Лучше бы катить.

Владимир Яковлевич почувствовал неловкость, и ему не оставалось ничего больше, чем предложить:

— Давайте я вам помогу?

— Давайте, — согласилась как-то очень быстро она.

Владимир Яковлевич решительно взялся за ручки пакета и чуть было не крякнул вслух, оконфузясь. Он едва оторвал пакет от тротуара. От неожиданности такой тяжести, он сунул в руку женщине свой портфель с бесценными в нем договорными бумагами и уже обеими руками поднял эту толстенную гигант-ягоду в пакете.

— Вообще-то мне далеко еще… Я сама бы, — потихоньку лепетала женщина.

Владимир Яковлевич шел, молчал и недоумевал сам себе. Зачем, по какой-такой вселенской своей глупости впрягся он в эту авантюру? Не смог пройти мимо? Ну, и дурак. Теперь вот тащи. И водитель его ждет.

Все было как-то назло и некстати.

— А давайте вместе понесем… вы — за одну, а я — за другую ручку, — попыталась помочь, уже ему, женщина.

Владимир Яковлевич грубо увернулся от помощи.

— Куда идем? — спросил он.

— Всё прямо, прямо… Спасибо вам.

На “всё прямо” пришлось пройти почти до конца улицы, и Владимир Яковлевич, чтобы прервать свое злое молчание, спросил.

— И для кого этот красавец-тяжеловес?

— У сына именины, друзья придут. Это им на десерт. На всех хватит.

— Большой сын-то? — с раздражением спросил Владимир Яковлевич.

— Большой. Пять лет сегодня исполнилось. Так пока он в садике, я вот так — сюрпризом.

Владимир Яковлевич глянул на женщину повнимательнее.

У нее было узкое красивое лицо. На лбу ровненькая челка. И вся ее какая-то небесная хрупкость была в укор ему, Владимиру Яковлевичу, с его громоздкостью и вальяжной выправкой. Владимир Яковлевич, если бы даже купил такой арбуз, в полпуда весом, то его бы доставил водитель Игорь. Да, и купил бы — тоже он.

— Вот, пришли, — с улыбкой сказала женщина и открыла дверь своего подъезда.

— Давайте, я уж до лифта донесу.

Владимир Яковлевич вдруг испугался конца, этого своего приключения.

— Нет лифта у нас в доме, — призналась незнакомка и виновато улыбнулась.

И Владимир Яковлевич даже с каким-то радостным облегчением потащил арбуз на нужный этаж. А он оказался конечно же последним.

Владимир Яковлевич, слегка задыхаясь, дотащил арбуз до конца. И поставив пакет у двери, забрал свой портфель у незнакомки.

— Как вы таскаете такие тяжести? Этого нельзя.

— А что делать? Такой арбуз — чемпион. Всем детям будет в радость. И мне тоже, — вдруг как-то совсем просто сказала она. — Спасибо вам большое. Век не забуду.

И Владимир Яковлевич готов был поверить в этот посул. Он вдруг улыбнулся ее искренности, и пошел вниз, по грязным ступеням лестницы. Потом оглянулся и сказал с каким-то мальчишеским озорством:

— Вам очень идут эти белые штаны.

Выйдя на улицу, Владимир Яковлевич пошел искать свою машину. Приключение, которое случилось с ним, казалось ошеломительным и забавным. Почему он ввязался в него, трудно было понять. Неужто его и впрямь покорили белые штаны незнакомки? Ерунда, штаны как штаны. Да и незнакомка — ничего такого в ней не было. Проста, как правда. Но Владимир Яковлевич смутно осознавал в ней какое-то превосходство над собой. Ее умение все видеть правильно, и определять нужность и необходимость своих поступков показалось Владимиру Яковлевичу удивительным мужеством, и даже подвигом.

Была в ней, этой женщине, необычная свобода, несмущенность и небоязнь. Казалось, она ко всему готова всегда, и её невозможно огорчить.

Рядом с ней Владимир Яковлевич не почувствовал себя хозяином жизни, стоящим на верхней ступеньке бытия. А только приступил будто к этой лестнице, с тяжеленным таким арбузом.

Владимир Яковлевич удивился непривычным таким мыслям в себе, но был рад им. Какая-то новая подсветка, установленная почему-то этой женщиной с детской челкой, показала ему блеклость его сути и восстановила в нем забытое давно мужское желание понравиться. Оно то и подвигло Владимира Яковлевича ухватиться за этот арбуз. Чтобы почувствовать себя благородным и сильным. Только всё было зря, он очень запыхался на последнем уже этаже и постыдно хрипел, старательно скрывая это, и стесняясь своей громоздкости и неуклюжести.

Владимир Яковлевич увидел наконец свою машину. Водитель Игорь выскочил и угодливо открыл перед ним дверцу.

Уже садясь на личное удобное и привычное сиденье, Владимир Яковлевич увидел быстрый плотный поток велосипедистов. Они лихо и почти бесшумно проскочили по улице. Это был мужской веломарафон, и мужики лихо крутили педали.

— Тьфу, наконец-то, — сплюнул водитель Игорь. — Теперь проезд откроют.

А Владимир Яковлевич, глядя вслед умчавшимся велосипедистам, вспомнил о своей незнакомке с улыбкой. Что там эти велосипедисты, это вам не арбузы таскать. Сюрприз-ягоду. Да, и еще Владимиру Яковлевичу очень почему-то захотелось попасть на этот детский праздник, с огромным этим арбузом. Но, увы, он приглашен не был.

И не увидел, как именинник мальчик, погружая свое худенькое, как у мамы, личико в свежесть арбузного ломтя, говорил:

— Как хорошо быть арбузом. Все тебя любят, все тебя хвалят.

И все с ним соглашались.

Но Владимир Яковлевич не мог этого видеть. Разве что — во сне, чудном и легкомысленном.

Застёжная тетрадь,

11 сентября 2022