Руфь Танненбаум

Перед ним падут на колени епископы, перед ним падет и святой отец Римской церкви. Перед доктором Павеличем исчезнет схизма,

Как исчезнут крыши из соломы, исчезнут сербы, Белград сгорит перед ним,

И до самого Черного моря простирается святая земля Хорватия.

А теперь повтори, Соломон несчастный, все, что я тебе сказал,

Потому что когда придут сюда люди, ты должен будешь сказать им, кто это там на портрете.

Так Иво Вишанин сказал папе Мони, а тот пил и пил, и напился и ракии, и счастья, потому что Иво Вишанин не дал никакого повода предположить, что поглавник может что-то иметь против евреев. Гореть будет схизма, как соломенная крыша, так он сказал. А у евреев со схизмой нет ничего общего.

Позже приходили люди, и папа Мони каждому повторял Ивину литанию поглавнику. Некоторые удивленно смотрели на него, другие заказывали для него еще ракии, только бы он, Соломон Танненбаум, повторил, кто первый рядом с Иисусом и Магометом.

– Но почему ты не на работе? – спросила его Ивка.

– Потому что хозяин Георгий пошел за своими! – рассмеялся он, в те дни папа Мони смеялся таким хохотом и с такими криками, будто собирается сойти с ума. Будто считает, что, если он будет достаточно долго смеяться, все навсегда останется так и никогда не станет хуже. Папа Мони был безумен с того момента, как захотел быть безумным. Он смеялся всему, из-за чего люди в те дни умирали от страха.

Контора Георгия Медаковича была закрыта, а витрина абсолютно пуста. На двери висело объявление, написанное самыми высококачественными петроградскими чернилами, такими же, как те, которыми император Николай подписывал свои последние указы и которые Георгий берег, как живую воду, и не позволял тратить. Когда я умру, говорил он, пусть этими чернилами напишут свидетельство о моей смерти.

Пусть будет известно, что и императора Николая, и меня на тот свет провожали одинаковые чернила.

Каллиграфическим почерком, спокойной рукой хозяина было написано, что необходимости выламывать замок нет, ключ от него находится у мастера по изготовлению печатей Алойза Ружича, вторая дверь справа.