Соучастники

Глава 46

“Золотыми глобусами” Голливуд, расфуфыренный и хмельной, открывает наградной сезон нового года – с гедонистической прытью.

Наградной сезон – сам по себе индустрия. Голливуд проявляет всю свою суматошливость и самовлюбленность: видавшая виды машина – подхалимские материалы в прессе и закулисные братания – работает как хорошенько заведенные часы. Я стояла на красной ковровой дорожке “Золотых глобусов”, сменив зимний холод Нью-Йорка на ласковый, золотой калифорнийский вечер; ничего подобного за те пять лет, что я работала в киноиндустрии, я не видела.

Там, на красном ковре, мою грудную клетку стискивал расшитый бисером корсаж блестящего изумрудно-зеленого платья, которое я по этому поводу одолжила. Слово “одолжила” создает такое впечатление, как будто я постучалась в дверь к соседке и та любезно одолжила мне платье за пятнадцать тысяч долларов по душевной своей доброте. Но в Голливуде существует сложная подотрасль, в которой дизайнеры одалживают звездам платья, украшения, туфли и сумочки исключительно с тем, чтобы их вещи увидели на красном ковре.

Разумеется, крупным фирмам незачем было бы одалживать свои вещи безвестной ассистентке продюсера вроде меня. Но не очень именитые дизайнеры вполне могли увидеть тут выгоду – если получали фотографию их вещи на привлекательной молодой женщине на красном ковре “Золотых глобусов”. Мелкая рыбешка всегда где-то рядом кружит, ищет возможности заплыть в этот мутный пруд.

В итоге удалось пустить в ход серьезные связи Клайва. Как только я узнала новости от Хьюго и Сильвии, я написала Клайву в Лос-Анджелес смс. После первоначального ошаления – Ты идешь на “Глобусы”?! Боже мой, невероятно! – он объявил, что я могу остановиться у него. Он также совершенно спокойно заверил меня, что утрясет мой вечерний туалет.

У меня не было лишних сотен долларов на платье; на такое, которое я бы надела один раз в жизни, – уж точно. Да и зачем покупать платье, если можно заполучить его бесплатно?

Поэтому Клайв спросил, чего я хочу – “никаких оборок, никаких бантов, ничего розового”, – и обзвонил пресс-агентов, представлявших дизайнеров. “Слушай, размер у нее стандартный, она ослепительная азиатская женщина. Большинство вещей на ней будет хорошо смотреться”.

За неделю до “Глобусов” Клайв прислал мне снимки и попросил меня выбрать три платья, что я быстренько и сделала. Одно из этих платьев уже было в Нью-Йорке, и я отправилась в Гармент, чтобы его примерить.

Так и получилось, что я надела на “Глобусы” эту голубовато-зеленую мечту: зеленый бисер на изумрудно-зеленом корсаже, воротник-хомут, элегантная ниспадающая юбка, переходящая в малюсенький шлейф.

Вот туфли на вечер мне купить пришлось; я нашла их, сходив в “Сенчери 21” – сандалии на шпильке за триста долларов, со скидкой вышло семьдесят. Все равно дороже, чем я обычно плачу за туфли, но я решила, что случай особый.

Об украшениях я не очень-то думала, пока не приземлилась в Лос-Анджелесе за три дня до “Глобусов” – и не запаниковала. Снова позвонила Клайву. Тот снова сделал несколько звонков.

– После того как я тебя причешу и накрашу, беги в “Шато Мармон”. Мой друг Диего в тридцать седьмом номере даст тебе кое-что примерить.

Ох, снова “Мармон” херов.

Это было похоже на какую-то люксовую игру в находилки; за несколько часов до начала “Глобусов” я вошла в номер, где сидел худой налаченный мужчина: из густо намазанных гелем волос взбит дикий кок, с левого уха свисает серьга. Он сидел за столиком, на котором с темно-серой бархатной витрины сверкали многочисленные украшения – ожерелья, браслеты, серьги, кольца.

– Здравствуйте, я Сара, подруга Клайва. Вы… Диего? – спросила я.

Он улыбнулся мне.

– Кто с Клайвом дружит – того люблю.

Он указал на свой товар.

– Так, чувиха, чего хочешь?

– Я могу взять… любые?

Украшения сияли. Ничего такого роскошного я никогда не носила.

Диего как ни в чем ни бывало пожал плечами.

– Ага, для этого они тут и лежат. Они будут лучше смотреться на красном ковре, чем запрятанными у меня в ящик. Все, что захочешь, – на этот вечер твое.

Я подумала, нет ли тут какого подвоха, – но Клайв бы точно об этом сказал заранее. Я благоговейно перебрала несколько ожерелий и примерила их перед зеркалом. В конце концов я выбрала изящное ожерелье-воротник и кольцо: и то и другое – элегантное, инкрустированное бриллиантами, невозможное.

– Давай-ка я их теперь быстренько оценю, а ты распишешься.

Не вполне понимая, что происходит, я наблюдала за тем, что для него, кажется, было довольно обыденной процедурой. Диего выхватил блокнотик, еще раз взглянул на взятые мной украшения и набросал несколько строчек.

– Так, подруга, можешь тут расписаться?

Он оценил взятые мной украшения: ожерелье в пятнадцать тысяч долларов, кольцо в семь.

– Что это значит? – спросила я, внутренне сжавшись при виде цифр. Это был весьма существенный кусок моей годовой зарплаты.

– Что ты будешь нести ответственность, если они пропадут.

– Ага. Ясно, – сказала я.

Одолеваемая тошнотой, взяла ручку и расписалась над пунктиром – двадцать две тысячи долларов. Без проблем. У меня было такое чувство, что желудок вот-вот откажет.

– Напомни, от какого ты фильма? – вскользь спросил Диего.

– “Твердая холодная синева”, – сказала я, собрав ошметки гордости.

Он посмотрел на меня пустыми глазами.

– Это независимый фильм, – пояснила я. – Прокатчик – Сэмми Левковиц.

– А, понял, старина Сэмми, – фыркнул Диего. – Ну, он по меньшей мере расплатится. Надеюсь. Иначе мне, несчастному мексиканцу, несдобровать.

Мне было сказано утром оставить украшения у консьержа – и дело на этом кончилось.

– Оставить, и все? – спросила я, потрясенная. – Расписаться-то нужно будет где-нибудь?

– Да незачем. Ты же тут остановилась, да? – спросил Диего.

– Ну да, – соврала я. – Тут несколько наших. Продюсер у нас – Хьюго Норт, на его имя будет забронирован номер. Да и Клайва ты знаешь, а он знает, как со мной связаться.

Удовлетворенный этим, Диего отправил меня на “Глобусы”:

– Не забудь напиться в хламину и сказать Мерил, что я скучаю по ней и буду любить до скончания века.

Так и не оправившись от удивления, я пошла по коридору. Что, в этом городе действительно так легко взять и унести украшений на тысячи долларов? Тут все что ни возьми показное – и все взято в долг.

Представления о том, что такое подлинная собственность, в Лос-Анджелесе весьма расплывчаты.

Итак: платье, туфли, украшения – я была снаряжена и готова идти на “Глобусы”.

Мы ввосьмером – Зандер, Сильвия, Хьюго, Пит, я, Гэри (одна из звезд “Твердой холодной синевы”), девушка Зандера Грета и наша пресс-агент Синди – встретились у Хьюго в “Мармоне”. Это был уже не 72-й номер, и напряжение между мной и моими начальниками временно ослабло на фоне радостной возбужденности того дня. Никто из нас раньше не бывал на такой звездной церемонии награждения. На радостях мы осушили несколько бутылок “Моэта” и, забравшись в наш взятый напрокат черный лимузин, поползли по бульвару Санта-Моника, который тем солнечным воскресным днем был наглухо забит машинами.

На красном ковре меня как парализовало – и остальных тоже. Мы понятия не имели, что делать. Оказывается, красный ковер – это на самом деле только для звезд. Если ты не актер и не режиссер, не рок-звезда и не знаменитость, то тебе не место на этой бордовой магистрали, под пристальным взглядом общественности. О чем “Энтертейнмент тунайт” будет спрашивать лысеющего режиссера монтажа средних лет? Американской аудитории интересны только те звезды, которых она видела на экране, в таблоидах, на афишах.

Поэтому Синди, неизменно деловая и профессиональная, нас разделила. Она сама, Зандер, его девушка-супермодель Грета и Гэри должны были идти по одной стороне красного ковра, любезничая с камерами и журналистами. Каким-то образом Хьюго тоже пошел по той стороне, и Сильвия тоже.

А вот меня с Питом, режиссером монтажа, загнали за бархатные канаты, на сторону для пустых мест – нисколечко не известных киноработников, которыми СМИ не интересовались. Мы побрели себе, время от времени поглядывая на другую сторону, где Зандер с Гретой купались в свечении камер. Для Голливуда Грета едва ли что-то значила, но взгляды она в своем золотом платье притягивала, ничего не скажешь. А Зандер понимал, что как режиссер-дебютант он немедленно привлечет к себе больше внимания, если его спутницей будет – ну, если не настоящая перворядница, то хотя бы кто-то на нее похожий.

Мы нога за ногу шли по красному ковру; Пит добродушно бурчал.

– Я считаю, нам повезло – убереглись от всего этого, – заметил он. – Хотя дочка моя обзавидовалась бы, конечно.

Я не ответила.

Камеры вокруг нас, снимающие для телевидения по всему миру, создавали такое впечатление, что ты совсем на виду. И в то же время – что тебя совсем не видно: кто-то сбоку припека рядом с этими выдающимися людьми.

Я хотела было что-то сказать, но охранник – широкоплечий, в смокинге – подался в нашу сторону.

– Проходите, – сурово сказал он. – Не задерживайтесь на красном ковре.

На секунду мне показалось, что на той стороне я могу мельком увидеть Холли. Что ее агент как-то добыл ей билетик на “Глобусы”, и я увижу, как она легко поворачивается в сиянии вспышек, с честью выдерживая первое свое шествие наградного сезона. Вот-вот мы встретимся взглядами…

Но я там ее не увидела, хотя высматривала ее весь вечер.

Мы с Питом добрались до конца красного ковра и до входа в “Беверли Хилтон”. Я нашарила в своей расшитой блестками сумочке цифровой фотоаппарат. Я помнила, что мне нужно сделать четкую, с хорошим светом фотографию себя на фоне логотипа “Золотого глобуса”, стоящей на красном ковре. Цена, которую мне нужно было заплатить за одолженное на вечер дизайнерское платье. Плата, которую мне нужно было отдать за вход.

Поначалу мы все так обалдели от количества звезд, что не знали, как вести себя на “Глобусах”.

Актеры, которыми мы восхищались, видя на экране их увеличенные в двадцать раз лица, сидели за столиками рядом с нами, прохаживались туда-сюда и весело перешучивались, всячески демонстрируя, какие они закадычные друзья, как свободно они чувствуют себя в этой обстановке. По пути в зал я едва не наступила на платье Хелен Миррен и прошла в двух футах от Джорджа Клуни, потом от Тима Бертона. Наш столик толкнул Стивен Спилберг, распростерший руки, чтобы обнять Тома Круза. Ну и как, интересно, я могла хоть что-то делать в двух шагах от таких знаменитостей?

Одному Хьюго, кажется, происходящее немедленно понравилось. Он встал, ухмыльнулся и потянул Зандера со стула.

– Пойдем с Сэмми поздороваемся. Он нас с кем надо познакомит.

Я заинтригованно смотрела, как Хьюго и Зандер идут к столику Сэмми. Сильвия последовала за ними, но на своих каблуках она отставала; она не могла допустить, чтобы это весьма публичное приветствие Сэмми в окружении всего Голливуда состоялось без нее. Когда они втроем подошли к Сэмми, я увидела улыбки, объятия, радостные похлопывания по спине – а за всем этим я видела игру на публику, негласное стремление выгадать внимание Сэмми.