Через забор

Глава 9

Аромат, доносившийся с другой стороны забора, сводил с ума.

— Скоро, мисс Шеф-повар?

Кортни раздражённо выдохнула, но в ее голосе угадывался смех, когда она ответила:

— Готовь вилку. Почти готово.

— Пахнет так вкусно, что у меня терпения не хватает ждать. Это все твоя вина.

— Я готовлю так быстро, как могу, и твои постоянные «ну когда уже» не ускорят дело. Я не волшебница.

— По-моему, ты чертовски близко к этому. Ты заставила меня есть салат… и всякую прочую зелень. Это настоящее чудо.

Кортни тепло рассмеялась.

Я вошёл в дом и взял бутылку вина. Это был мое любимое — когда я был в настроении пропустить бокальчик другой — и подумал, что Кортни, возможно, оно тоже понравится. Я даже купил специальный винный фужер с плоским дном, поскольку сомневался, что смогу передать обычный бокал через забор. К тому же, хоть я почти протрезвел, но не был уверен, что координация меня не подведет.

Я подошёл к забору, осторожно взобрался на стул, и отчаянно замахал рукой.

— Ты на месте?

Нежное хихиканье рядом со мной подсказало, что Кортни уже на лестнице. Когда на карнизе появилась тарелка, я потянулся и поймал Кортни за руку.

— Привет, Корт, — сказал я, радуясь, что хоть и ненадолго, но она задержала свою ладонь в моей.

— Привет, Нат.

— У меня для тебя кое-что есть.

— Что?

Отставив тарелку, я осторожно подвинул фужер с вином к противоположному краю карниза.

— Ты как-то сказала, что тебе нравится красное вино и я подумал — ты не откажешься от бокальчика к своему стейку.

— Ты запомнил? — В голосе Кортни слышалось удивление.

Я помнил всё, что она когда-либо говорила, и уже хотел сказать об этом, но вовремя прикусил язык и просто ответил:

— Да.

На мгновение воцарилась тишина, но затем я услышал, как Кортни поднялась ещё на одну ступеньку и потянулась за фужером. Я мельком увидел бледную кожу её предплечья и пальцы, обхватывающие фужер, прежде чем они снова скрылись за забором.

Кортни выдохнула с облегчением, и я понял, что она спустилась с лестницы.

— Теперь в безопасности? — поддразнил я и взял тарелку. — Снова на твёрдой земле?

— Да уж. Спасибо за вино, Нат.

С предвкушением я смотрел на гору еды на своей тарелке, а затем нахмурился.

— Кортни?

— Хм?

— Почему у меня два стейка? Один из них был для тебя.

— Не два, а полтора. Они огромные. Я не смогу съесть больше, чем половину. А у тебя точно не возникнет сложностей с дополнительной порцией.

— Ты очень мало ешь.

Она фыркнула.

— Я нормально ем. Не у всех такой бездонный желудок, как у тебя.

Первый же кусочек стейка буквально взорвал мои вкусовые рецепторы.

— Такой вкуснотищи всегда будет мало.

— Наслаждайся своим ужином, Нат.

— Спасибо, так и сделаю. Даже не сомневайся.

Я съел еще и еще, наслаждаясь каждым кусочком.

«Чёрт, моя девочка умеет готовить! Интересно, как бы отреагировала Кортни, узнав, что в мыслях я называю ее своей? Наверное, лучше пока не говорить ей об этом».

— Как вино?

— Прекрасно. Отличный выбор.

— Это мое любимое, — ответил я и, не задумываясь, добавил: — Моя мама частенько его покупала. А так, если честно, я — не знаток вина. Я знаю одно хорошее красное и одно хорошее белое. Мама всегда говорила, что этого необходимо, чтобы произвести впечатление на свидании.

— Похоже, она умная женщина.

Я вздохнул.

— Ну, да.

Кортни немного помолчала, а затем нерешительно спросила:

— Твоей мамы… больше… нет?

От резкой боли, сжавшей всю мою грудь, я закрыл глаза. Я несколько раз глубоко вздохнул и только потом ответил:

— Нет. У меня нет… семьи.

Это было правдой лишь отчасти.

— Мне так жаль.

Я посмотрел на забор. В голосе Кортни слышалась грусть. Словно она снова плакала, как в тот день, когда я купил ей лилии.

Желая сгладить ситуацию, я усмехнулся.

— Ты бы ей понравилась. Маме так и не удалось заставить меня регулярно есть овощи. И нерегулярно тоже.

— Тогда почему ты ешь их со мной?

Я с недоумением посмотрел на свою почти пустую тарелку.

— Может потому, что ты их приготовила? Ты каждый вечер делишься со мной своей компанией и едой. С моей стороны было бы невежливо не есть их. — Я помолчал. — Кроме того, у тебя они получаются вкусными, а мама превращала их в непонятно что. Даже не знаю, оставались ли в них какие-нибудь витамины после ее стряпни. Но зато она готовила потрясное мясо в горшочках.

Кортни рассмеялась. Меня порадовал этот звук — я не хотел, чтобы она грустила.

Смакуя каждый кусочек, я молча доел свой ужин.

— Что насчёт тебя, Кортни? Ты говорила, что после смерти мамы, ты готовила для своего отца и брата. Они ели овощи как хорошие мальчики? — поддразнил я, надеясь узнать побольше. — Они должны были быть в восторге, что ты готовила для них. Везёт же некоторым!

Кортни молчала.

— Они, конечно, ели то, что я готовила, но относились к этому иначе, чем ты.

Я фыркнул.

— Почему?

— Они всегда находили недостатки и в моей стряпне и во мне самой. Я никогда не была дочерью или сестрой, которую они хотели. Я так и не смогла соответствовать их требованиям, чтобы ни готовила.

Боль в голосе Кортни была такой явной, что я почувствовал непреодолимый зуд перелезть через забор и успокоить, утешить ее. Я знал — она пока не готова встретиться со мной, но всё же жалел, что не купил лестницу и не мог добраться до нее.

— Кортни…

— Не надо, — умолял она. — Ничего не говори.

Я разочарованно покачал головой — она снова закрывалась от меня.

— Натан, ты скучаешь по своей семье?

— Каждый день.

Её голос был хриплым и злым.

— А я нет. Ни капли. Каждый день, проведенный без них — хороший день.

Мне нечего было сказать.

— У тебя остались приятные воспоминания? Смех и счастливые времена? Праздники?

Это было давным-давно, но воспоминания и правда были хорошими.

— Да.

— Береги их. Мои счастливые воспоминания закончились, как только мне исполнилось восемь лет. После этого моя жизнь стала жалкой.

— Хочешь… поговорить об этом?

Я слышал, как Кортни встала.

— Я не хочу даже думать об этом. Ты доел?

Молча, я взял свою тарелку и подошёл к забору. Я слышал, как Кортни поднялась по лестнице, и поставил свою тарелку на карниз.

— Кортни… — с мольбой в голосе, сказал я.

— Что, Нат? — Её голос звучал устало, даже измученно.

Я постучал пальцем по верхней части забора и протянул свою руку.

— Пожалуйста.

Кортни вздохнула, и я почувствовал, как её ладонь коснулась моей. Я вытянул руку так далеко, как только мог и с силой сжал пальцы Кортни.

— Я не хотел расстраивать тебя. Мне очень жаль.

— Знаю. Ты не расстроил меня. Я просто не хочу говорить об этом.

— Понимая. Но, Кортни, ты — потрясающая девушка. Обалденно готовишь. В чем бы ни была их проблема, понятно, что дело только в них. Не в тебе. Очевидно же, что они придурки.

Кортни невесело рассмеялась.

— Конечно.

Я сжал её руку.

— Я не вру. Я думаю, ты замечательная. — Я колебался, боясь сказать слишком много. — И я рад, что ты появилась в моей жизни. Что стала моей соседкой.

Кортни молчала. Я почувствовал, как она сжала мою руку в ответ.

— Спасибо, Натан. Ты хороший друг. — Её рука выскользнула из моей. — Я пойду. Спокойной ночи.

Я слышал, как она собрала посуду и вошла в дом. Тихий щелчок закрывшейся двери, отозвался эхом в тишине вечера. Звук казался таким же горьким, как и голос Кортни.

Я спрыгнул со стула и сел на него.

«Хороший друг».

Кортни считала меня другом. Запрокинув голову, я уставился в небо, размышляя об этом.

Я сказал Гранту, что был доволен тем, как складываются отношения с Кортни, но только сейчас понял — мне недостаточно просто быть ее другом. По какой-то причине за смехотворно короткий срок Кортни стала много значить для меня.

Я покачал головой на эту нелепость.

Мы даже не видели друг друга, никогда не говорили лично, и всё же у меня возникли чувства к девушке с нежным голосом, милым хихиканьем и щедрым характером, которая жила по соседству. К девушке, настолько робкой, что без сомнения тут же запаникует, если я предложу встретиться без барьера в виде забора.

А именно этого я хотел сейчас больше всего на свете.

Я хотел узнать Кортни, и желал, чтобы она узнала меня.

Я застонал, поняв, что это будет значить.

«Как Кортни отнесется, узнав о моем прошлом?»

Я должен сказать ей — я не мог скрывать это всегда. Меня удивляло, что я хочу поделиться с Кортни историей своей жизни. Быть честным и правдивым. Грант всегда говорил мне: честность — лучшая политика. А так же он утверждал, что я так и не принял свое прошлое, поскольку говорил о нем только, если вынужден.

«Как с Грантом, например».

Возможно, Грант прав: мне нужно поговорить с кем-то еще. Может быть, мне нужно рассказать Кортни и посмотреть — примет ли она меня с таким багажом. Возможно, если я поделюсь с ней, то она откроется мне, и мы сможем двигаться в будущее.

Вместе.

Я беспокойно барабанил по колену, думая об этом. Очевидно, что прошлое Кортни оставило на ней болезненный отпечаток, так же как мое прошлое — на мне. Я злился на неизвестных мне людей, которые причиняли ей боль. Судя по тому, что Котрни сказала сегодня, родные травмировали ее, оставили шрамы, не видные другим. Точно так же как отказ моей семьи глубоко ранил меня. Именно поэтому я отказывался сближаться с кем-либо.

Семья должна любить и защищать, а не обижать.

Из того немногого, что я подчерпнул из ее слов, Кортни сильно страдала, вероятно, даже сильнее, чем я, Похоже, ей причиняли боль годами, тогда как моя боль была кратковременной и резкой — она выбила почву из-под ног в тот момент, когда я сильнее всего нуждался в поддержке семьи.

Я вздохнул.

Мне нужно быть терпеливым и понимающим, быть другом для Кортни, пока она не захочет… большего. Я мог это сделать. Ради неё я мог набраться терпения.

Я оглянулся на высокий забор — барьер, благодаря которому Кортни чувствовала себя в безопасности, и который скрывал её от меня. Сейчас он казался вынужденным злом. Но я собирался купить лестницу. И скоро.