Самый завидный подонок

Глава семнадцатая

Вики

Через два дня после поцелуя Эйприл звонит мне и сообщает, что мы со Смакерсом должны будем приехать на церемонию закладки фундамента для исследовательского центра по изучению расстройств головного мозга на Стейтен-Айленд.

Я надела свой любимый наряд: темно-бордовую юбку-карандаш и темно-серую кофту. Я замираю над перламутровыми пуговицами, вспоминая, как его пальцы слегка дрожали, словно он действительно хотел меня. Это было самое горячее, что я когда-либо испытывала.

Самое горячее, что я когда-либо испытывала — мужчина, расстегивающий мою кофту, как будто он хотел меня.

Я опускаюсь на кровать. Отчаяние и негодование окутывают меня, ярко и остро. Смакерс настороженно наблюдает за мной из своего гнезда из одеял.

Какое-то время это казалось таким реальным, но он один из лучших. Одно его слово — и здания взлетают к небу, а женщины падают на колени. Для этого есть причина.

Что я делаю?

Снова надеваю ту же кофту для него, вот что.

Я плюхаюсь обратно на кровать и прокручиваю текст Генри про грифона, как делала это уже дюжину раз. Как будто это доказательство того, что он думал обо мне.

Он на самом деле думал о своей компании, не так ли? Он испробовал несколько коварных вещей, а теперь решил прибегнуть к соблазнению.

Он хочет вернуть компанию, а почему бы и нет? Она должна была принадлежать ему. Он заслужил это. Он совсем не такой, как Денни.

Я прижимаю телефон к груди и смотрю на заляпанный водой потолок.

И я принимаю решение. Все это должно закончиться.

Входит Карли и качает головой, глядя на мой наряд.

— Ты в этом пойдешь?

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — говорю я. — Я передаю управление компанией Генри.

— Изви-ниииии? — говорит она возмущенно и драматично.

— Это не мое. Это неправильно.

— Это принадлежит бедняге Смакерсу.

— Да ладно тебе, — говорю я. — Это наследственное право Генри. Я попрошу Смакерса подписать его.

— Но… все эти деньги!

— Они не наши.

— Он пытался обмануть тебя, — говорит Карли. — Он пытался запугать тебя. Он поместил тебя под стражу!

— И теперь все это закончится.

— Значит, богатый титулованный мудак, который думает, что может всегда все получить, добивается своего?

Воспоминание о поцелуе захлестывает меня. Я бы отдала ему все, что угодно. Это опасно. Как далеко он мог зайти? Соблазнить меня из чистого долга?

— Решение принято, — говорю я.

Карли прищуривается:

— Подожди-ка. Это довольно серьезное финансовое решение.

Я горько улыбаюсь:

— Многомиллиардное решение.

— Ну, может быть, ты кое о чем забыла? Некое время на обдумывание, которое мы обещали друг другу соблюдать?

— Это совсем другое дело.

— Как? Это очень важное финансовое решение. Это касается нас обеих — таков наш договор.

Я сажусь прямо. Дерьмо.

— Я не могу…

— Мы держим слово, данное друг другу, — говорит она. — Так ведь?

Ни у кого нет такого чутья на лицемерие, как у подростка. Я смотрю на календарь. Двадцать один день.

— Я должна, по крайней мере, рассказать ему. Он… — пытается соблазнить меня. — Он несчастен.

— О, нет, нет, нет, нет, нееет! — Карли видит, что подловила меня, и она наслаждается всем этим дерьмом. — Принятие обязательств — это обещание. Если ты верна своему слову, то сказать, что ты сделаешь что-то, все равно, что сделать. Это то же самое, — добавляет она. — Мы обе держим свое слово. А Генри и остальные члены мирового сообщества сначала обещают поступить правильно, а потом пытаются обмануть тебя? Черт…

— Ладно, ладно, — я поднимаю вверх руку. — Но я верну компанию.

— Если ты так решишь после обдумывания, то да.

Я смотрю на нее, стоящую там, всю в огне:

— Я не знаю, ненавижу я тебя сейчас больше или люблю.

Она усмехается:

— И ты не сможешь взять на себя обязательства в устной форме. Не такую: Я возвращаю тебе твою компанию, но я должна порадовать свою сестру.

Я бросаю в неё скомканный носок.

— Птица, — говорит она.

***

Когда Эйприл сказала мне, что скоро приедет машина, я предположила, что это будет мой личный лимузин, как это принято у Locke Worldwide, но когда я выхожу на улицу со Смакерсом в его любимой переноске, там стоит Генри, держа дверь открытой.

Он снимает свои очки-авиаторы. А у меня внутри все воспламеняется.

— Доброе утро, — говорит Генри. Его коричневый костюм идеально сидит на широких плечах.

— Привет, — отвечаю я, словно не очарована Генри Локком. Я проскальзываю в лимузин, располагая Смакерса на стороне кайфоломщика.

Он садится рядом со мной и протягивает мне Java Chip Frappuccino. Потому что он, конечно же, запомнил. Это часть работы соблазнителя.

— Спасибо, — я делаю глоток. — Итак. Церемония закладки фундамента.

— Это одна из тех вещей, которыми вы вдвоем сейчас займетесь, — он достает из сумки маленький синий жилет. На нем вышит логотип «Locke Worldwide».

— О, боже мой! — я ставлю стаканчик в подставку и замираю. — Я ничего в этом не смыслю.

— Ну же, — говорит Генри. — Немного командного духа.

— Бедный Смакерс. Он официально входит в команду «Члены во всем мире».

Генри прищуривается:

— Что это?

— «Члены во всем мире»? — я изучаю его глаза и на секунду теряюсь в них. — Что? Ты искренне говоришь мне, что никогда этого не слышал?

Он смотрит на меня так, словно думает, что я шучу.

— Члены во всем мире. Да не может такого… быть.

— Ты не знал?

Он выглядит неуверенным:

— Никто нас так не называет.

Я фыркаю:

— Да, никто, кроме тех, кто стоит на земле и смотрит на гигантские краны. Я понимаю, что логотип должен выглядеть, как здание между двумя кустами, но серьезно? И, вообще… гигантские краны? Возведение гигантских зданий?

Он смотрит на меня с искренним удивлением. Мне приходит в голову, что никто не хотел говорить ему об этом, потому что они слишком заняты поклонением ему.

— Люди бы нас так не называли, — говорит он.

— Как мило, что ты даже не знаешь об этом.

— Я думаю, что у кого-то слишком богатое воображение.

— А, ты имеешь в виду меня? — произношу я. — Ты думаешь, что это только я так называю компанию?

— Да. Что показывает направление твоих мыслей.

— Так высокомерно, — говорю я, как будто его близость не доставляет мне удовольствия. Словно моя кожа — это не оголенные дрожащие нервные окончания, когда я оказываюсь рядом с ним. — Это не я заполоняю город огромными фаллическими символами с своим именем. Это направление твоих мыслей, о которых мы должны беспокоиться.

— Как тест Роршаха, — поддразнивает он. — Некоторые люди видят краны, развитие города, но ты видишь нечто совершенно иное.

— О, полегче, — я выхватываю жилет у него из рук и достаю из переноски Смакерса. — Ты готов стать членом команды «Члены во всем мире», приятель?

Я надеваю на него жилет. Он идеально подошел.

— Люди никогда бы нас так не назвали.

— Думай, что хочешь. Мир — это твоя золотая колыбель.

Генри протягивает руку и проводит пальцем по прописной букве «Л» в слове Локк, и это движение приводит его руку в опасную близость к моим коленям.

— С завитком буква «Л» выглядит как буква «Ч», и ты должен хотя бы это признать.

— Ну… «Члены во всем мире», да, — он, кажется, задумался. — Если имя тебе подходит…

— О, боже мой! — я хватаю его за руку. И просто смеюсь. — Ты такой плохой!

Он улыбается мне, и весь мир готов остановиться. Кажется, он собирается поцеловать меня. Я знаю, что он собирается поцеловать меня. И я хочу этого.

Боже, как же я этого хочу!

Я отстраняюсь, откидываюсь назад, скрещиваю руки на груди и делаю неглубокий вдох.

— Что случилось? — спрашивает он.

— Твой фальшивый план соблазнения. Ты думаешь, я настолько глупа или просто в таком отчаянии?

— Посмотри на меня, — произносит он напряженно. — Вики.

Я не смотрю на него.

— Я бы никогда не подумал, что ты глупа или находишься в отчаянии. Это последнее, что я думаю о тебе.

— Я знаю, что думаешь. И просто… я хочу, чтобы ты понял, что не обязан этого делать, — это так близко к тому, чтобы сказать ему, что я возвращаю компанию, не нарушая договора.

Но я дала слово.

Он проводит тыльной стороной ладони по моей щеке. Моя кровь пылает в моих венах. Я закрыла глаза.

Грубая кожа мягко скользит, как перышко. Плавно и медленно. Его прикосновение такое нежное, что, кажется, мое сердце вот-вот разорвется.

Его голос, когда он приближается, становится шепотом:

— Поцелуй меня, Вики.

— Я не могу.

— Поцелуй меня, — его голос низкий и настойчивый. — Будь со мной.

Мое сердце колотится.

Теперь он скользит ниже линии моего подбородка, двигаясь по моей коже тыльной стороной пальца, медленно, вяло и обжигающе нежно.

— Ты же хочешь.

— Ты такой… — я замолкаю, задыхаясь.

Его палец перемещается вниз, надавливая на верхнюю пуговицу, расстегивая ее. Он открывает еще больше кожи, чтобы скользнуть вниз, останавливаясь в центре моей груди — невесомое присутствие над моим колотящимся сердцем.

— Ты такой… — пытаюсь я снова.

У меня не хватает духу придумать шутливое оскорбление. Жар между моих ног нарастает.

Он наклоняется ко мне. Губы у моего уха. Его лицо мягко касается моих волос.

Мое дыхание участилось.

— Ты меня поцелуешь, — говорит он. — Может быть, не сегодня, но ты придешь ко мне. Я могу подождать.

— Такой ловкач, — говорю я, глядя на его руку, лежащую у меня на груди.

Он спускается вниз, расстегивает еще одну пуговицу.

— Тебе нравится смотреть на мои руки, не так ли? — он расстегивает еще одну пуговицу.

— То, что ты сейчас застегнешь мне пуговицы? Да, — говорю я.

— И тебе это нравится.

— Вы только посмотрите, а самонадеянность никуда не делась, — я собираюсь слегка пошутить, но мой голос хриплый от желания.

— Думаю, тебе нравятся мои руки, — он расстегивает еще одну пуговицу, раскрывая верхнюю часть моей камисоль [п.п. Камисоль — женское нижнее белье, представляющее собой короткую комбинацию с присборенной под линией груди тканью]. — Они тебе еще больше понравятся, когда окажутся у тебя между ног.

Темная похоть пронзает меня насквозь.

— О боже, — говорю я, как будто мне это кажется забавным. Но это не так.

— Я доставлю тебе удовольствие, детка. Я хорошо о тебе забочусь. Я возьму тебя медленно и глубоко. Я помечу каждый дюйм твоей кожи. Ничего… ничего в этом не будет фальшивым.

— Такой властный, — выдыхаю я, наконец, собравшись с силами, чтобы оттолкнуть его руку.

Он пронзает меня взглядом:

— Я подожду. Я смогу дождаться своего часа.

— Ну тебе придется ждать очень долго.

В его глазах появляется недоумение. Это, наверное, тоже фальшивка. Фальшивка, фальшивка, фальшивка. Меня не интересует его фальшивое соблазнение.

Я достаю свой телефон:

— Так что же это за новаторская штука?

Генри прерывисто вздыхает. Словно он настолько ошеломлен, что не может произнести ни слова некоторое время.

Я закатываю глаза: