Самый завидный подонок

Глава двадцатая пятая

Вики

Я принимаю душ, пока он звонит по телефону насчет Десяти.

Я вытираюсь и надеваю одну из его мягких, красиво сшитых рубашек. Когда я выхожу из ванной, запах чеснока и сыра ударяет по моим рецепторамв полную силу.

Я застаю его готовящим. Без рубашки. Босым. Джинсы идеально обтягивают его бедра.

— Что ты готовишь?

Он поворачивается. Его глаза темнеют.

— Что на тебе надето?

Я бросаю на него невинный взгляд.

— Это?

Он ругается и поворачивается обратно к плите.

— Соус «Альфредо». И я нахожусь в критической точке этой операции. Там дышит вино. Почему бы тебе не налить нам по бокалу?

Оно дышит. Он чертовски помешан на том, чтобы все делать идеально.

Я наливаю два бокала и возвращаюсь. Ставлю его у плиты.

— Нужно добавлять сыр в соус очень медленно, — говорит он, добавляя микроскопическое количество сыра к фунту растопленного сливочного масла и жирных сливок, которые он медленно и методично перемешивал. — Очень медленно.

— Пахнет потрясающе.

Он добавляет еще щепотку сыра, и еще, и еще.

— Большинство людей так не поступают.

Но Генри — да.

Я поставила свое вино и обняла его, соприкасаясь с его мускулами и твердыми плоскостями.

— Ты так испортишь ужин.

Я целую его в спину.

— Я пытаюсь этого не делать.

— Пытаешься. — Я слышу улыбку в его голосе. — Пытаться — не значит делать. — Он выключает плиту, накрывает сковороду крышкой и разворачивается. — Посмотри на себя, — говорит он, надвигаясь на меня.

Я отступаю.

— Посмотреть на что?

Он протягивает руку, но я вырываюсь из его хватки и разворачиваюсь. И бегу. Его дом огромен, и вы можете бегать в нем. Я добираюсь до гостиной.

Грубые руки хватают меня, разворачивают лицом к нему. Он хватает рубашку и рвет ее, затем толкает меня на диван.

Появляется презерватив. Мы трахаемся неистово, хватаясь руками, задевая зубами. Его вес придавливает меня.

Он поднимает мою ногу, чтобы проникнуть глубже.

Я держу его за волосы, принимая его, смешивая боль и удовольствие.

Он прижимается своим потным лбом к моей груди, когда кончает. Я перестаю дергать его за волосы и просто целую его, приходя в себя от своего оргазма и наслаждаясь его.

Я целую его волосы, когда он кончает. Он — это все.

Он переворачивается на бок рядом со мной.

У него такой серьезный взгляд.

— Такого никогда не было. — Он пропускает прядь моих волос сквозь два пальца с таким выражением, как будто это самые удивительные волосы, которые он когда-либо видел.

— У меня тоже, — отвечаю я.

Кажется, ему это нравится. Он смотрит на меня с такой теплотой и привязанностью. Это питает мою душу.

— Я рад, — говорит он. — Это было невероятно. Я хотел сделать с тобой все.

— Ты вроде как и сделал.

— О, вряд ли.

— О, вряд ли. — Я улыбаюсь. — Мне нравится чувствовать, как ты входишь в меня. Мне нравится, как ощущается твое тело.

— Мне нравится, как ты дышишь, — говорит он. — Иногда ты просто дышишь, и я хочу тебя.

Я целую его в нос.

— И эта штука с укусами…

— Да? — Я улыбаюсь.

— Да, — произносит он. — И эта штука с мокрым пальцем.

Я прищуриваю глаза.

— Какая штука с мокрым пальцем?

— Ты знаешь. Прикосновение.

Я хмурю брови, пытаясь понять, что он имеет в виду.

— Когда ты слегка коснулась моего анального отверстия своим мокрым пальцем? Это было… возбуждающе.

Я хмурюсь. Боже, неужели я была в таком состоянии?

— Я не делала ничего подобного.

— Ты просто прикоснулась к нему, очень легко.

Я изучаю его глаза, пытаясь понять, шутит он или нет. Вот тогда Смакерс вскакивает и бежит по спинке дивана, глядя на нас сверху вниз, виляя хвостом и высунув язык.

— О… — говорю я.

— Что? Что случилось? — Он прослеживает направление моего взгляда, и на его лице появляется выражение ужаса.

Ужас.

Я фыркаю и прижимаюсь лицом к его груди.

— Не смешно, — говорит он.

— Это немного забавно, — отвечаю я в потную подушку мышц на его груди.

— Отвали, Смакерс!

Я просто смеюсь.

— Я, честно говоря, не знаю, закрепляет ли это твой статус Самого Завидного Подонка или разрушает его, — говорю я.

— Даже не начинай, — говорит он, наваливаясь на меня сверху, заключая в плен своих рук.

Я фыркаю.

— И подумать только, я вообразила, что ты не любишь собак.

— Это должна быть последняя шутка, которую ты отпускаешь по этому поводу. — Он наклоняется, выпячивая бицепсы.

Я хмурюсь.

— Последняя? Не слишком ли?

Он целует меня в шею.

— Я серьезно. Или я мог бы отомстить самым мучительным образом.

— Мне это может понравиться, — говорю я. — Но ладно. Последняя шутка.