Самый завидный подонок

Глава двадцать четвертая

Вики

Генри живет в роскошном довоенном здании на Централ-Парк, со сплошь мраморными стенами и люстрами. Устрашающего вида швейцар размером с вышибалу в коричневой униформе и коричневой шляпе открывает нам дверь.

Мы входим в вестибюль, держась за руки. Оставив мир позади.

— Кто это? — спрашивает швейцар, ухмыляясь Смакерсу. Смакерс напрягается на поводке, хвост размыто виляет, потому что, незнакомец обратил на него внимание!

— Это Смакерс, — говорю я, крепче сжимая руку Генри.

Генри ругается себе под нос, когда мужчина опускается на колени перед Смакерсом.

Я просовываю руку под пиджак Генри. Кажется, он дрожит от моего прикосновения.

Все оказывается более захватывающим, чем Смакерс мог себе представить — человек протягивает кулак, и изнутри этого кулака исходит запах еды. Наконец мужчина разжимает руку и опускает лакомство в форме кости, которое Смакерс проглатывает.

Ну, кто может отказаться от лакомства в форме косточки?

— Как успехи? — спрашивает его Генри.

— Прекрасно и стильно, — произносит швейцар, взъерошивая шерсть Смакерса. — Ты только посмотри на себя, мистер! — У Смакерса апоплексический удар от ликования. Ему нравится этот швейцар.

Генри обнимает меня за шею и шепчет на ухо. — Прости.

Я придвигаюсь ближе, провожу рукой по его упругой заднице. — У него будут проблемы, — шепчу я, — если мы начнем целоваться на полу прямо здесь?

— Давай, Смак. — Генри берет поводок. — Увидимся позже, Алан, — говорит он.

Алан отдает честь Смакерсу, а затем нам.

Мы углубляемся в лабиринт из мрамора, люстр и элегантных ковровых покрытий и добираемся до пары лифтов с золотыми дверями. Генри нажимает на кнопку «Вверх», не сводя с меня глаз.

Лицензия на осмотр лифтов вывешена между двумя лифтами, как и в нашем здании, за исключением того, что в нашем здании она находится под грязным оргстеклом. Здесь она в богато украшенной золотой раме, как будто это гребаный Пикассо.

— Какое-то модное дерьмо. Если бы я знала, надела на Смакерса его серебристый галстук-бабочку.

Генри смотрит на меня так, как будто ему насрать. Ему уже наплевать на все это. Он притягивает меня вплотную к себе, грудь к груди, губы в нескольких дюймах друг от друга. Его сердце бьется о мою грудную клетку. Его член вдавливается в мой живот — жестко — как будто он хочет заставить меня почувствовать это.

— Да, — выдыхаю я, обездвиженная им перед лицензией на осмотр лифтов для богатых и знаменитых.

Его губы касаются моих. Шепот поцелуя. Мерцание чувств. Плоть, кусающая плоть. Дразнящие и возбуждающие.

Я дотрагиваюсь до одной из пуговиц на его рубашке. Я просовываю пальцы под нее, ища его теплое тело, прижимая тыльную сторону ладони к твердой плоскости его живота. Он издает тихий стон капитуляции, затем на мгновение захватывает зубами мою верхнюю губу, ловит и отпускает.

Я нахожу его пупок. Я провожу костяшками пальцев по его мягким волоскам, двигаясь вниз к резинке его нижнего белья.

Откуда-то доносится звон.

Руки Генри обнимают меня за плечи, когда он целует меня. Он отводит меня в сторону и заталкивает спиной в лифт, не прерывая нашего поцелуя. Смакерс — размытое пятно у наших ног.

Генри поворачивается и вводит код, затем прижимает меня спиной к стене, целуя. Он скользит рукой по моим распущенным волосам, а затем по пушистости моего свитера, по моей груди и плечам, вплоть до запястий, которые он захватывает в свои руки.

Я — бабочка, прикованная его взглядом, когда он поднимает мои руки и прижимает их к темному бархату стены лифта. И снова целует меня.

— Я хочу тебя так сильно, что могу умереть, — произношу я.

Он целует меня сильнее.

Двери закрываются. Смакерс — маленький часовой внизу, ожидающий, когда двери снова откроются. Или, может быть, он пытается разгадать, что за странную белую фигуру он видит в состаренной золотой патине.

— Может быть, тебе стоит несколько раз нажать на какие-нибудь кнопки. Заводи эту штуку.

— Никто не нажимает ни на какие гребаные кнопки, — рычит он мне в шею.

Мне нравится это рычание. Я запускаю пальцы в его волосы, хватаю две пригоршни, целую его в скулу, затем в губы.

— Ты должна была оставить свои руки там, у стены, — говорит он.

— Мои руки плохо себя ведут, — бормочу я в поцелуе.

Его член находит развилку моих ног под шерстяной юбкой, толкаясь и надавливая.

Его дыхание звучит хрипло. Это обжигает мою кожу, как ожог, когда он скользит руками по моим бедрам.

Лихорадочно он начинает задирать мою юбку к талии.

— Гребаные юбки. — Его руки дрожат, когда он собирает ее в кучу. — Ты все время убиваешь меня.

— Генри. Мы в лифте. Что, если кто-нибудь войдет?

Он делает паузу, чтобы ласково погладить мой подбородок пальцами. Его пальцы нежны, но его взгляд — чистое безумие. Может быть, он убьет любого, кто появится. Может быть, в этом все дело.

Его слова касаются моих губ.

— Ты видишь, как я вводил код? Благодаря коду эта штука поднимется прямо на верхний этаж, который принадлежит мне. Мы войдем в мою парадную дверь. — Он целует меня. — В мою дверь. — Он снова целует меня, затем отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза. — Моя.

В мгновение ока игра становится опасной. Моя. Он имеет в виду меня.

Мои плечи прижимаются к бархатной стене. Моя киска болит. Пульсирует. Свет в окошке третьего этажа гаснет, а в четвертом загорается, словно странные звезды.

Он целует меня. Растворяется во мне.

Я вор, и я вломилась в чей-то прекрасный дом. Я наслаждаюсь их мебелью, готовлю их еду, ношу их мягкую одежду. Это прекрасно, но в то же время больно, потому что ничто из этого никогда не может быть моим.

Всего на одну ночь.

Он вернулся к юбке, создавая мешанину из плотной ткани и подкладки, словно веревки вокруг моих бедер.

— Черт, — говорит он, отступая назад, тяжело дыша. — Сними это с себя.

Я начинаю расстегивать пояс.

— Нет, нет, черт возьми, нет. — Он качает головой. — Продолжай в том же духе. Просто подтяни ее.

— Тебе нравится, когда она поднята. — Мое сердце колотится. Даже в этом он так конкретен в своем видении.

— Сделай это. — Он свирепо пыхтит.

Я не могу устоять.

Я наклоняюсь и хватаюсь за подол, глядя на него из-под ресниц, пока медленно поднимаю ее, выворачивая наизнанку.

— Ты должен делать это аккуратно, — говорю я. — Или вообще не делать. — Я говорю все это чопорно и правильно, потому что это соответствует его фантазии о юбке.

В его глазах горит дикий огонек. Влиятельный миллиардер века чувствует себя неуправляемым.

Еще до того, как я заканчиваю, он падает передо мной на колени.

— Господи, ты такая сексуальная. — Сильные пальцы скользят вверх, чтобы схватить мои мясистые ягодицы, когда он прижимается лицом к моему холмику, прикрытому трусиками.

Лифт резко останавливается. Двери открываются, открывая темный пентхаус, вдали видны городские огни.

Смакерс выбегает из лифта, волоча за собой поводок.

— Смакерс…

— Пусть он разрушит это место. — Его слова обжигают мое пульсирующее лоно. Его язык скользит по ткани. — Пусть он подожжет всю гребаную планету.

— Ну, ты довольно низкого мнения о бедном Сма… — Мои слова застревают у меня в горле, когда грубые пальцы оттягивают мои промокшие трусики и вторгаются внутрь меня, скользя, поглаживая.

Удовольствие пронзает меня насквозь. Мои колени превращаются в желе.

— Ты такая чертовски мокрая. — Он тянет мои трусики вниз по ногам, стягивает и разрывает их. — Ты убиваешь меня. Ты убиваешь меня своей тайной горячностью.

Он сжимает мою икру.

— Подними.

Дрожа, я подчиняюсь. Он освобождает меня от трусиков, пальцы и ткань скользят по моей лодыжке. Он перекидывает мою ногу через плечо, открывая меня для себя. Воздух ударяет в мою разгоряченную сердцевину.

Я хватаюсь за поручни по обе стороны от себя, пульс учащается. Я не имею права быть здесь.

У меня нет никаких прав на этого человека.

Он целует мой обнаженный холмик, терзая его своим ртом, проникая губами глубже между моими складками. Я издаю сдавленный крик, когда он касается моего клитора.

Уверенные руки нажимают на плоть, чтобы раскрыть меня шире. Я извиваюсь и хнычу, когда он проводит языком по всей длине моей киски.

Он крепко обнимает меня.

— Вики, Вики, Вики, — выдыхает он в мое тепло, безжалостно облизывая меня. Жесткие усы царапают внутреннюю поверхность моих бедер.

Я чувствую себя дико. Моя кровь густая, как теплый мед, пульсирует в моих венах.

— Я нуждался в этом, — выдыхает он, — так чертовски долго. — Каждое его слово щекочет мой клитор. — Так чертовски долго. Я так долго нуждался в этом.

Затем его язык оказывается на мне, мягкий и теплый, длинный и плоский.

Мои лопатки прижимаются к стене, когда он гладит меня выше, вызывая прилив чувств к кончику моего бутона.

Каждое движение его языка усиливает ощущение. Его облизывания безжалостны. Беспощадны. Блестяще и целеустремлены, как и он.

Он изменяет форму своего языка. Теперь он кажется заостренным и колючим.

— Пожалуйста, Генри, пожалуйста.

Грубые пальцы сжимают мои бедра. Его язык, кажется, действительно прижимается к моему бутону.

— Я не знала, что язык может принимать так много… форм.

Он перестает лизать и смотрит на меня, темные волосы растрепаны, глаза блестят. Он самое красивое существо, которое я когда-либо видела.

— Вот что ты получаешь от всего этого? — спрашивает он. — Удивительный мир человеческого языка?

— Нет! Пожалуйста, вернись!

— Мне нравится, какая ты влажная для меня. — Он проводит капелькой влаги по моему бедру до того места, где она исчезает. Он находит другую.

Он нужен мне так сильно, что я дрожу.

— Ты должен вернуться. — Пот струится у меня по спине. — Пожалуйста.

— Ты еще сексуальнее, когда умоляешь.

Я хватаюсь за поручень.

— Пожалуйста.

Его рот снова рядом с моим клитором — я могу сказать это по теплу его дыхания. Он удерживает меня на месте, заманивает в ловушку своими руками и ртом. Я его пленница.

Наконец-то его рот снова на мне. Он пирует на мне. Я хнычу и извиваюсь.

Горячие, решительные пальцы сильнее впиваются в мою задницу, пока он лижет меня до исступления. Мир начинает растворяться вокруг меня.

Когда он втягивает клитор в рот, мое дыхание становится поверхностным.

— О, — говорю я. Одно короткое, резкое восклицание.

Он делает еще один рывок, и удовольствие захлестывает меня, обрушивается и разбивается об меня, как волна. Взрывы прибоя, удовольствия и раскаленного добела света.

Моя голова откидывается на стенную панель. Мое дыхание становится прерывистым. Он прекратил лизать, но его рот нависает надо мной, как будто он может вдохнуть мой экстаз.

Он поднимается по моему телу, чтобы встать передо мной. Я дрожу.

Его руки ласкают мои щеки, когда он осыпает мое лицо поцелуями.

— Мы идем туда, детка, и я собираюсь раздеть тебя догола и вытрахать из тебя весь дневной свет. Я собираюсь трахнуть тебя так, как будто завтра не наступит. Тебя это устраивает? — Он снова целует меня. Снова.