Самый завидный подонок

Глава двадцатая восьмая

Вики

Мы возвращаемся поздно. Измученные. Генри ночует у меня, потому что я не хочу оставлять Карли.

Я чувствую себя неловко из-за всего этого, но, по крайней мере, здесь чисто. Кажется, ему это очень нравится. Но кого это волнует?

В любом случае, все кончено. Это то, что я продолжаю говорить себе.

Его день рождение в пятницу. Мне нужно уйти из его жизни до этого — это обещание, которое я дала себе. И если он опечалится, что ж, он получит документы для восстановления своей компании.

Это правильно для Карли.

И это единственный способ не допустить, чтобы токсичный пиар Вонды привел его к краху. И людей Локка, которые зависят от него. Это правильно для Вонды.

На утро назначено заседание правления. Неясно, кто его созвал, Генри думает, что Калеб, потому что повестка дня касается сроков для Десятки и, возможно, найма дополнительной внешней команды для ускорения редизайна, и что-то касаемо коммунальных услуг. Поскольку, как мы знаем, построить здания сложнее, чем что-либо другое, — нужно выяснить, как все это объединить в единое целое.

Мы забрасываем Карли в школу и направляемся в офис, сидя на заднем сиденье лимузина со Смакерсом в цветастой сумке рядом с нами.

Генри сажает меня к себе на колени:

— Я говорил тебе, какая ты горячая в последнее время?

Я целую его нижнюю губу, затем верхнюю. Это легкие поцелуи: техника, которую я впервые применила во время марафона траха на выходных в День труда. Я снова целую его.

— Прошло так много времени с тех пор, как я была просто счастлива. Глупо счастлива, — говорю я. Я отстраняюсь и обнаруживаю, что он наблюдает за мной своим невозмутимым лицом, потемневшими и серьезными кобальтово-голубыми глазами. — Спасибо.

— Тебе от этого немного грустно? — спрашивает он.

Как знаток вин, он слышит каждую нотку в моем голосе.

— Я звучала грустно? — я наклоняю голову, как будто понятия не имею, с чем это может быть связано.

— Я тоже счастлив, — мягко говорит он. — Но в моем счастье нет ничего глупого.

Что-то скручивается у меня в животе, всплески радости и горя, острые, но приятные.

Я всегда буду помнить это чувство, — говорю я себе.

Машина высаживает нас перед штаб-квартирой под флагами синего цвета Локков с логотипом «Международного члена».

Мы беремся за руки и входим через двери, на этот раз двойные, которые придерживает швейцар. Мы пересекаем завораживающий пятиэтажный вестибюль, над которым возвышается гигантский зазубренный камень, с которого каскадом стекает мерцающая вода.

Я снова одета в яркие цвета: оранжевый топ в цветочек, синие брюки и блестящие туфли на каблуках — еще один трофей из одного из модных магазинов в Хэмптоне, куда мы с Карли и Бесс зашли.

Но одежда была не совсем их идеей — я поняла это, посмотрев в зеркало сегодня утром. Яркие цвета и блестки — стиль Вонды. Это приятное чувство, как будто я вырвалась из какой-то скорлупы. Или, может быть, будто я оказалась дома.

Этого у меня не отнять.

Генри прижимает меня в своих объятиях к стене лифта, пока мы поднимаемся. Лифт стал одним из моих любимых мест для поцелуев, украденных окном уединения.

И именно в этот момент все кажется сказкой.

Генри ворчит, когда мы добираемся до верхнего этажа. Он в коричневом костюме и бордовом галстуке с крошечными черными совами на нем. Карли и Бесс купили его ему в качестве благодарственного подарка. Я завязала его для него сегодня утром.

Он хватает цветастую сумку Смакерса.

— Ты не обязан…

— Если ты думаешь, что не слишком по-мужски носить цветастую собачью переноску, похожую на сумочку, то ты не внимательно смотрела, детка.

Я фыркаю и толкаю его в бок.

Мы выходим и пересекаем просторы корпоративного величия. Люди уже собрались в стеклянном зале заседаний. Я ненавижу покидать наш волшебный личный пузырь, но мне нравится видеть, как он возвращается в свою среду обитания, в место, которое он так любит.

Смакерс счастливо едет в своей сумочке в цветочек, воплощение собачьей привлекательности в его галстуке-бабочке цвета Локков с блестками.

Генри берется за ручку стеклянной двери и придерживает ее открытой для меня, пристально глядя на меня сверху вниз. Воздух между нами потрескивает.

Я практически проскальзываю внутрь и поворачиваюсь, чтобы поздороваться с другими членами правления.

И мир с визгом останавливается.

Он более мускулистый, чем я помню, с более толстой шеей, чем тогда, в Дирвилле.

Я говорю себе, что это не может быть он.

Этого не может быть.

Но светлые волосы те же, а потом он улыбается своей самодовольной улыбкой.

Мои руки немеют. Ледяные когти пробираются вверх по моей спине, вверх по шее. Слюна наполняет мой рот, словно меня действительно сейчас стошнит.

Это мое тело реагирует на то, что мой разум не может постичь.

— Генри, Вики, — Бретт стоит, улыбаясь, как кошка, проглотившая стаю канареек. — Я хочу, чтобы вы познакомились с нашим новым ведущим консультантом, Денни Вудраффом.

Комната, кажется, наклоняется или, может быть, это мой мир, который поворачивается вокруг своей оси, и все рушится.

Как это возможно?

— Ведущий консультант? — Генри в замешательстве.

Я не смущаюсь — не тогда, когда встречаюсь взглядом с Бреттом. Он точно знает, кто такой Денни. Он точно знает, кто такая я. Вонда.

— Денни будет тесно сотрудничать с нами в вопросах руководства и сплоченности, — объявляет Бретт дружелюбным, непринужденным тоном, в котором все фальшиво. — Я думаю, что это будет особенно полезно для тебя, Вики. Чтобы ты привыкла, чтобы мы работали в тандеме, а не вразнобой. Ты будешь очень тесно сотрудничать с Денни. На каждом заседании правления Денни будет рядом, помогая тебе продуктивно приспосабливаться.

У меня пересыхает во рту.

— В чем дело? — спрашивает Генри. — Вики не нуждается в консультировании, — он переводит взгляд с меня на Бретта. — Что происходит? — он кладет сумку Смакерса на стол.

— Мы с Калебом согласны, что это действительно может быть полезно для правления, — говорит Бретт. — Мы приняли такое решение. Это в пределах наших прав — добавить консультанта правления. Для этого нам не нужно большинство, всего двадцать пять процентов. Его зарплата зависит от бюджета операций… — он тараторит на фирменном жаргоне, на жаргоне устава.

Тем временем Денни встает со своего стула.

Когда он приближается, у меня пересыхает во рту, я слишком напугана, чтобы даже пошевелиться.

Сначала он подходит к Генри. Он берет его за руку и трясет вверх-вниз.

— Я проделал большую работу с «Percival Group». Я учился в Йеле с Дейлом Рансоном, которого, я думаю, ты знаешь.

Денни называет имена. Я смотрю на Эйприл. Она хмурит брови.

— Хорошо, — Генри звучит раздраженно.

Я немного отстаю от него. Он не видит, как я пячусь. Он отпускает руку и обращается к Бретту.

— Давайте прервемся на пять минут. Мне нужно переговорить с тобой и Калебом.

— Денни — консультант правления, — говорит Бретт. — Смысл здесь в том, чтобы включить его даже в наши пятиминутки, — Бретт смотрит на меня. — У тебя нет проблем с этим, не так ли, Вики? Часть того, чтобы быть компетентным членом правления, заключается в том, чтобы хорошо работать с другими. Если ты думаешь, что не сможешь работать с Денни…

Денни улыбается.

— Вики! Я рад возможности поработать с тобой. Я чувствую, что мы многого добьемся вместе, — он идет ко мне. Я говорю себе стоять твердо, больше не отступать, но я делаю шаг назад. Другой.

Денни протягивает руку:

— Я обещаю тебе…

Я отступаю назад, нервы не выдерживают.

— Убирайся! — слова вырываются шепотом, как в одном из тех снов, когда кажется, что ты не можешь заставить свой голос звучать громче.

— Я понимаю, что они свалили это на тебя, — говорит Денни, останавливаясь передо мной, слишком близко. — Но уже скоро состоится встреча старых друзей, я обещаю, — он хватает меня за руку, заставляя прикоснуться к нему, заставляя пожать ее. Я пытаюсь вырвать руку, но он не отпускает.

В мгновение ока яростная рука сжимает руку Денни. Голова Денни качается вперед, когда Генри дергает его назад, отбрасывая к стеклянной стене.

В глазах Денни появляется шок за мгновение до того, как Генри заносит кулак, нацеливаясь ему в лицо.

Денни отшатывается в сторону. Смакерс бешено лает. В стекле трещина, похожая на перекошенную звезду.

Генри поворачивается ко мне:

— Ты в порядке?

— Нет! — я отступаю, подальше от всего этого. Генри подходит ко мне, но я поднимаю руку. Я не знаю, что останавливает его на полпути — неистовое движение или, возможно, выражение моего лица.

Я хватаю свою сумочку и выскакиваю за дверь, бегу к лифтам. Генри зовет меня, но я жму-жму-жму на кнопку. Я должна быть подальше от них. От всех них.

Генри устремляется ко мне как раз в тот момент, когда открываются двери. Я вхожу и нажимаю, ударяю по кнопке, пытаясь закрыть двери. Кто сказал, что это не работает? Я спускаюсь в вестибюль одна. Поездка, точно, длится целую вечность. Воздух внутри маленькой коробки словно искрится.

Кажется, прошла вечность, прежде чем я вышла на улицу, в слишком унылое, слишком многолюдное утро, которое еще пятнадцать минут назад казалось таким многообещающим. Я проталкиваюсь мимо рабочих и туристов, протискиваюсь сквозь очередь у тележки с бутербродами для завтрака и заворачиваю за угол, пробираясь сквозь толпу, направляясь к воде.

Смакерс все еще там. Дерьмо.

Я ныряю в темную подворотню и отправляю сообщение Эйприл, чтобы попросить ее присмотреть за Смакерсом. Я не знаю, что делать или что ей сказать. Она разберется с этим.

Я нахожусь у какого-то служебного входа, с узкой лестницей и черной дверью без опознавательных знаков позади меня.

Справа от меня кирпичная стена, столетняя копоть делает красный цвет кирпичей местами почти черными.

Слева от меня — богато украшенная стена, покрытая сотней слоев краски. Прямо над этим возвышается окно бистро. Люди там, наверху, уютно устроились с кофе, выпечкой и газетами. Если бы я встала, то оказалась бы на одном уровне с их ботинками.

Но я здесь, внизу. Вонда.

Я пытаюсь придумать, что делать, радуясь, что они меня не видят. Рада, что меня никто не видит. Я сжимаюсь, желая, чтобы мир просто исчез.

Они знают.

Теперь и Генри знает. Бретт, вероятно, последовал за ним и рассказал ему.

Я обнимаю колени, положив подбородок на правую коленную чашечку. Денни проболтается. Люди сейчас узнают. Я пытаюсь придумать какой-нибудь способ удержать Вики, остаться в городе, но опасность того, что мама заберет Карли обратно, слишком велика. Боже, она бы нашла способ вымогать деньги у всей компании, используя Карли в качестве рычага давления. И вся эта огласка.

Ноги закрывают мне вид на улицу. Широкие брюки.

— Вики.

Моя кровь начинает течь быстрее.

— Оставь меня, — говорю я.

— Маловероятно, — он садится на крыльцо рядом со мной. — Что случилось?

— Ты не знаешь? — я не даю ему шанса ответить. — Я просто хочу побыть одна.