Самый завидный подонок

Глава девятнадцатая

Вики

Я жму импровизированную кнопку, чувствуя себя ошеломленной. Жму, жму.

— Эй, — говорит он.

Снизу доносится скрежещущий звук. Как будто лифт не получил сигнал.

Жму, жму, жму.

— Не делай этого, — он хватает меня за запястье. — Ты сожжешь стартер лебедки.

— Кое-кто из нас слишком любит все контролировать, — говорю я.

Он целует мои пальцы.

Маленькая кабина лифта прибывает со странным жужжащим звуком, и я вхожу, а потом он заходит и нажимает кнопку «вниз». Лифт кренится и начинает опускаться. Звучит забавно. Иначе, чем раньше.

В этот момент мотор внизу издает скрежещущий, визжащий звук.

— Черт, — говорит он.

— Что это? — спрашиваю я.

— Все хорошо, — произносит он, но кабина, в которой мы находимся, скрежещет, останавливаясь. Мотор замолкает. Свет гаснет.

Мы в темноте. Глубоко в колодце.

— Нет! — шепчу я, поворачиваясь и хватаясь за край кабины. — Нет…

— Все хорошо. Здесь повсюду страховочные тросы, — загорается огонек… это телефон Генри. Он с кем-то разговаривает, пытается определить, на каком этаже мы находимся.

Я соскальзываю на холодный рифленый пол, обхватываю руками ноги, прижимаясь спиной к сетчатой стене кабины. Я снова в том колодце, где провела три одиноких, полных ужаса дня.

Дыши. Дыши.

Тебя там нет.

— Вики?

Дыши. Дыши.

Он садится на корточки рядом со мной. Генри осторожно надевает мне на голову свою каску.

— Ладно, это заставляет меня думать, что мы сейчас упадем, — говорю я. — Или что-то рухнет на нас сверху.

— Ничего из вышеперечисленного, — говорит он, поправляя ее так, чтобы она подходила к моей голове. — Я надеваю ее на тебя только потому, что знаю, что потеряю очки за мужественность в конкурсе Самый Завидный Подонок Нью-Йорка, если люди узнают, что я заграбастал единственную каску в подобной ситуации.

— Черт, — говорю я.

— Вот о чем я подумал, — он устраивается рядом со мной. — Мы знаем, что я могу выиграть конкурс купальных костюмов в Самом Завидном Подонке. И у меня есть способность запоминать имена. Но, как ты можешь себе представить, мужественность чрезвычайно важна для меня.

Снизу доносятся звуки молота и голоса.

— Можешь понюхать меня, если хочешь.

— Я не собираюсь этого делать.

Он проверяет свой телефон, а затем опускает его вниз таким образом, чтобы осветить площадь перед нами. Это тоже помогает. — Мои ребята там внизу работают над механизмом. Это простая проблема со стартером лебедки…

— Проблема со стартером лебедки, — говорю я. — Например? Скажи мне.

— Ты хочешь услышать о проблеме?

— Я сожгла его, как ты и сказал? Подожди, не отвечай. Просто расскажи мне о лебедках, — я ненавижу, какой слабый и испуганный у меня голос. Мне просто нужно, чтобы он говорил. — Начни с самого начала. История лебедок.

— Это был сарказм?

Я прижимаю пальцы ко лбу, чувствуя себя такой растерянной и ненавидя тишину.

— Это сарказм, но хочу, чтобы ты тоже пошутил.

В тишине он кажется задумчивым. Он берет мою руку в свою, теплую и уютную.

— У меня есть кое-что получше. Мой секрет.

— У тебя есть секрет?

— Как я запоминаю имена.

Я смотрю на очертания его головы в темноте.

— Как?

— Я ходил на занятия по технике запоминания. Никому не говори. Я не хочу, чтобы наши сотрудники чувствовали себя порядковыми номерами.

— Ты ходил на занятия? Это серьезный шаг.

— Это очень много значит для людей, и по мере того, как компания росла, это становилось все труднее и труднее. Поэтому я пошел на занятия. Я знаю, это звучит немного напряженно, но люди… они видят меня в определенном смысле, и я не люблю их подводить.

— Ух ты, — говорю я. — У тебя все выглядит так просто. С тобой так легко быть собой.

Он издает тихий смешок. Сжимает мою руку в своей.

— В любом случае, каждый получает особую визуализацию. Если кого-то зовут Майк, я представляю его на сцене поющим с микрофоном. Кларенс играет в оркестре на кларнете. Дирк — в грязи.

— А как же Фернандо?

— Ты серьезно? АББА.

— Как будто это так очевидно.

— Разве не так?

— Что ты использовал для меня?

— Я не скажу, — я слышу улыбку в его голосе.

Я широко раскрываю глаза:

— Да ладно, нет.

— Прости.

Я игриво толкаю его в плечо. Я целую его в щеку. Я кусаю его за мочку уха.

— Пожалуйста, — умоляю я.

— Неа.

— Хммм. Ну у меня есть одна для тебя, Генри. Для имени Генри. И тебе это не понравится.

Он ничего не говорит.

— Тебе это не понравится. Нисколечко, — говорю я. И тут меня осенило. — Здесь тысячи сотрудников! Ты помнишь все их имена?

— Только местных.

— Это больше тысячи, — говорю я. — Это… напряженно.

— Как только я начал, я почувствовал, что должен продолжать в том же духе, — он делает вид, что быть им легко. Но это не значит, что так оно и есть.

Снова стук снизу.

— Как скоро мы выберемся?

— Не знаю. От десяти минут до часа.

— Эм, — я втягиваюсь в себя еще сильнее, мои конечности находят старые знакомые бороздки друг с другом. Я чувствую, что падаю, падаю обратно в этот колодец.

— У тебя клаустрофобия?

Я подтягиваю ноги сильнее. Я должна ответить, но хочу, чтобы говорил он, а не я.

— Ты выглядела вполне нормально во многих лифтах, когда мы путешествовали, — говорит он.

— Это потому, что эта шахта похожа на колодец. Незаконченные стены, свет наверху.

— Ох, — пауза, а затем: — у тебя есть… история с колодцем?

— Я упала в один из них, — говорю я. — Когда была моложе. Меня долго не могли найти, и я была до смерти напугана.

— Как долго?

Я собираюсь сказать, что три дня, но о таких вещах сообщают в новостях.

— Достаточно долго, — говорю я. — Я чувствовала себя так, словно исчезла с лица земли. Но больше всего было ощущение ужаса. Я с самого начала боялась темноты. И ты не знаешь, как темно на дне колодца… ты даже не представляешь. Я думала, что никогда не выберусь. Люди не могли меня найти. И была куча слизняков, и это просто… — я вздрагиваю. — Это продолжалось очень долго.

Он обнимает меня за плечи:

— Это не колодец.

— Я знаю, — говорю я. — Но вроде как и не знаю.

Он притягивает меня ближе. Я ловлю себя на том, что наклоняюсь к нему.

— Это было бы страшно, — говорит он. — Одна. Не уверена, что тебя найдут.

— Да, — говорю я. Во всяком случае, не уверена, что найдут нужные люди.

Он берет телефон и быстро набирает текст, затем выключает. Через несколько мгновений шахту заливает свет снизу.

— О, — говорю я.

— Так лучше? Или не очень?

— Спасибо. Так лучше.

— Ты выбралась из колодца, Вики.

— Выбралась. И выросла, чтобы стать заклинателем собаки промышленного магната, — добавляю я. Он ничего не говорит. Это глупая шутка. — Мне очень жаль. Я просто сейчас не в себе.

Снизу доносятся звуки ударов и сверления.

— Трудно быть такой беспомощной.

— Дело, скорее, в страхе, — говорю я. — Ты когда-нибудь боялся шагов в темноте? А потом ты попадаешь в тепло и свет безопасности, и это такое облегчение. Но в колодце, казалось, шаги никогда не прекращались. Час за часом ужас продолжал давить. Это отняло у меня все силы. Страх изматывает. Малоизвестный факт.

— Как долго ты там пробыла?

— Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?

— Мне очень жаль, что это случилось с тобой, — говорит он.

— Ничего. Забудем.

Он вздыхает:

— Помнишь ту модель, которую мы вместе починили? С деревьями? И я не сказал тебе, почему ее было важно починить?

— Да.

— Ладно, теперь я тебе все расскажу. Есть один парень, Ренальдо, он тот, кто сделал ее. Ему восемьдесят пять, он один из самых старых парней во всей компании. Он помогал моему деду и отцу строить компанию, и у него определенно достаточно денег, чтобы уйти на пенсию, но строительство — это его жизнь. Эти модели он делает целую вечность, но мы с Бреттом чувствуем, что это помогает ему выжить. И если он увидит, как эта штука уничтожена… он будет раздавлен.

— Ты выглядел обезумевшим.

— Ну а кто разливает свои напитки по всей модели? Верно? Во всяком случае, он был для нас с Бреттом кем-то вроде дяди. Поскольку мой отец был слишком занят, чтобы иметь с нами дело, Ренальдо был тем, кто водил нас повсюду, заставлял учиться ремеслам. Мы с Бреттом ходили туда делать уроки, и если заканчивали вовремя, Ренальдо давал нам небольшие задания. Сделать пятидюймовый мостик из десяти зубочисток и куска веревки. Затем следовало испытание, когда мост должен протянуться между блоками, расположенными на расстоянии пяти дюймов друг от друга, способный выдержать стопку из десяти четвертаков.

— Мост, сделанный из куска веревки и зубочисток? Как это возможно?

— Ты бы удивилась, узнав, что можно сделать из куска веревки и зубочисток. Это отличный строительный материал.

— Может быть, это та часть, где ты уверяешь меня, что, несмотря на то, что это отличный строительный материал, ты продолжил использовать более прочные материалы при строительстве таких вещей, как грузовые лифты в эксклюзивных отелях.

Он поворачивается ко мне в странно освещенной шахте:

— Эта штука из прочной стали, детка.

Я подавляю улыбку, потому что, конечно, это звучит немного сексуально.

— Значит, ты держишь Ренальдо в штате. Это очень мило.

— Он дал нам потрясающее образование. Он мастер-строитель, в буквальном смысле.

До меня доходит, что он не упоминал о своей матери. Как будто ее и не было.

— А твоя мама помогала с компанией?

— Нет, — он достает телефон. Я не давлю на него. Я сама не слишком преуспела в этом.

— Я хочу тебе кое-что сказать, и ты должен выслушать меня, — мне нужно сказать ему, не нарушая моего договора с Карли.

— Да? — он скользит своей рукой по моей.

— Твоя мать передала компанию Смакерсу, — это ведь не нарушает наш договор, верно? Это истинный факт. Лучи света поднимались снизу, заглядывая сквозь щели в металле. — Все… как правило, происходит само собой. Когда что-то принадлежит кому-то, оно стремится найти его.

— Что это значит? — он наблюдает за моим лицом с напряженным интересом. — Смакерс возвращает компанию? Есть ли в завещании что-то, что его отменяет?

Я отрицательно качаю головой:

— Все наладится, тебе не кажется?

— Ты не можешь сказать больше?

— Могу поклясться, что я никогда не претендовала на компанию. Я знаю, что у тебя нет причин доверять мне, — произношу. — Я знаю, на что указывают улики. Как я выгляжу из-за этого. Я не такой уж ужасный человек. Это не то, что все думают.

В горле у меня пересохло. Как будто эмоции последних восьми лет нахлынули на меня разом, душат.

— Я хочу, чтобы ты поверил, — слова рвутся из меня. — Мне нужно, чтобы ты поверил, несмотря на все доказательства.

— Эй, — он притягивает меня к себе на колени, крепко обнимает. — Я верю тебе.

Эмоции захлестывают меня. Я ошеломлена. Растеряна. Его руки крепко обнимают меня.

— Я тебе верю. Я доверяю тебе, — он целует меня в щеку. — Я вижу тебя.

Я сглатываю. Сжимаю пальцами его руку. Его дыхание согревает мою щеку.