Первозданная

— Ты сильно похудела, тебе надо питаться, — железным тоном.

Я даже не старалась, это произошло само по себе. И плевать. Но, по ходу, не ему.

— Давай, Сатэ, в этой кондитерской очень вкусные сладости.

Я не имею сил отвечать. Сижу с закусанной губой, чтобы не застонать в голос от ощущений, подаренных этими старательными руками. Не могу думать о еде в такой миг. Пусть говорит, что хочет, лишь бы еще чуть-чуть…вот так…чувствовать его так близко.

Но спустя минуту молчания приятная тяжесть исчезает. И, придвинув ко мне второй стул, Адонц усаживается рядом, деловито раскрывая коробку и с помощью салфетки выуживая оттуда покрытый шоколадной глазурью эклер. Я просто слежу за его действиями, не в состоянии пошевелиться.

Почему он всегда печется о том, что я работаю больше других, считает, что меня не ценят, пытается вразумить. Думает, я не умею себя отстаивать. Но это ведь не так. Я знаю свой предел.

— Ты…ты, что, собираешься меня кормить? — выдаю вымученным придыханием поражающую догадку.

— Я давал тебе шанс сделать это самой. Ешь, душа моя.

Дрожь проносится по телу от двоякости ситуации. От этого обращения, переворачивающего всё, перечеркивающего негативные впечатления, заставляющего плавиться.

— Пока не съешь хотя бы это, я не уйду. Считай, заглаживаю свою вину. Если бы не я, тебе не пришлось бы сидеть здесь в бумагах, к которым не имеешь отношения.

Непроизвольно раскрываю рот, и Адонц спешит этим воспользоваться, аккуратно всовывая кончик угощения. На автомате откусываю, всё еще не соображая, что это происходит наяву. Вкус качественного шоколада на языке рождает бурю удовольствия. А, может, это его взгляд, неотрывно следящий за моими слабо двигающимися губами? Чувствую, что испачкалась, но не решаюсь облизать их, понимая, как это будет выглядеть. А потянуться за салфеткой не могу. Парализована.

Кто мы друг другу? Два сумасшедших. Отталкивающих. Притягивающих. Неспокойных. Борющихся.

К чему ведет наше противостояние? Только к моему крушению.

Но сейчас это меня не волнует. Я заслужила порцию дорогого счастья. Плата велика, но и аромат его дороже последствий.

— Я хочу тебя поцеловать, — говорит тихо, с хрипотцой, пока я вновь откусываю поднесенный эклер.

Меня затапливает щемящая нежность от того, как это было сказано. Подкупает, что он осторожничает, не берет натиском, как раньше, а считается со мной.

Дожевываю под пристальным взором Торгома. Любуюсь глазами, покрывшимися стальной коркой. Я их так полюбила… Лед и огонь. Два полюса, которые попеременно отражаются в них, сводя меня с ума.

— Не помню, чтобы тебе раньше требовалось моё разрешение, Адонц, — проговариваю медленно, понимая, что хочу этого не меньше.

Не спешит, получив своеобразное приглашение. Вместо этого заставляет доесть, удивляя своими действиями. Я всё же тянусь к салфетке, чтобы вытереться. Но он пресекает это движение. Подаётся вперед и подхватывает меня, усаживая себе на колени.

— Такая легкая… — укоризненный шепот. — Совсем как птичка.

И мне хочется разрыдаться от своего тщедушия, немощности и хилости всех попыток казаться равнодушной. Провала миссии «Ты стойкая». Ничего подобного…

Горячие губы касаются моего рта, вбирая в себя остатки шоколада. Меня выворачивает наизнанку, и это вынуждает вцепиться в ворот белого поло, покрывающего мощное тело.

Сколько раз я запрещала себе думать об этом наслаждении? Сколько времени прошло с последнего поцелуя… Как долго я ждала…

И когда это, наконец, происходит, теряю остатки выдержки и не сдерживаю хрупкий стон, который он тут же ловит. Плоть к плоти, сильнейшее безумие, перекрывшее даже то, что было между нами тогда… Обоюдный голод, жажда, стремление слиться, не отпускать…

Будто я задышала только в эту секунду, столько месяцев находясь в фазе «заморозки». И это при том, что легкие разрывало от нехватки воздуха. А я и рада задохнуться в его объятиях.

Перемещаю подрагивающие пальцы на его напряженную шею, хочу чувствовать кончиками жар кожи. Увериться, что и с ним та же напасть — рушение барьеров.

И когда, забывшись, приступаю к исследованию уже ключиц, пробравшись в небольшой вырез, мой телефон начинает трещать…

Зная, что оставив звонок без ответа, навлеку больше бед, резко выхватываю смартфон из-под бумаг и выдаю севшим голосом:

— Да, Эд.

— Сатэ? — помешательство брата. — Всё нормально?

Прочищаю горло и произношу более сносно.

— Заработалась. Ты уже приехал?

— На парковке у здания напротив.

— Хорошо, я буду через пять минут.

Завершаю вызов и падаю лбом на лоб Торгома. Колотит.

Бедром чувствую показатель боевой готовности мужчины, и усмехаюсь, опустив взгляд на белые летние брюки в районе внушительной выпуклости.

— Белеет парус одинокий…в тумане моря голубом…

Больно сжимает мою талию, словно тисками. Вынуждает немного отстраниться и посмотреть на него.

Какой-то мрачный, пугающий, слишком сосредоточенный.

— Что? — вырывается непроизвольно.

— Скажи, — яростная требовательность. — Скажи, что к тебе никто не прикасался…

И с запозданием до меня доходит, что это проявление первобытной ревности.

С губ слетает нервный смешок, потому что я не могу в это поверить.

Адонц! Человек, не просто утверждающий, что свобода — это наше всё, а живущий по букве законов либеральности, вдруг предъявляет мне претензии?

Понимает ли он, что это значит?

Я готова смеяться взахлеб, растворяясь в этом счастье. Я ему далеко не безразлична…

Сдерживая явный триумф, накрываю своими его окаменевшие ладони, заставляя ослабить хватку. Знаю, что утром кожа будет украшена синяками, но разве это важно?

Не сразу, но Торгом подчиняется, теперь мне чуть легче дышать.

— Конечно же, прикасался, — трусь щекой о его щеку, слыша, как щелкнули зубы, сжатые в жестком неконтролируемом порыве.

Наверное, это очень плохо, и уж однозначно — неадекватно, но я кайфую от его реакции. Вот такое примитивное чувство.

— Еще как прикасался, — продолжаю дразнить, добираясь до губ, чтобы прошептать в них, — он же и впутал меня в этот чувственный мир, сделал женщиной…

В результате обработки информации я слышу облегченный, полный отчаяния, будто вытравленный выдох.

— Кобра! — хватает меня за плечи, не давая запечатлеть поцелуй. — Какая же ты… Сатэ! Когда я увидел положительный тест в твоих руках, будто сдох на месте. Этот мужик с цветами на улице… Вообще, все, кто бросает на тебя взгляды… Я не хочу никого видеть рядом с тобой.

Не совсем то я хотела бы от него получить…

— Я поняла, Тор. Поняла. Сама мысль, что могу обойтись без тебя, непростительна, да?

Вскакиваю, не давая ему опомниться. Нельзя требовать от человека того, чего сам неспособен дать. Я вновь разочаровалась, поняв истинную причину его поведения.

— Позволь только уточнить, это до тех пор, пока сам не наиграешься? Хочу узнать свой срок годности.

Перехватывает мое запястье у шкафчика, когда пытаюсь достать сумку, и грубо рвет на себя, отчего я не просто врезаюсь, а буквально рассыпаюсь ему на грудь, пылая негодованием.

— Не испытывай меня, душа моя. С тобой я и сам не знаю, какую черту могу перейти.

— А, по-моему, Адонц, — делаю тщетные попытки вырваться, — ты уже перешел её. Пусть ты единственный мужчина в моей жизни, но я-то далеко не эту роль играю в твоей! Чувствуешь разницу? Отпусти! Меня ждет брат! Тот самый «мужик с цветами»! И я не хочу объяснять, почему задержалась.

Оказавшись на свободе, еще раз окидываю его яростным взглядом, подмечая растерянность на мужественном лице.

— Спасибо за всё. Сегодня ты меня очень удивил. Твоя предрасположенность к методу кнута и пряника — это тяжелый контраст для обычной среднестатистической девчонки. Сначала усомниться в моей компетентности при всех, заставить принять этот вызов, дотащить эти чертовы папки, а потом принести мне пирожные! Браво! Даже не знаю, сколько ещё смогу выдержать.

Ухожу, не закрывая за собой дверь. И так взвинчена, что забываю попрощаться на пункте охране, вызывая недоумение сотрудников. Когда на противоположной стороне небольшой площади замечаю знакомую арендованную машину, замедляю шаг, придавая себе напускного спокойствия. Не хватало еще вызвать подозрения Эдгара. Ему и так не понравился Торгом в тот день.

Уже к ночи, лежа в своей постели, позволяю себе воскресить в памяти наш разговор. Прокручиваю его снова и снова. И не понимаю, показалось ли мне, или всё же…у Адонца это не просто плотоядное влечение?..

И у нас есть шанс?..