Первозданная

Глава 9

«Он и не ожидал, что у него с такою болью будет биться сердце». Фёдор Достоевский «Идиот»

Зал был заполнен, стояла ужасная духота. Я, грешным делом, подумал о том, что пора бы привить себе армянскую привычку опаздывать. Всегда приходится ждать остальных. Особенно во время таких мероприятий. Не могу припомнить на своем веку ни одного представления или концерта, которые начались бы вовремя.

— Смотри, Софа тоже здесь, — Татев наклоняется ко мне, кивком головы указывая куда-то в сторону. — Такая красивая.

Перевожу равнодушный взгляд с сестры на обозначенный объект. И снова возвращаюсь к созерцанию декораций.

— Ты невозможный циник, Тор, — раздраженный шепот над ухом. — Хорошая же девушка.

— А я спросил?

— Что-то случилось? — обеспокоенно тянется к нам мама, сидящая в заднем ряду.

Оба качаем головой, чтобы не развивать бессмысленную тему. Старшая сестра решила взять на себя миссию женить меня. Прошло три года. И куча претенденток.

Свет погас. Прозвенел третий звонок. Спустя две минут, наконец, воцарилась тишина. Наш генофонд, состоящий из родителей, сестры с мужем и младшего брата, взволнованно охнул, когда на сцене появилась моя семнадцатилетняя племянница в одной из главных ролей.

Я никогда не любил такого рода сборища светского характера, где в числе зрителей были исключительно родственники и друзья артистов, пришедшие кичиться мнимым проплаченным талантом отпрысков. Эта театральная студия была именно таким местом. Статус и финансовая планка заведения подразумевали наличие состоятельных подопечных. И поэтому я не был удивлен, когда среди приглашенных узнал каждое второе лицо.

Действо наводило скуку. Я свою племянницу обожал. Но врать, что меня впечатлило их выступление, не стану. И пришел сюда поддержать её, но никак не петь дифирамбы лишенным дара детям.

Где-то минут через двадцать я потерял логическую цепочку, не понимая, что происходит. Поэтому бесцеремонно вырвал из рук сестры цветастую программку, чтобы убедиться, что не сошел с ума окончательно. Ибо сценки сменяли друг друга, не имея никакой связи между собой.

И, да, оказывается, это какой-то микс из нарезок, а еще в конце несколько человек будут читать стихотворения.

Я так далек от искусства, что, пожалуй, воздержусь от комментариев.

Спустя час во время своеобразного антракта декорации были убраны, выставлен только высокий стул. Несколько человек, сменяя друг друга, садились и декламировали современные творения.

Ни одного из них я не узнал.

И не вникал в суть.

Пока до слуха не донеслось:

«…но однажды ты встретишь того,Кто произнесет твое имя так,Будто бы он его придумал,Будто бы он его изобрел…».

Челюсть непроизвольно сжалась, пальцы сцепились, а тело окаменело.

Вот же ж…бл*дь!..

Слишком яркой вспышкой промелькнула картинка из не такого уж давнего прошлого…

«Решение загнать ее в угол пришло в голову как логический и единственно верный путь добиться капитуляции. Где бы я с ней пересекся? Мы жили настолько разной жизнью, что это было невозможно. Поэтому я пошел на ее территорию.

Мне было необходимо избавиться от жгучей потребности испробовать ее на вкус. Я был чертовски уверен в том, что это мимолетная страсть, след которой простынет, как только мы пресытимся друг другом. Ничего иного не могло быть. Просто сейчас ни о чем больше думать не мог. Кортонуло так, что необходимо избавиться от напряжения. Ей тоже.

И после давления на нужные рычаги, что позволяет круг моих высокопоставленных должников, смог стать советником генерального директора по финансовым вопросам. Смешно и прискорбно, насколько легко это сделать в нашей стране. Конечно, задерживаться не собирался, мне хватило бы и тех нескольких месяцев, что предусмотрены законом как испытательный срок.

После столкновения в «Папарацци» прошло несколько дней, и я спешил «обрадовать» причину своего нахождения в этом центре. Спускаясь, предвкушающе улыбался, представляя ее лицо…

Открываю дверь и с досадой застываю, когда вижу пустое помещение. Внезапно из смежной каморки доносится шелест, затем в проеме показывается голова жующей Сатэ, на ходу оповещающей:

— Я здесь…

Иронично ухмыляюсь, когда набитая щека заметно приспускается от неожиданного сглатывания недожеванной пищи. Девушка непроизвольно дергается, а лицо ее вытягивается от изумления. Пока она, пребывая в шоке, прирастает к месту, я двумя широкими шагами преодолеваю расстояние между нами и, убеждаясь, что мы одни, наклоняюсь к ней, с шумом втягивая девичий запах.

Господи…

Еле сдерживаю стон удовольствия.

Сатэ действительно пахнет цитрусами и какой-то чистотой. Не свежестью, не ароматами бризов и всего подобного. А именно чистотой. Кристальной. Слепящей. Сопровождающий её повсюду. Первое время, когда она просто приносила комиссии документы в отведенную нам комнату, я не мог понять, откуда этот стойкий запах в воздухе. Пока однажды не увидел на ее рабочем месте фильтр с водой, в котором было огромное количество нарезанного лимона.

Стою в жалких сантиметрах от нее и расслабляюсь, скидывая накопившееся за эти несколько дней напряжение, граничащее с болью из-за дичайшей потребности поскорее увидеть ее и убедиться — ни черта мне не показалось, мы оба нуждаемся в этом.

Ловлю настороженный взгляд бестии, отмечая, что она не в состоянии пошевелиться. Но язык-то ее, как всегда, гиперактивен:

— И чего это Вы там обнюхиваетесь, давясь слюнями?

А потом проворно отстраняется, гордо вскинув подбородок. А в глазах — бескрайнее, зеленючее, интригующее огниво.

— Кобра, — усмехаюсь, — а не борзеешь?

— Борзеют собаки.

Еле сдерживаюсь, чтобы по этому поводу не обозвать ее сучкой. Видимо, угадав ход моих мыслей, Сатэ предупреждающе щурится, немного повернув голову в сторону, типа, ну, давай, попробуй только.

Примирительно улыбаюсь.

— Тебе не кажется, что с советником генерального директора не стоит так разговаривать?

Бум.

Переваривая информацию, девушка вдруг делается слишком неестественно неподвижной и теряет цвет лица, заставляя меня всерьез обеспокоиться.

— Сатэ?

Приближаюсь и мягко касаюсь ее плеч. Девушка тут же с шумом наполняет легкие и понуро роняет голову на грудь, мелко потряхивая шевелюрой, будто отказываясь принять услышанное.

— И мы…постоянно…будем…видеться?.. — слова даются ей с трудом, и теперь мне совсем не до шуток.

— Более того, я беру контроль отдела на себя. Это значит, дополнительно в каждой процедуре закупок добавляешь меня в состав членов оценочной комиссии.

— Зачем? — вырывается тихим обреченным шепотом, неожиданно пробравшим меня до костей.

Я цепляю пальцами ее подбородок, буквально обмирая от реакции своих рецепторов на шелковистость девичьей кожи и от несчетного количества импульсов, моментально возникающих между нами. Теперь эти невозможные глаза направлены на меня. Пусть ее поза и кажется подкупающе покорной, но взор вспыхивает от зарождающейся ярости. Бесится, что наступаю на хвост, оккупировав ее территорию, не давая права выбора.

— Есть ли смысл в вопросе, ответ на который тебе известен? М-м?

— Неизвестен, — упрямо поджимает губы.

— Хорошо, — теряя терпение, наклоняюсь ближе к ее уху в слишком интимном жесте, чтобы продолжить шепотом, будто в тайне, — чтобы сократить период твоего ярого сопротивления, Сатэ. Чтобы дать нам обоим эту необходимую разрядку. И как можно скорее.

Девушка дернулась, будто ее ударили.

— А если я не хочу? — копирует мою интонацию, завораживая своим красивым голосом.

— Я так и понял, — издевательски усмехаюсь, прикрывая веки и вдыхая ее аромат.

— Что Вы поняли?! — внезапно отталкивает от себя весьма ощутимым ударом ладоней по моей диафрагме.

А потом отходит к дальней от меня стене, скрестив руки на груди и принимая демонстративную воинственную позу.

Горит. Полыхает. Дышит огнем.

— Я не рассчитывал на легкий путь, — ухмыляюсь, приподняв уголок рта. — Но я гарантирую исход любого выбранного тобой пути.

Ухоженная длинная бровь приподнимается в немом вопросе.

Слежу за ее реакцией, понимая, что, если и была до этого с мужчинами, такого откровенного напора не встречала. Да и не поверю ни за что, если скажет, что и раньше испытывала подобное влечение.

Наигранно улыбается, обдавая меня холодом:

— В Вашей постели, так понимаю? Вот так легко и просто? — на мгновение замолкает от возмущения. — Но я сама выбираю, с кем и где спать.

Примирительно киваю с облегчением. Все же, нельзя было исключать вариант, что она до сих пор девственница. Это стало бы для меня запретным плодом. Если девушка до такого возраста хранит себя для кого-то особенного, то бишь, мужа, это слишком много значит и достойно уважения. Я не притронулся бы к ней даже под дулом пистолета.

— Умная девочка. Я бесконечно рад, что ты избирательна в этом вопросе…

— Более чем, — перебивает, фыркая.

— …и отдаешь себе отчет в том, что так оно и будет. Когда ты открыто этого захочешь. Без лишних притворств.

— А до этого момента Вы оставите меня в покое?

— При одном условии.

Скрипит слишком сильно сжатыми зубами, заполняя пространство волнами праведного гнева. А я наслаждаюсь.

Ох, бестия, кому бы понравилось, если бы его попробовали загнать в угол? Но, Боже, как же меня заводит эта твоя борьба!

— Каком? — шипит злобно.

— Называешь меня по имени, хотя бы когда мы вдвоем.

Растерянно хлопает ресницами, явно до этого ожидавшая каких-то пошлых требований.

— Какому из…

— Не нарывайся, Сатэ! — предупреждающе качаю головой. — А теперь, если хочешь, чтобы я ушел, выполняй.

От ярой мятежности у нее заметно начинают дрожать губы. А я расплываюсь в довольной широкой улыбке, когда, шумно выдохнув, с интонацией «на, подавись» она произносит:

— Торгом.

Делает вдох и теперь тверже, с ядом:

— Торгом!

Выдох. И с придыханием:

— Торгом…

Теперь я вздрагиваю и окидываю ее тяжелым сканирующим взглядом. Невозможно не чувствовать, как нас обоих молотит.

Я знал, что мое имя из ее уст будет звучать музыкой.

Но не ожидал, что настолько чувственной.

Сдерживаю слово и удаляюсь. Четко понимая — еще минута, и сброшу тормоза, опозорив девчонку примитивным дешевым сексом на твердой поверхности. А мы нуждаемся в совершенно другом формате…»