Первозданная

Глава 25

«…а потом появляешься ты, и летят к чертям

постулаты мои, хронология и режимы.

И такое чувство, что Господь создавал тебя

по частям из того, что особенно мной ценимо…». А. Сеничева

С каждым разом, стоило нам с этой бестией пересечься, я всё больше и больше чувствовал невосполнимую ничем и никем потребность обладать и властвовать, но никак не разделять. А получалось именно последнее, поскольку я делил ее с работой, с родственниками и всем прочим. Все это мешало нам вот уже две недели, и мы никак не могли встретиться, чтобы попытаться облегчить прожигающий нутро жар хотя бы немного.

Скорый уход из Министерства, чтобы посвятить себя фирме полностью, требовал усердного труда, поэтому и мне препятствовали обстоятельства. Самоотдача доходила до абсурда, иногда возвращался домой к ночи. И неминуемо думал о том, как прекрасно было бы застать Сатэ в своей постели, такую податливую, но одновременно дико непокорную, хотя и отзывчивую на ласки.

Не девушка, а пламя. Стоит только поверить в то, что ты его обуздал и приручил, оно непременно разгорается, полыхая ярче, грозясь обжечь.

В ней сочетается несочетаемое. В одну секунду из мягкой потерянной лани она способна превратиться в свирепствующую львицу. У нее настолько необузданный характер, что это лишает дара речи. Иногда хочется просто стоять и смотреть. Впитывать эти жесты, мимику, тон. Очень импульсивная и страстная натура.

И, черт возьми, я наслаждаюсь всем. Как никогда. Даже самой примитивной провокацией, приводящей меня в бешенство. Такие эмоциональные качели — что-то новое.

Не считаю и никогда не считал себя трусом. Но не могу объяснить эту растущую тревогу, предчувствие надвигающегося апокалипсиса, что сулит появление этой девушки в моей жизни. Она опровергает постулаты, так давно и глубоко чтимые мною. И это значит только одно — у нее определенно есть влияние на меня. И это не есть хорошо…

Сатэ тогда спросила, пробовал ли я быть с кем-то, не блокируя мысли о совместном будущем. Ответ был очевиден, я не скрывал, что не рассматриваю долгосрочных отношений. Но в этот момент почуял опасность. Потому что на миг — на ничтожный миг — позволил сделать это с ней в главной роли. Весьма неожиданно…

Не могу поверить, осознать, принять и переварить, что такое бывает в жизни — когда всё переворачивается вверх дном исключительно после одного прикосновения. Это вопиюще. Два взрослых человека, неспособных противостоять такому беспрекословному натиску. Как? Вот, как? Что за неисправный или же сверхмощный магнит между нами?

Для циничного мужчины, признающего ценность женщины как сексуального партнера, но не более, встретить кого-то, в одночасье пошатнувшего веру в этот принцип, чревато тяжелыми последствиями, которые я вижу только сейчас.

Разве мне было дело до того, кто и какие взгляды бросает на тех, с кем я сплю? Разве я стремился подчинять женщин? Разве я их, бл*дь, ревновал когда-либо?

Сейчас я одержимый параноик. Чуть не убил парнишку на вечере, когда тот пригласил Сатэ на танец. А эта подвязка? Мне казалось, все мужское внимание обращено к оголенному бедру этой соблазнительной бестии. Я с трудом поборол желание сорвать провокационный аксессуар. А история с ее братом и цветами? Тест на беременность? И плюс на всё готовые самцы вокруг, которых она, кажется, не замечает. Но я-то вижу, как бедственна эта ее способность быть в центре. Всегда. Отличиться репликой, улыбкой, смехом, жестом.

Это и привлекает, и выводит из себя.

Словно зверь, одним словом. Как я в него превратился? Не так. Как эта девушка меня в него превратила?..

Стук в дверь отвлекает от затянувшегося психоанализа. Она распахивается, и в помещении резко становится наэлектризовано. Воздух сгущается. Голод по ней, словно стоящий на бессменной страже, тут же проявляет свою активность.

Положение усугубляет тот факт, что Сатэ чем-то взбешена. У нее в такие моменты невероятно блестят глаза, похожие на сигнальные огни. А я — утопленник с потерпевшего крушение корабля, который ориентируется по этому маяку.

Стремительно приближается и какое-то время молча смотрит на меня. Переводит взгляд с глаз на губы и обратно. И так несколько раз по кругу. Соскучилась, но зла.

Вспоминаю фразу «Казнить нельзя помиловать» из «Страны невыученных уроков» — советского мультфильма моего детства. Интересно, куда она поставит запятую сейчас?

Ситуация настолько забавляет меня, что, откинувшись на спинку кресла и расслабившись, позволяю себе широкую улыбку, наблюдая за ее метаниями. Отъезжаю от стола, намекая на пустующее почетное место на своих коленях. Чтоб ей было легче сделать выбор.

Раздраженно фыркает и закатывает глаза, не поддавшись дерзкой провокации.

— Когда ты собирался мне сказать, что уволился?

В голосе звенит неподдельная обида, и это меня немного отрезвляет.

— И тебе привет, душа моя.

— Какого хрена, Адонц! — взрывается. — Почему я узнаю это от Роберта, демонстрирующего приказ о своем назначении на твою должность!

— Сюрприз. Знаешь, кого назначат начальником вашего отдела?

— Плевать я хотела!

— На саму себя?

На секунду застывает, нахмурившись и подобравшись.

— Это, типа, блат? Оплата труда, когда спишь с начальником департамента? — срывается на яростный крик.

Опять же, любая была бы рада этой новости и открывающимся перспективам. Но это же Сатэ!

Встаю и угрожающе надвигаюсь, сурово проговаривая:

— Во-первых, с начальником департамента спит Луиза. Ты спишь с бывшим начальником. Спала. Два раза. Буду премного благодарен, если это приобретет систематический характер.

— Очень уместно, Адонц! — взвинчено огрызается.

Заключаю брыкающуюся нимфу в объятия, и вновь — неизменно — вдыхаю запах чистоты, приправленный цитрусовыми нотками. Поняв тщетность попыток отстраниться, затихает, продолжая тяжело дышать.

— Во-вторых, это ж как надо себя не любить, чтобы не признать очевидного — ты самая достойная кандидатура.

— Да, конечно! Я новый сотрудник, работаю всего полгода! Это всё выглядит подозрительно, не хочу таких раскладов…

— Это не мы с тобой решаем. Безусловно, ты можешь отказаться, когда тебя вызовут и предложат должность. Но в таком случае выставишь себя не в лучшем свете, тебя попросту посчитают дурой.

На какое-то время воцаряется тишина, нарушаемая только усиленным сердцебиением Сатэ.

— Ты, правда, не имеешь к этому отношения? — спрашивает натянуто.

— Я никогда бы не стал подставлять тебя таким образом, бросая тень на репутацию. Пусть и считаю способнейшей и умнейшей, но достичь высот ты должна сама. И у тебя это получается.

Облегченный вздох.

— Я совершенно не понимаю, почему ты мне ничего не сказал, Тор!

— Не думал, что это так важно…

Воспользовавшись тем, что я потерял бдительность, поглаживая ее волосы, лишает меня близости своего тела, резко высвободившись.

— Потрясающе! — язвит, рассекая воздух руками. — Не важно, что ты уходишь?

Приподнимаю бровь, будучи слегка дезориентированным такой бурной реакцией. Тем более, что совсем не этого мне хочется, когда она рядом, и ее грудь так зазывно поднимается и опускается.

Вот, сука! Я реально озабоченный!

Злость на самого себя выливается в холодный тон, которым спрашиваю:

— А ты не перегибаешь палку?..

Отшатывается. Скорее, в неконтролируемом порыве гнева, чем из чувства оскорбленной невинности.

И ретируется так же внезапно, как и появилась.

Стою посреди комнаты добрых минуты две, пытаясь переварить сцену. Идиотскую и нестоящую того причину очередного столкновения. И не могу найти логического объяснения.

Пора бы признать, что когда она рядом, все горит огнем.

Подхожу к креслу и слышу какой-то шум из коридора, что вызывает внезапное беспокойство. Спешу к источнику и подтверждаю звонки обостренной интуиции.

На полу лежит мертвецки бледная и безжизненная Сатэ, вокруг которой возятся несколько человек. Но больше всех наводит смуты конкретно один — незнакомый мне мужчина примерно моего же возраста. По тому, с какой нежностью и отчаянием он к ней обращается, лапая девушку, чтобы вернуть в сознание, четко ощущается, что они очень хорошо знакомы. И в его глазах отнюдь не братские и даже не дружеские переживания.

Помимо страха за ее жизнь испытываю ярый приступ самой примитивной и болезненной ревности. Что и сподвигло меня в следующую секунду броситься к ней и собственническим движением вырвать из чужих рук, ласково называя ее имя. Жест противником был идентифицирован, но далеко не принят, о чем свидетельствовали полыхнувшие во взгляде языки убийственного пламени. В этом типе было что-то отталкивающее. Демоническое.

— Успокойтесь, товарищи, — снисходительно подтрунивает сотрудница департамента медицинской помощи детям, имени которой я не помнил, — всего лишь вазодепрессорный вид синкопального состояния.

Словно по команде, все «особо одаренные» утопили ее в испепеляющих взорах, ничего не поняв. Нашла время умничать, твою мать! Она цокнула и поднесла вонючий ватный диск к ноздрям Сатэ, после чего пояснила:

— Обморок у нее обычный, она же Вас увидела и испугалась, я как раз стояла у двери нашего кабинета, когда Сатэ упала.

Последнее уточнение было адресовано незнакомцу, и эта информация меня добила. Но рвение выяснить, что он с ней сделал, было отложено, стоило Сатэ закашляться. С нереальным облегчением я непроизвольно сжал ее сильнее, но потом опомнился и ослабил хватку, помогая принять сидячее положение. Она медленно приходила в себя, непонимающе уставившись на меня.

— Сат?

Девушка вздрогнула и повернулась на мужской голос. На лице отразилась невероятная гамма эмоций от испуга до радости и еще чего-то, что я не распознал. А потом она протянула руку и дрожащей ладонью провела по его щеке.

— Ты реальный? Это, правда, ты, Мовсес?

И когда этот ублюдок блаженно улыбнулся, наслаждаясь ее касанием, меня окончательно переклинило…