Первозданная

Глава 22

«Мужчину, который ни во что не верит, спасет женщина, которая верит в него…» Розеншток-Хесси Ойген

Интересно, конечно. Почему же ты не подумала об этом, когда усложнила мою жизнь?..

Задаю ей этот безмолвный вопрос, пристально глядя в умопомрачительные глаза. Живые, манящие, ни на что не похожие. Оказывается, как редкое исключение, они могут отражать слабость. Сатэ и слабость. Надо же, какой оксюморон.

И ощущать бы мне себя сволочью за то, что я есть причина этой слабости. Но нет. Ее шанс на размеренное существование окончательно был упущен. Отныне обостренное угрызение совести я ставлю последним в списке тех чувств, что испытываю к этой девушке.

Конец всем благим намерениям.

— Ты замерзла, тебе надо в душ.

Она была бы не Сатэ, если бы не попыталась препятствовать тому, чтобы я взял ее на руки.

Борьба и какие-то угрозы, шипением слетающие с припухших от поцелуя губ, сопровождали весь путь до машины, где, кое-как сдерживая эту бессменную дикость, я вытащил ее сумку и туфли. В том же формате открыл дверь ключом от домофона и вступил в опрятный подъезд.

— Этаж и номер квартиры, — произношу требовательно.

— А там, где ты нашел мой адрес, не указаны были и эти данные?

— Хватит язвить, кобра. Я сейчас начну стучаться в каждую дверь. Поверь на слово!

Шантаж возымел действие. Сузив глаза, но, никак не поубавив гонора, выдала нужную информацию.

Когда мы оказались в доме, Сатэ возобновила ожесточенные боевые действия, настаивая, чтобы я отпустил ее и убирался ко всем чертям.

— В принципе, я так и собирался сделать изначально. Пока ты не стала растворившимся в ночи босым недоступным абонентом, которого все ищут…

— О, ну, конечно же, и ты, посчитав себя самым достойным, решил исправить ситуацию! Больше же некому было!

— А разве я не самый достойный? — аккуратно опускаю ее на кафель в ванной. — Раз уж ты готова спать со мной без обязательств…

На мгновение она изумленно застыла от намеренной грубости. Опустила веки и вздохнула. Мнимая капитуляция. Это была подготовка к броску. И в следующую секунду мою щеку опалила очень звонкая пощечина. Затем и вторую. Позволив ей выплеснуть первую волну гнева, я перехватил тонкие запястья, и очередной раз за вечер дернул на себя, пытаясь урезонить эту бестию.

— Теперь понимаешь, что именно ты мне сегодня предлагала? — выговариваю зло.

— То же самое, что предлагал мне когда-то ты!

— Тогда обстоятельства были другими…

— Серьёзно? Тебя они даже не интересовали, мудак ты хренов!

— Продолжай в том же духе, душа моя. И, возможно, сегодня ты изучишь пару новых поз… Пройдешь ускоренную программу.

Воспользовавшись замешательством девушки от откровенной пошлости, подаюсь в сторону, чтобы включить воду. Затем тяну собачку платья вниз, рывком стаскивая пострадавший наряд. Он падает у её ног темным облаком, заставив Сатэ вздрогнуть от неожиданности.

Со странным смешением эмоций наблюдаю, как она прикрывает грудь, скрестив руки, хотя эту красоту и так прятал бюстгальтер.

Даже сознавая, что пугаю её, не могу остановиться. Я доведен до предела, до точки, откуда пути назад попросту нет. И пока я не удовлетворю свои желания, не успокоюсь.

Начинаю раздеваться сам, держа её в напряжении, не прерывая тяжелого зрительного контакта. Когда дохожу до последней пуговицы рубашки, Сатэ сдавленно выговаривает:

— Прекрати! Прекрати это, Адонц.

— Ответственности я никогда не боялся, — игнорируя ее просьбу. — Я всего лишь хотел, чтобы ты избежала плачевной участи обычной любовницы. Не спорю, я сам изначально добивался такого сценария, но по мере того, как узнавал тебя, понял, что ты не заслуживаешь этого. И что самое интересное, ты и сама, Сатэ, с первых минут позволяла событиям медленно, но верно развиваться в этом направлении.

Повесив рубашку на свободный крючок, чтобы утром было, в чём уйти, я вновь обратился к ней:

— Говоришь, я тебя не сломаю? Ты и сама в этом хороша? Пожалуй, так оно и есть. Я таких сильных и упрямых девушек еще не встречал. Уверяешь, что вынесешь последствия? Бросаешь вызов, называя трусом? Хм… До сих пор считаешь себя бессмертной, душа моя?..

Под молчаливый протест, читающийся в её затравленном взгляде, перехожу к ремню.

— Бесспорно, всё это в тебе меня цепляет. Женщины, побывавшие в моей постели за этот период, были суррогатами, от которых я не смог получить и тени до одури срывающего крышу блаженства. Какое пафосное слово, не находишь? Но подходит лучше всего для описания этого чистого кайфа, адской жгучей удовлетворенности всем, что ты мне дала!..

Дернув ширинку вниз, снимаю брюки вместе с боксерами, помещая к рубашке.

Сатэ резко отворачивается, встав ко мне спиной. Не желая видеть представшую перед ней картину. Совершенно не осознавая, что это стратегическая ошибка.

Я протягиваю руку и провожу кончиками пальцев по позвонкам, рождая не только дьявольски пробирающие импульсы по всему телу, но и полет в прошлое, в тот миг, с которого и началась эта странная, перевернувшая жизнь история. Непростая, полная мучительных вопросов и приправленная новыми для меня открытиями.

Даже сквозь шум воды, так беспардонно растрачиваемой нами впустую в данный момент, я слышу её судорожный вдох. Он отражается во мне тягучей сладкой волной долгожданного удовольствия. Какая отзывчивая, страстная натура у этой бестии.

Одним молниеносным движением притягиваю её к себе, схватив за талию, опоясывая всю. И когда наши тела соприкасаются, когда ощущаю её нежную безупречную кожу прижатой к своей, сознание мутнеет, добровольно впадая в морок.

Убийственно.

— Я бессилен перед этой ментальной и физической зависимостью, — шепчу ей на ухо, отбросив волосы на одно плечо. — Скажи, где от тебя лечат?.. М-м?

— Если бы это было возможно, Адонц, — вторит мне, — я и сама бы хотела излечиться от тебя.

Улыбаюсь, водя носом по мягкой мочке, получая порцию её мурашек, которых осязаю сам.

— Знаю, Сат. У меня стойкое впечатление, что я, того не подозревая, осквернил храм. И теперь будто проклят, — стискиваю её сильнее, обхватив обеими руками, будто коконом, и зарываюсь в пышные волосы, — я казался себе иудой. Когда проснулся и не застал тебя, до меня дошло, что я натворил непоправимое. Я ведь догадывался… Но отбрасывал очевидные знаки, слишком хотел тебя, кобра.

Опускаю голову и прохожусь дорожкой мелких поцелуев по её плечам, перематывая ленту дней, проведенных в самобичевании.

Кажется, она так впечатлена моим монологом, что не в состоянии произвести и мельчайшего звука. Лишь только подрагивает от собственного желания, полыхающего, как и во мне.

— Я тебя так ненавидел… Ты перевернула мне душу, заставила поверить в собственную падкость, видеть себя мерзким соблазнителем, посягнувшим на святыню… — разворачиваю её лицом к себе и пропускаю удар сердца, заметив слезы в яркой зелени глаз. — Был уверен, что тобой, скорее, движет стремление доказать мне, какой я идиот.

Сейчас они совсем другие. Радужка темнее, цвет — насыщеннее, зрачки расширены, а длинные ресницы отчаянно дрожат.

— Но себя я ненавидел больше, Сатэ. Я был тем, что собственноручно распял Христа в твоём лице. Погубил чистую, божественную девочку…

— Замолчи, — закричала она неистово, накрыв трясущимися ладонями мои губы. — Это не так! Далеко не так!

Первые крупные слезинки скатились по щекам, привлекая взгляд. Я дождался, пока они стекут к подбородку, чтобы поймать их и рассматривать, будто драгоценность.

— Как ты жила всё это время, душа моя? Где ты была? В каком углу плакала из-за случившегося?.. Расскажи мне, Сатэ. Я ведь ждал тебя… Я искал. Но ты оборвала все концы. Уволилась, уехала, отключила телефон… Очень жестоко. Я, грешным делом, сначала думал, может, ты всё же забеременеешь, а? — шепчу прямо ей в пальцы у своего рта. — Наверное, потерял рассудок, мечтая о том, чтобы ты вернулась и огорошила меня этим фактом. Даже не представляя, что буду делать потом, учитывая, что не стремился ни к чему подобному…

Теперь в её взгляде светится необъятная нежность. Такая всепоглощающая, что внутри поднимается ответная теплота. И я осознаю, насколько хрупок этот редкий момент между нами. Когда оба беззащитны и морально обнажены.

— Ты не имела никакого права так поступать.

— Я не могла иначе. Не осилила бы этой роли рядом с тобой тогда, Тор.

— А теперь послушай меня внимательно, — обхватываю ладонями её лицо, — даю слово, что пока нам обоим это нужно, мы друг у друга будем единственными. Но пойми и прими, что большего я тебе обещать не могу. Я не верю в долгосрочность чувств…

— Я знаю, — кивает коротко.

— И даже если потом я возненавижу себя с новой силой, сейчас я уже не в состоянии отказаться от того, что произойдет.

— И не надо…

И мне срывает тормоза от этого голоса, полного противоречий, но звенящего мольбой. Накрывает дикой необузданной потребностью почувствовать её всю…

Стремительно срываю белье с груди, чтобы в следующую секунду застыть в изумлении, даже сквозь пелену топящего желания разглядев нечто абсолютно неожиданное. Приводящее в бешенство.

— А это ещё что такое?..