Первозданная

Глава 38

«Руины способствуют возрождению». Л. Гилберт «Ешь, молись, люби»

Даже с такой расшатанной психикой в моем помутневшем сознании лишенный праздничной суеты дом вызывал подозрения. Здесь жила семья моего родного дяди, которого я видела от силы два раза, вместе с почтенной матроной. И последняя, как мне известно, любила светские рауты, что было продемонстрировано и в Новогоднюю ночь.

Но уже вторые сутки стояла тишина. Да и она ко мне не заходила.

Мне действительно выделили другую комнату, окна которой выходили во двор. Мрачный лес исчез. И теперь я могла наблюдать, как плещется вода в изящном маленьком фонтане, чуть поодаль от которого стояла вооруженная охрана.

Такое я видела только в фильмах, и мне совсем не хотелось думать о том, какие несметные богатства заставляют обитателей этого роскошного особняка бояться за свою безопасность. Неужели моя мама действительно была частью их жизни? Ходила или ездила в школу в устрашающем сопровождении? И если бы осталась здесь в студенческие годы, смогла бы обрести ту свободу, что они разделяют с отцом больше тридцати лет?..

Странно, но я не испытывала ни малейшей зависти. Одна мысль о том, что меня могут угнетать и диктовать правила, приводила в ступор. Как можно так существовать? Наверное, именно поэтому мои родители были лояльны настолько, насколько это возможно в стремлении воспитать достойного ребенка.

Стук в дверь застает врасплох, ведь к хорошему быстро привыкаешь, а я уже два дня предоставлена сама себе. Незваный гость, так и не дождавшись моего ответа, вошел спустя секунд десять.

— Можно?

Я окинула его безразличным взглядом. Какая разница, что я отвечу, он уже здесь.

— Я не потревожу…надеюсь… — мнется немного у порога, затем широкими шагами рассекает комнату, присаживаясь на банкетку. — Всегда мечтал завалиться к сестре и швырнуть в нее подушку, ожидая незамедлительной расправы. Это должно быть весело. У вас так и было?

С трудом сдерживаю готовые пуститься в пляс от удивления брови. Озадаченно смотрю на Мгера. Да, на того самого парня, который пригласил меня на танец несколько месяцев назад. Теперь хотя бы известен мотив. В отличие от него, я и понятия не имела, что у меня есть двоюродные братья. Целых три. А вот они, кажется, прекрасно осведомлены обо всем, что касается моей семьи.

— Сейчас, конечно, ничего не изменишь, но я бы хотел вырасти с вами, это было бы здорово. Ты так не думаешь?

Упорно молчу, не понимая, к чему это всё. Мгер действительно очень обаятельный и привлекательный юноша. Наверное, они с Дианой одного возраста. Остальных братьев я не видела, но по обрывкам фраз знаю, что они учатся где-то за границей. Красиво жить не запретишь…

— Послушай, Сат, — вдруг становится серьезным, перестав улыбаться. — Мне жаль, что с тобой такое случилось. Сложно представить, что чувствует человек, жизнь которого, по сути, висит на волоске каждую минуту. Ведь, кто знает, что происходит в голове психически больного…

Я напряглась и непроизвольно нахмурилась.

За весь месяц, что я живу в этом доме, Мгера, как и его мать с отцом, видела мельком пару раз. Никто не решался заговорить со мной. Тем более — на эту тему. Что же изменилось?..

— Прости… — осекся он. — Я просто хотел сказать, что мы все очень переживали. Бабушка — больше всех. Она не ела, не спала, отказывалась возвращаться домой. Особенно в тех случаях, когда становилось известно, что появились какие-то зацепки по вашему местонахождению. Неугомонная женщина, забывшая свой возраст. Колесила по городу, буквально «сев на хвост» нанятому ею же сыщику. Хотела поскорее найти тебя…

Я отвела взгляд и уткнулась в узор на обоях. Что мне делать с этими откровениями?

— И позавчера, когда ты начала кричать, она испугалась и запаниковала.

Да, если он хотел меня устыдить, у него это получилось.

— В общем, слегла, — на этих словах я непроизвольно вздрогнула и посмотрела ему в глаза, а Мгер коротко кивнул. — Просила тебе не говорить, конечно. Чтоб ты не чувствовала себя виноватой.

Теперь пришла моя очередь рассеянно кивнуть. Я не желала никому зла и не хотела быть причиной ухудшения здоровья кого бы то ни было. Мне достаточно своей боли.

— Я думаю, мы можем подружиться? — робкий вопрос. — Несмотря на запутанное прошлое. Может, все же пора узнать своих кровных родных? Никто из нас не хотел такого сценария — да нас никто и не спрашивал. Зато сейчас выпал такой шанс…

Ну и как, интересно, я должна это все воспринимать? Неужели он думает, мне сейчас есть дело до этих запутанных историй? Я и сюда-то согласилась поехать прямо из больницы только ради мамы. Но налаживать контакты?..

Не могу я. Не могу…

— Ладно! — неожиданно бодро, совсем не обижаясь, проговорил парень, уяснив тщетность попытки. — Пойдем, хотя бы на пару минут навестишь бабушку? Уверен, это поможет ей скорее встать на ноги…

Я не успела возразить, меня уже бесцеремонно катили к двери, а в коридоре мы столкнулись с одной из работниц, которая поглядывала на меня с опаской. Оно и очевидно. Не знаю, какую легенду Элеонора Эдуардовна рассказала на этот раз, но люди же не идиоты. И я бы тоже побаивалась неуравновешенной затворницы, разбивающей стекла и орущей, словно сирена, посреди ночи.

Я не сумела раскрыть рот и потребовать вернуть меня обратно…

В спальне Ее Величества царил полумрак. Мгер вкатил меня, не потрудившись постучать и спросить разрешения. Я поежилась, почувствовав какой-то сквозящий холод, и потом заметила, что окна приоткрыты. Это способ сохранить свежесть и молодость, так понимаю?

Женщина полулежала на кровати, ее спину подпирали две добротные подушки. И выглядела неважно. Стоило нам войти, как на нас тут же был направлен пронзительный взгляд немного выцветших зеленых глаз.

Мой любвеобильный брат расположил коляску практически у изголовья, чтобы я находилась прямо напротив больной. А потом…потом подошел к бабушке, поцеловал ее в щеку, и… Я замерла, когда та вдруг схватила его за руку, наклонилась и коснулась губами мужской ладони.

Это был знак благодарности, хотя парень и стал возражать:

— Прекрати, ба!

Происходящее искренне удивляло. Я никогда бы не подумала, что она может быть…обычной? Проявлять чувства? Быть трогательной?

В моей голове эта женщина — Мефистофель чистой воды.

— Я пойду за чаем, что ли? — неловко кашлянул Мгер. — Скоро вернусь. Мне его еще искать… Я ж не знаю, где он лежит.

Я бы точно рассмеялась, будь ситуация немного иной. Хороший он, мой новоиспеченный братишка. Милый, совсем не избалованный. Как же так?

— Неугомонный мальчишка, — проговаривает Элеонора Эдуардовна. — Всегда стремится к тому, чтобы все были довольны и счастливы. И в кого он такой?

Да уж, действительно. Хотела бы сказать, точно не в Вас. Но промолчала.

— Вам уже лучше? — интересуюсь ради приличия, ведь это моя вина, по сути. — Мгер сказал, Вы уже два дня лежите.

Она машет рукой, мол, забудь.

— Ничего страшного. В моем возрасте сильные волнения требуют более длительного восстановления. Пройдет.

И замолкаем. Я понятия не имею, что еще можно сказать, если и нахожусь-то здесь даже не по своей воле.

— Не осуждай меня, детка, — вдруг вздыхает. — Не надо…

— Я не осуждаю, — качаю головой. — Кто я такая?

— Ты смотришь на меня волчонком…

— Это не осуждение. Это — непринятие. Я предупреждала Вас, меня всем этим не купить. И перечеркнуть прошлые годы одним-двумя поступками — это из другой оперы.

— Я уважаю твою честность, поэтому не спорю. Знаю, что настанет время, когда мы с тобой будем открыто общаться. Это неизбежно. Кровь — не вода. Знаешь же нашу старую поговорку?

Даже в таком состоянии умудряется стоять на своем. Ну, просто невозможная женщина!

Бесстрастно пожимаю плечами.

— Хорошо, закроем пока эту тему, — на миг она прикрывает веки, будто набираясь сил. — Торгом сказал, что договорился, и к тебе после праздников будет приходить первоклассный специалист…

— Мне это ни к чему, — перебиваю, застыв при упоминании Адонца.

— Не поверишь, но я с тобой согласна.

Я приоткрыла рот в изумлении. Мне казалось, они решили создать коалицию, чтобы довести до конца эту бесполезную затею. А тут такое…

— Ты можешь восстановить хронологию событий тех дней, когда тебя украли? И действий.

— Вы хотите побыть в роли моего психолога? — усмехаюсь невесело. — Отбираете хлеб у пролетариата?

Элеонора Эдуардовна тяжело вздыхает. Около минуты в помещении царит тишина. А потом она как-то странно всматривается в меня и медленно произносит:

— Прости, я хотела бы поговорить об этом раньше, но ты не была готова. И в тот день, когда тебе стало плохо…я… — запнулась вдруг женщина. — Я впервые по-настоящему поняла причину твоего поведения. Прошу ответить на мой вопрос, потому что это очень важно.

С нарастающей злостью, но абсолютным осознанием того, что от меня все равно не отстанут, я стиснула зубы и процедила:

— Вы оставите меня потом в покое?

— Если ты этого захочешь.

— Захочу!

— Хорошо. Говори, Сатэ.

Я отвернулась. Так было легче.

— Утром вышла из подъезда, направляясь на работу. Мовсес уже поджидал меня. Я очередной раз попыталась донести до него то же, что и пять лет подряд. Сказала, ничего не будет. Не сообразила, как именно, но он успел вколоть мне сильное снотворное. Или что это?.. Не знаю. Остальное я помню плохо. Меня постоянно мутило, тело горело, сознание деактивировалось. Я была уверена, что умираю. Было много боли, очень сильной, просто нечеловеческой. А потом Мовсес что-то вводил, и становилось легче, я снова отключалась. Но не спала. Будто смотрела на все это со стороны…

Мне надо было замолчать. Чтобы выдать следующую информацию, следовало собраться. Отогнать подступившие слезы. Вобрать побольше воздуха в легкие…

— Он меня трогал. Как могла, я пыталась сопротивляться. Но это трудно, когда ты не в состоянии даже говорить… Мовсес болен и одержим. В здравом уме никогда бы не сделал такого со мной. Но теперь это и не особо важно. Факт остается фактом. Эти несколько дней я была в его руках, и своего он добился. Я не хочу это вспоминать.

Я снова замолкла, обуреваемая пробуждающимся чувством обиды, несправедливости и вселенской тоски.

— Как оказалось, это был четвертый день. Я проснулась и вышла из комнаты впервые за все это время. Увидела свое отражение в зеркале и испугалась. Не заметила начало лестницы сзади, и уже через пару мгновений лежала внизу, ощутив, что сломалась. В надежде на долгожданное спасение. На смерть. Дальше Вы знаете.

— Ты не можешь быть такой слабой.

Меня на пару секунд оглушает это заявление, вынуждающее круто развернуть кресло, чтобы взглянуть в глаза этой пожилой провокаторши.

— Как Вы смеете? — задыхаюсь в возмущении.

— Еще как смею! И жалею, что не посмела раньше! Надо было сразу заставить тебя заговорить об этом, а не ждать больше месяца…

— Как вижу, Вам уже лучше… — я тут же направилась к двери, дрожа от ярости.

Но практически у порога резко остановилась, когда вдогонку мне было брошено: