The Мечты. Минор для мажора

- Ром… - проговорила ему вслед Женька и, подхватившись с места, ринулась за ним. – Рома!

Лиза, воспользовавшись тем, что оба родителя оставили ее без привычного контроля, шустро принялась кормить собак. Андрей же продолжал деловито поглощать ужин, не обращая внимания на странных взрослых.

Понесло Романа не так чтобы далеко. Даже на второй этаж не вскарабкался – всего лишь свернул за угол от столовой, чтобы в мгновение ока оказаться в собственной гостиной – теплой, уютной, немного старомодной, с книжными шкафами, наполненными сотнями томов самой разнообразной направленности, напольными часами, камином и огромным мягким диваном. Сегодня здесь валялись еще игрушки, которые Лиза и Андрей не успели убрать, а Лена Михална до них еще не добралась. Но ничего этого Роман Моджеевский не замечал.

Перед его глазами был маленький мальчик, разделывавший отварное яйцо на составные части и признававший только желтки. И точно такого же мальчика он помнил. Знал. Добрую половину жизни знал. Кажется, этот мальчик до сих пор так яйца ест!

Оказавшись перед одним из шкафов, Роман вынул очки из кармана пиджака и водрузил их на нос. А еще через несколько секунд тщательного брожения глазами среди книжных корешков в его руках оказался довольно пухлый фолиант в кожаном переплете.

Семейный альбом.

Старый семейный альбом с его старшими детьми, который он сохранил после развода с первой женой и везде тягал за собой, где бы ни жил в эти годы.

Моджеевский быстро открыл его, пролистнул несколько первых страниц, а потом едва не помертвел, застывшим взглядом вперившись в снимок, оказавшийся перед глазами.

- Может, все-таки объяснишь? – спросила осторожно Женя, подходя к нему. – Потому что у тебя такой вид, что впору вызывать скорую.

Едва ли понимая, что она сказала, Моджеевский посмотрел на нее. Очки ни минуты не скрывали совершенного шока, отразившегося под их линзами. Он молчал. Потом, кажется, даже не дыша, вынул из альбома фотографию и показал ее Женьке.

На ней упитанный белокурый трехлетний карапуз сидел в ярко-красной машине и ослепительно улыбался, демонстрируя всем наличие у него ровных рядов молочных зубов.

- Жень, это как? – голос Романа сорвался.

Она внимательно вгляделась в фотографию. На которой был… Андрюшка! Только волосы чуть длиннее и такой машины у него нет. И по всему выходила какая-то ерунда. Потому что Андрюшкиной фотографии не то что неоткуда взяться в Ромином архиве. Ей там в принципе делать нечего. Он этого ребенка сегодня впервые увидел.

- И как это? – спросила не менее озадаченная Женя.

- Да я тебя спрашиваю, как это! – взревел Моджеевский и тут же заткнулся, еще более растерянно пробубнив: - Это Бодя... ему тут три... мы в... в Лазурную гавань ездили в то лето...

Женя взяла фотографию из его рук и еще раз внимательно на нее взглянула, зачем-то перевернула.

Там оказалась традиционная подпись.

Богдан.

Лазурная гавань.

19** год.

Снова посмотрела на изображение, все еще не позволяя себе поверить собственным глазам.

- Может, нам кажется? – неуверенно проговорила она.

- Предлагаешь сейчас пойти и сверить как погранцы на паспортном контроле? С линеечкой?

- Совсем рехнулся? – сердито шикнула на него Женька. – Он всего лишь ребенок!

- Женя... – тяжело выдавил из себя Роман. – Женя, он чей ребенок?

- Юлин!

- По-моему, он не только Юлин.

- А по-моему, общение с Аязом не идет тебе на пользу, - заявила Женя. – Ты пытаешься сейчас разыграть какой-то турецкий сериал. Только скажи мне, пожалуйста, ты всерьез полагаешь, что Юлька оставила бы здесь Андрея если бы… если бы то, что ты придумал – было правдой?

Ей вдруг отчетливо вспомнилось, как сестра убеждала ее, что, несмотря на любые обстоятельства и причины, мужчина должен знать о том, что у него есть или будет ребенок.

- Женя, какое, нахрен, придумал? Ну неужели ты не видишь?! Он же точно такой же! Лучше выключи свой вечный скептицизм и еще раз посмотри на снимок! Я что? Сумасшедший по-твоему? Я Богдана вот этими руками в тот год плавать учил! Я знаю, что он... черт, он так же двигается, так же лопочет, ест точно так же!!!

- Все едят одинаково, - проворчала Женька, не сдаваясь.

Роман резко кивнул и снова уткнулся в фотографию. А потом победно рявкнул:

- Вот! Ямка на подбородке! У Юлиного мужа есть такая? Прости уж, я эту звезду телевидения вчера проигнорил, хоть он и напрашивался на встречу. Какую-то хрень затевает про стадион.

- Нет, но это ничего не подтверждает! Рома! – Женька снова нахмурилась. – Учти, мне совсем не нравится то, на что ты упрямо намекаешь. Слышишь?

- Слышу. Слышу, но учти и ты: я немедленно сделаю тест ДНК. Потому что я не намекаю. Я тебе открытым текстом говорю. Он Богдана.

- Не смей! – Женька угрожающе вскинула палец перед самым его носом. – Даже не думай! Ты не имеешь права. И я тебе не позволю.

Роман схватил ее за запястье – крепко, но небольно. И убрал руку от своего лица. Выглядел при этом крайне решительно.

- А что ты мне позволишь? Ты понимаешь, что с вероятностью процентов эдак на девяносто восемь-девяносто девять – это мой внук?

- Прежде всего он сын моей сестры.

- Это сын Богдана! – снова заорал Роман. – И что-то мне подсказывает, что он тоже об этом не знает! Потому что иначе... иначе...

Захлебнувшись этим «иначе» и не придумав продолжения, Моджеевский сунул руки в карманы, чтобы так не дрожали, и отвернулся к окну, пытаясь хотя бы немного прийти в себя. Не получалось. Перед мысленным взором все еще маячили голубые прямо до рези глаза Андрюши. У Богдана и сейчас были едва ли менее яркие. Так и не потускнели.

Сложно было не согласиться.

- Давай успокоимся, - примирительно проговорила Женя. – Завтра возвращается Юля, и я обещаю, что поговорю с ней. Хотя я и не понимаю, как такое вообще возможно. Да и Юлька бы не стала…

- Если у тебя есть другое объяснение их колоссальному сходству, то я внимательно слушаю, - глухо проговорил Роман.

- Я с ней поговорю. Но за ее спиной ты ничего делать не станешь.

- Если она будет врать, я... я не хочу тебе ничего обещать. Она твоя сестра, я все понимаю, но ты же видишь! Я же не слепой и не псих, Жека! Черт...

И на этих словах Моджеевский драматично растер грудь. Впрочем, игнорировать то, как сильно печет, было действительно сложно.

- Что значит «врать»! – она устало вздохнула. – Зачем ей врать? Ну сам подумай. И прекращай себя накручивать. Давай давление померяю.

Женя отобрала у него альбом и вложила в него Бодину фотографию.

- Нормально у меня все с давлением! Лучше ты подумай, почему она молчала. И где они могли пересечься... я не помню... я думал, они вообще не общаются.

- Ром, пожалуйста, - Женька подошла к мужу и прильнула к нему. – Я не хочу ничего придумывать. Давай подождем до завтра. И не говори сейчас ничего Богдану.

- Не скажу. Пока ты не побеседуешь с Юлькой, я буду молчать. Потом не ручаюсь, - Роман обнял ее и привлек к себе теснее: - Они же одно лицо, Жень. Правда?

- Правда, - согласилась Женя, - но как такое может быть...

- Как минимум, я за ним где-то недоглядел, - пробурчал Роман. – А ведь когда он был подростком, проводил беседу о контрацепции...

- Ты окончательно рехнулся, - усмехнулась Женя. – И теперь у тебя есть только два варианта. Либо ты идешь, спокойно доедаешь свой ужин и ждешь, пока я что-то выясню. Либо я вызову тебе скорую. Специализированную. Что выбираешь?

- Капли сердечные... попроси у Лены, я тут посижу, чтоб детей не пугать.