The Мечты. Минор для мажора

... а влюбляться пока не спешила

***

Саму Алину никакие мухи никогда и никуда не кусали. И ее рассудительности вполне можно было позавидовать, потому как на любой случай жизни у госпожи Акаевой, несмотря на ее молодость, имелся запасной план, чему способствовали немалая работоспособность, наличие серого вещества в черепной коробке и отцовский завет: «Мозгами надо пользоваться». Ну и еще тот факт, что, помимо мозгов, внешностью пользоваться она тоже умела, а влюбляться пока не спешила, потому как влюбляться без гарантий на счастливое совместное будущее – глупость нереальная, которую позволить себе она не могла – не по карману такая роскошь. Об этом говорил уже мамин пример – та страдала после развода второй десяток лет, а все потому что замуж вышла по любви.

Словом, гарантиями их возможного с Богданом будущего Алина сейчас и была озадачена сильнее всего. Моджеевский ей нравился. Искренно и по-настоящему. Образованный, умный, богатый, молодой мужчина, которому впору самому на обложках журналов мелькать, так он красив, не может не нравиться, и она считала бы, что сорвала джек-пот, если бы была уверена в том, что у них что-нибудь получится.

О серьезности их отношений, конечно, говорить было рано. Они встречались всего только несколько недель этой осени, которая, к тому же, еще не закончилась. Но чем ближе к концу года, тем быстрее пробегали дни, и ноябрь пестрил их чередой, не давая возможности выдохнуть. Ничего о совместном отпуске на новогодних каникулах Богдан не говорил. Во всяком случае, конкретного. И даже перспектива вместе провести новогоднюю ночь сейчас представлялась Алине очень туманной. А ведь при их занятости графики следовало согласовать заблаговременно. И сейчас Акаева отдавала себе отчет, что, помимо шикарного секса, чего-то главного в их романе не хватало. Теплоты, что ли. Интереса к тому, чем занят другой. И это, к сожалению, зависело совсем не от нее. Она-то была максимально открыта.

У нее была способность подхватывать поведение мужчины, подстраиваться под него и в чем-то становиться идеально соответствующей его запросам. Потому свой интерес Алина Богдану не навязывала. И даже не заговаривала о своих чаяниях на праздники. Но где-то в глубине души очень четко сознавала: ни черта у нее не выходит. Не того он ждет. Не то ему надо. И сам ей не дает того, что надо ей.

Потому умопомрачительный секс – явно не гарантии. Хотя и он не лишний. В конце концов, пар Моджеевский спускал в ее постели, и на сторону не ходил, в этом Алина была как раз уверена – при его загруженности подобные фортели нереальны. А это хоть некоторая, но надежда на то, что пока она ему не надоела, у нее есть шансы.

Но почему, черт подери, Богдан до сих пор не явил ей ни одной эмоции! Ни единой! Если не считать того дня, когда купил ей очень дорогую брошку на местной почти что барахолке.

Сейчас эта самая брошка украшала атласное черное вечернее платье, в котором ее пять минут назад фотографировали сначала в специально оборудованном зале шоурума Нины Петровны, а потом на улице, у моря. Та пригласила ее участвовать в рекламной кампании новогодней коллекции, а Алине это было только на руку. Во-первых, еще одно подтверждение ее связи с семьей Богдана лишним для прессы не было. Во-вторых, персональное поощрение от его матери не было лишним для нее лично. Ну и в-третьих, здесь ей просто нравилось. Линия одежды «Найс Дресс» реально могла бы конкурировать и со столичными брендами. А в чем-то и опережать их в передаче тенденций.

И Алина чувствовала себя еще красивее в платьях, которые ей неоднократно доводилось демонстрировать на себе, будь то сдержанные туалеты для записи на студии и блоков новостей или вечерние на мероприятиях. Вообще быть чьим-то лицом, даже пусть в Солнечногорске, уже неслабо тешит самолюбие.

И именно в таком расположении духа, будучи совсем не против потешить и самолюбие Богдановой матери, она сунулась в ее кабинет, едва они отсняли очередную серию фото на волноломе. Она изрядно продрогла и потому зашла, не снимая теплый плед, который накинули ей на плечи, когда они закончили. Нина Петровна позвала ее на чай, чтобы согреть. А потом следовало еще поработать, но уже в зале.

- Ох там и сырость! – вздохнула Алина, впорхнув к Нине и мягко ей улыбнувшись. – Вы не заняты?

- Тебя жду! – проворковала Нина Петровна в своих лучших традициях с самой любезной улыбкой. – Сейчас угощать буду. Чай горячий готов. Не хватало еще простыть к праздникам.

- Не простыну, я редко болею, - радостно отрапортовала Алина, без спросу удобно устраиваясь в кресле. – Да и сами понимаете, что хорошее настроение во время работы – верный залог здоровья.

Нина Петровна налила из большого пузатого заварочного чайника ароматного свежезаваренного чая и протянула изящную белоснежную чашку с выпуклым рисунком Акаевой.

- Настроение – это всегда замечательно. И чай со сладостями тому особенно способствует, - продолжала хлопотать хозяйка кабинета.

Алина пояснять ей про фигуру-диету-калории не стала. Ни к чему это. Придвинула к себе чашку. Обхватила ее обеими ладонями, согревая их после холода. Смотрела на Нину Петровну с улыбкой, прекрасно понимая, что сейчас та взяла на себя роль всеобщей заботливой мамочки. Пусть. Если это хоть немного приблизит ее к Богдану и позволит заработать некоторое число очков в свою пользу, то пусть сладости, пусть мамочка.

- Сейчас я скорее про новую коллекцию. Она богическая, - сообщила ей Алина, чуть зажмурившись. – Вот правда. Давно такого эстетического удовольствия не получала.

- Спасибо, милая, - проурчала Нина Петровна. – Это, безусловно, командный результат. Но мне приятно. Ты, кстати, к Новому году уже выбрала образ? У меня есть парочка потрясающих эксклюзивов!

- Вот как раз хотела спросить вашего совета по этому поводу. Наверное, мне необходимо что-то достаточно универсальное, потому что я до сих пор не имею понятия, где и как буду встречать.

- Что так?

- Работы много, некогда остановиться, - пространно махнула рукой Алина, отчего плед с ее плеч съехал, открывая взгляду Нины Петровны эффектную брошь с камнями тутти-фрутти.

Та не могла пропустить такую красоту и восторженно проговорила:

- Какая прелесть! Что-то винтажное? Сейчас такого не делают.

- Да, ей больше семидесяти лет. Мне Марго разрешила ее использовать в качестве аксессуара. Это подарок Богдана.

- Мой сын – большой молодец, - улыбнулась довольной улыбкой Нина Петровна. – И где только раздобыл такую?

- Ни за что не угадаете – у нас в Солнечногорске. В магазине жены Димы Ярославцева. У нее что-то вроде винтажной лавки, очень-очень интересно. На самом деле мы вместе с ним выбирали, Нина Петровна.

Бывшая Моджеевская покивала, чуть склонившись к броши и разглядывая разноцветные камни, и впрямь напоминающие леденцы.

- Ну ты тоже умница, я знаю. Теперь прояви смекалку и придумай что-нибудь на Новый год. Что вам, молодым, в нашей деревне торчать!

- Обязательно что-нибудь придумаем. Но это же не только от меня зависит, - вздохнула Акаева. – Богдан очень занят работой.

- Вот и отдохнет.

Алина немного помялась. Коснулась губами края чашки. Чай в ней был ароматный, черный, но с какой-то ягодной примесью. Чуть терпкий, элегантный вкус. Немного подумав, она снова посмотрела на Нину Петровну и несмело забросила удочку:

- Порой мне кажется, что он вообще не умеет отдыхать, Нина Петровна. Всегда такой... сдержанный. Напряженный. Вообще всегда, даже после самых... самых интимных моментов, понимаете?

- Надо научить, милая, - по-матерински сказала Нина и похлопала Акаеву по руке. – Он с самого детства был очень уравновешенным, рассудительным. Мало что могло его действительно взволновать. И это должно было быть чем-то очень сильным. Наш развод с его отцом, например, дался ему нелегко.

- Бунтовал? – заинтересованно спросила Алина, доверчиво улыбнувшись.

- Возраст был сложный.

- Но вы же это преодолели... Значит, тогда он проявлял эмоции?

- Алина, тогда он был ребенком, - Нина Петровна придвинула к потенциальной невестке блюдо с пирожными. – А теперь он взрослый мужчина. Генеральный директор огромной корпорации. Ему приходится соответствовать. От тебя зависит, каким он может быть вне работы.

- Иногда создается впечатление, что от меня мало что зависит в действительности, - вздохнула Акаева и благодарно кивнула за пирожные. – Он когда-нибудь раньше влюблялся?

- Разве бывает так, чтобы не влюбляться? – рассмеялась Нина Петровна. – Конечно, и, возможно, даже не раз. Но все это было несерьезным, и совсем не должно тебя беспокоить.

- Да меня и не беспокоит. Просто тревожит, насколько серьезно – я. Богдан... мне бы не хотелось однажды его потерять.

- Ты точно думаешь не о том! Вы с Богданом вместе. Если бы он этого не хотел, то... сама понимаешь…

Алина понимала. К сожалению, слишком много, чтобы успокоиться от одних только слов Нины Петровны. И все, что она вынесла из этого разговора – это неоспоримый и неутешительный факт, что с матерью Моджеевский уж точно не слишком близок.

Потому что отговаривалась та лишь общими фразами, и на какое-то время Акаевой даже показалось, что она сама знает о Богдане куда больше, чем Нина Петровна. В конце концов, «нелегко дался развод» и «сложный возраст» - можно сказать о любом подростке. О любом и ни о ком одновременно. Зато сама Алина точно видела – она не выводит его вообще ни на какие эмоции. И никто не выводит.

Нет, они временами и смеялись вместе над какой-нибудь шуткой, и непринужденно болтали неважно о чем. В постели Моджеевский бывал разным – и нежным, и страстным, и требовательным, и дающим. И придраться ей по сути было не к чему. Желание в нем она однозначно вызывала. Он хотел ее, но она не знала наверняка, хотел ли он именно ее или просто хотел. Движения к ней – никакого. Сама иди. Эмоции – хоть одной бы добиться, ей-богу! Или понять, что он действительно вот такой... равнодушный... параллельный...

Вот только Алине почему-то казалось, что именно таким Богдан и не был. И когда он тащил ее к машине из магазинчика винтажных украшений, а она едва успевала перебирать ногами, чтобы не отставать, то точно видела, как что-то мелькало в его глазах. Что-то, что заставляло их блестеть иначе, чем блестит холодное и безучастное море в ноябре. Знать бы еще, почему. Что вывело. Откуда взялось. Не от брошки же!

И что это за выходка с чаевыми? Сколько он оставил – Алина не имела представления, но судя по вытянувшейся физиономии жены Ярославцева, догадывалась, что и правда устроил аттракцион невиданной щедрости. И почему там? Правда слушал про побрякушки от Рейкактотам? Реально слушал? Он же никогда не слушал то, что ему не интересно!

Ничего этого Алина не позволила себе спросить у Нины Петровны, просто потому что это было бы глупо. Та лишь подняла бы лишний шум, где того не требуется. Уж что-что, а потенциальную свекровь Акаева успела изучить достаточно неплохо. Потому послушно ела пирожные, пила чай, нахваливала талант ее модельера. А потом улепетнула работать дальше. Нужно было отснять еще два платья, и фотограф выжимал из Алины последние соки, которых и без того оставалось немного.