The Мечты. Минор для мажора

Совершила ошибку?

Наверное. Да. Сейчас, спустя столько времени, она хотя бы себе могла признаться, что тогда, очень давно, еще в школе, совершила ошибку, потому что позволила вмешаться другим. Обстоятельствам, людям. Людям – особенно. Их она слушала и не слушала его. Не хотела слушать. Пустила свою жизнь совсем по другому маршруту, чем та могла бы пойти, если бы в тот далекий год хоть раз нормально поговорила с Богданом.

Может быть, даже если бы они все равно в итоге разбежались, сейчас могли бы спокойно общаться. Или позволить себе невозможную роскошь быть друзьями.

Ошиблась. Не выслушала. Не простила.

Но сейчас-то уже чего? О чем жалеть, когда у нее семья, у нее все хорошо, а у него… все слишком далекое, чтобы снова решиться мечтать.

Одно она знала точно – Женя иногда говорила. Богдан к Лизе прикипел всей душой. И это ранило очень больно. Он знал Лизку, а она – нет. За последние три года столько всего пропустила.

Переведя дыхание, Юля подняла подбородок, весело ему улыбнулась и еще веселее сказала:

- Женись, заводи ребенка, ищи ему няню. И кстати, не придется озадачиваться заказами. Выпечкой будет баловать жена.

Он искренне рассмеялся в ответ. В чем-то Юлька осталась прежней Юлькой. Никогда не уточнит, чтобы разобраться. Можно подумать, он всерьез мог собираться заказывать у нее выпечку, в отличие от заказа каких-нибудь неведомых запонок, чтобы был повод звонить или приходить. Но когда перестал хохотать, объяснять не стал, сказал о другом:

- Обязательно именно так и сделаю.

- Я рада, что тебе весело, - буркнула она, снова не глядя на него. – Но видишь ли... время позднее, нам с Андрюшкой домой пора. И магазин закрывать, все равно уже никто не придет.

Богдан умыкнул еще одно печенье и поднялся.

- Могу подвезти, - предложил он.

- Я на машине. Ничего не нужно, спасибо.

- Ну я так и думал, - он медленно двинулся вдоль витрин. У одной задержался и чуть наклонился к стеклу. Потом резко разогнулся и повернулся к Юле. – Не продавай их.

- Кого? – не поняла та.

- Шишки.

Юлька снова застыла. Губы ее чуть заметно вздрогнули, потом растянулись в улыбку.

- С чего вдруг?

- Они тебе идут.

В ее груди ухнуло. Почти что больно. Но сил удержать рот улыбающимся хватило. Пусть, может быть, он и видел ее усилие.

- Спасибо, - негромко ответила она. – Мне они тоже нравятся.

Богдан ничего не сказал. Молча смотрел на нее несколько бесконечных мгновений, прежде чем сдвинуться с места и после еще нескольких шагов остановиться на пороге.

- Хорошего вечера, - проговорил он, обернувшись.

Колокольчики снова весело звякнули, и Моджеевский вышел за дверь. Пока звон не прекратился, Юлька стояла, не шевелясь. Когда стихли, повернула голову к сыну. И только тогда поняла, что не дышит. Все это время, что Богдан смотрел на нее, не дышит.

Не дышал и он. Вышел на воздух. Двинулся к машине. Осознавая, что не может, физически не способен сесть в нее и куда-то там ехать. Глаза цеплялись за вывески, за фонари, за номера автомобилей. Какой из этих – ее? При желании узнать не трудно. Внутри будет автокресло. Лизу возят, он видел. Наверное, и Андрея... Интересно, они различаются, эти кресла, в зависимости от возраста?

Мысль была оригинальная, и главное – своевременная.

Моджеевский тряхнул головой и вместо того, чтобы идти к своей машине, двинулся совсем в другом направлении. К морю. Все еще надеясь хоть там захватить достаточно воздуха, чтобы перестать задыхаться.

Грудная клетка поднималась и опадала сообразно положенному количеству вдохов в минуту, наполняемость легких тоже соответствовала норме. Так какого ж черта он не может надышаться?

Там, на набережной, Богдан поймал себя уже щелкающим зажигалкой – в пальцах была сигарета. Он давно бросил курить, но сигарета и зажигалка нередко валялись где-то поблизости, чтобы помнить, что в случае чего – можно воспользоваться. Зимой – в пальто. Летом – могла оказаться в брюках. Чаще всего – в бардачке машины. Но сейчас – в пальцах.

Проиграет. Спор с Реджепом, затянувшийся на годы, он проиграет. И даже если смухлевать и не признаться, Танька увидит третьим глазом и победу присудит своему муженьку.

Ну и наплевать, они даже уже не вспомнят, на что спорили.

От проигрыша его спас телефонный звонок.

Звонила Алина.

С единственным желанием – угодить. Ему угодить. Так почему бы и не приехать? Не воспользоваться случаем, что она наконец-то освободилась от своих очень срочных дел и готова. Она всегда готова. Та еще пионерка.

Пионерка встречала его на пороге своей квартиры в высотке – в черном кружевном пеньюаре и, как обещала, в чулках. Новострой находился недалеко от телецентра. Это давало ей возможность приехать домой раньше Богдана. И с форой в пять минут успеть раздеться, натянуть обещанные ему чулки с подвязками, стереть с губ помаду и налить два бокала вина. Когда доливала во второй, чтобы сравнять их по количеству напитка, раздался звонок в домофон.

Алина впустила его в подъезд, раскрыла входную дверь в квартиру, соблазнительно выставила вперед ножку. Да так и осталась ждать, пока он поднимется на лифте к ней.

Увидев ее, Богдан хмыкнул. Вот тебе, Моджеевский, твое яблочко на блюдечке с голубой каемочкой. Ешь, на сколько аппетита хватит. Он быстро прошел в квартиру, притянул Алину за талию к себе и выдохнул ей в губы:

- Ждешь?

- А я тебя, Моджеевский, всегда жду, - мурлыкнула Алина, пробежала пальцами по его затылку, ероша волосы, прижалась крепче. Там. Внизу. Где шелк ее белья касался брюк. И ни минуты не отрывала больших блестящих... потемневших глаз от его лица так, что было видно: ждала. И ждёт.

- Хорошая девочка, - хрипло проговорил Богдан. Прохладная ткань скользнула в его руках, и пальцы коснулись оголенного берда Алины.

По ее телу прошла легкая, но ощутимая дрожь. И она, хватанув ртом воздух, томно сказала:

- Хорошая девочка хочет поиграть!

С этими словами ухватила его за лацкан пальто и быстро скинула с плеч на пол. Маленьким розовым язычком прошлась по его горлу, выступающему из воротника рубашки. А потом взялась за галстук и потянула на себя, увлекая в спальню.

Черта с два! Сегодня он в аперитиве не нуждался.

Все, что он ей позволил, увести себя из прихожей. По дороге отбросил пиджак и теперь сам уже тащил ее в комнату. Мутным взглядом осмотрелся и, подхватив Алину под ягодицы, усадил на стол. На мгновение Моджеевский отстранился, расслабил галстук и впился злым поцелуем в ее губы. Ее руки напряженно двигались по его пояснице и животу, вытаскивая рубашку из брюк, мяли ткань на груди, расстегивая пуговицы. Ей нравился его напор. Она любила секс. Она с первой их ночи дала ему это понять. И сейчас, возбужденная им буквально в пару мгновений, заведенная почти до предела, она вскрикивала от его движений и ждала их снова.

Потом ее ладони скользнули к пряжке его ремня, освобождая доступ к тому, что она хотела сейчас чувствовать под своими пальцами. Он ей не мешал. Прелюдия закончилась, едва она достигла своей цели. Он навис над Алиной, вынудив ее инстинктивно опереться руками о столешницу, и грубо развел ее ноги шире. Ровное дыхание Богдана, заскользившее по ее шее, совпадало с ритмом его механических движений. В такт им глухо позвякивали бокалы.

Ужин оказался коротким. Моджеевский быстро пресытился, и плевать на аппетит Алины. Он отпустил ее сразу, подтянул брюки, полурасстегнутая рубашка неряшливо торчала из-за пояса. Стащив с шеи галстук, Богдан небрежно сунул его в карман и жадно, в два глотка выпил вино.

Алина так и осталась сидеть на столе, лишь сведя вместе ноги. Те все еще дрожали, а она сама пыталась отдышаться. В ушах у нее отчетливо свистело, но она все еще хотела его прикосновений. Чтобы не отстранялся так сразу.

Акаева откинула с лица упавшую на лоб прядь волос и негромко проговорила:

- Подай, пожалуйста… мой бокал.

Богдан протянул ей вино и переставил ближе бутылку. После чего расположился в кресле, еще больше отдалив себя от Алины. Она тоже отпила. Но не как он. Коротким небольшим глотком. Облизнула губы. Потом подняла на него затуманенные глаза и спросила:

- Заказать что-нибудь? Раз с рестораном не сложилось…

- Если сама хочешь, - проговорил Богдан. Слишком спокойно, будто и не было ничего пять минут назад. – Я не задержусь долго.

Это его спокойствие ее снова пугало. В очередной раз. И она не знала, что с этим поделать. Как стена какая-то, ей-богу. Долбится, долбится… И ведь неизвестно, что за этой стеной. Вдруг – пустота, а она лоб разобьет?

Алина соскользнула со стола, поправила белье. Запахнула на себе пеньюар, потом будто бы передумала и оставила полы в покое. В конце концов, ей было, что показать, пусть смотрит.

- Душ?

- Не суетись, пожалуйста, - скривился Моджеевский. – Мне не пять лет, чтобы я не мог позаботиться о личной гигиене. Или это материнский инстинкт так проявляется?

- Всего лишь хотела предложить принять его вместе. Но как скажешь, - отчеканила она в том же тоне, в котором задавала свой вопрос. А потом не выдержала, дерзко подняла на него взгляд и выпалила голосом, в секунду сделавшимся звенящим: - Если бы меня обидели, ты бы вступился?

- Ты гипотетически или что-то случилось? – спросил он, внимательно глядя на Алину.

- Случилось. Родственник твой меня оскорбил.

Мысли Богдана метнулись от отца к янычару, а после зачем-то перепрыгнули на Арсена. На лице они отразились удивленно приподнятыми бровями.

- Алин, слишком мало информации, чтобы я мог что-то понять, - сказал он.

- А у меня тоже слишком мало информации, чтобы что-то понять, - мрачно ответила она и переместилась на диван, забралась туда с ногами и подтянула колени, устроив на них подбородок. – Ты говорил, Дима – твой одноклассник, а он сегодня сообщил, что, оказывается, родственник.

- Мне надо было рассказать обо всех бабушках до седьмого колена? – с некоторым пренебрежением спросил Моджеевский, но ответа дожидаться не стал. – И что этот родственник сделал?

- Предложил мне сегодня проставиться за перевод в прайм-тайм. Заняться с ним сексом в благодарность за такое его решение, - зло выпалила Алина и снова глянула на Богдана, словно ждала, что он уже хотя бы что-нибудь сделает.

И он сделал. Но не для Алины, а для себя. Выигрывал время, чтобы осознать услышанное.

- А ты? – спросил он Акаеву, мало озадачиваясь ответом. Его волновало другое. Другая. Юлька. Она не догадывается? Или так влюблена, что ничего не замечает? Или знает? Не может такого быть, чтобы Юлька! Если она знает, то какое, нахрен, печенье!

Не сдержавшись, тряхнул головой. И услышал, что Алина что-то говорит. Ну да, сам ведь спросил.

- У тебя возник вопрос, что я? Неужели ты думаешь, что после него я звала бы тебя к себе? – цинично и спокойно произносила она слова через рот, внимательно глядя на него и понимая, что он не здесь. – Ты переоцениваешь меня, дорогой.

- Ошибаешься, дорогая, - усмехнулся Богдан. – Я уверен, что у тебя наверняка есть множество вариантов, как избавиться от придурка, который додумается к тебе приставать. Мне интересно, какой ты выбрала.