The Мечты. Минор для мажора

... лишь вопрос техники

***

Богдан проснулся, когда за окном было еще темно. В полумраке он скорее угадывал Юлино лицо, чем действительно видел его черты, и испытывал слишком яркие эмоции от ощущения ее тела, прильнувшего к нему – справиться бы. Оказывается, справляться надо не только с бедой, но и со счастьем. Он прислушался к ее мерному дыханию и улыбнулся. Юлька. Его Юля. Он и верил, и не верил еще вчера. А сегодня так просто – проснулся рядом с ней, держа ее в объятиях. И не отпустит – больше никогда и никуда он ее не отпустит. И не позволит ей снова все одним махом перечеркнуть.

Остальное – лишь вопрос техники. Забрать ее и мелкого. Оформить развод. И махнуть в медовый месяц. Заслужили. Имеют право.

От представшей перед глазами перспективы Моджеевский довольно хмыкнул. Осторожно, чтобы не разбудить Юлю, выбрался из постели и вполне энергично принялся хозяйничать. Подкинул поленьев в их временный очаг, как он уже делал среди ночи под чутким руководством умеющей, кажется, все на свете Малич. Водрузил на печку чайник и после непродолжительных сборов собственной одежды вышел на веранду, совершенно не подозревая, что сколько ни подкинь жару в печь, а без него ей все равно снова станет холодно.

Она проснулась почти сразу, едва он отстранился, и сквозь полуприкрытые веки наблюдала за ним.

Видела, как он перемещается по комнате. Слышала, как он шуршит вещами.

Но окликнуть так и не отважилась, потому что не представляла себе, что сейчас говорить и о чем вообще позволено говорить. Ей с ним, а ему с ней. После всего, что она натворила, в чем даже не решалась признаться себе. Она впала в холодное отупение, словно бы отрицая то очевидное, что стоило бы принять. И не могла выбраться из этого. Ей было хорошо. Ей было страшно. Ей было больно. И ей было мерзко от самой себя. Она совершила ошибку? Она – предала? Она одним махом разрушила все возводимое много лет?

И все это непоправимо. Теперь уже точно.

Когда за Богданом закрылась дверь, Юлька осторожно приподнялась на постели. Хотелось сбежать, просто чтобы подумать, но бежать некуда. Вчера уже сбежала - оказалась в овраге,и еще неизвестно, чем бы закончилось, не найди ее Богдан. Но если бы можно было раствориться здесь прямо сейчас – именно это она и сделала бы. Это был откат. Вместе с ним ее накрывала паника, но она не была бы собой, если бы не понимала, что ей нужно все переосмыслить. Нужно навести порядок внутри, а как его наводить? Здесь? Возле Богдана? Когда дома Андрюша, а где-то на базе ждет Ярославцев? Это их она предала, и с этим ей надо разобраться, решить как жить.

Закусив губу, Юлька глухо застонала, принимая осознание самого главного... и самого тяжелого... Чувствовала, как наваливается, и едва держалась, чтобы не расплакаться.

Дима!

Господи! Дима!

Опять Дима! Снова где-то на руинах после всего – Дима!

Они вернутся обратно, в «Перевал». Мужа она увидит уже сегодня. И что она ему скажет? Как ему в глаза посмотрит? Что ей делать?!

Если бы она хотя бы не изменила... если бы поговорила с ним раньше, когда только-только начала думать о разводе...

Черт!

Очнувшись от собственного всхлипа, Юлька выдохнула. Нет. Позволить себе утонуть в этом прямо сейчас нельзя. Надо хоть что-то делать. Отставить истерику.

Медленно встала, прошлепала, прихрамывая, к скамейке, на которую Богдан предусмотрительно сложил и ее вещи тоже. И стала одеваться, стараясь создавать как можно меньше шума, будто бы оттягивала тот момент, когда придется столкнуться лицом к лицу с Моджеевским. А потом вдруг услышала его голос за дверью, на улице.

- Я сейчас скину тебе свое местоположение, - говорил Богдан с небольшими паузами между фразами. – Нет, нормальной дороги сюда нет… Ну вот ты и придумай, как… Окей, жду. А! И припасов прихвати, надо здешние пополнить.

Юлька застыла как была – с колготками в руках и в футболке. Снова прислушалась. Замолчал? Да. Замолчал. Но по мере осознания того, что только что было на улице, среди растерянности всего этого утра в ней появлялось и нечто новое. Нечто, что ей не понравилось бы на свежую голову, но за что прямо сейчас, в своей панике, она неожиданно ухватилась.

Прижала ладонь ко лбу и медленно опустилась на стул.

- Привет! – весело поздоровался Богдан, переступая порог. – Рано еще, чего подхватилась? Темно совсем.

Он подошел к ней и наклонился, чтобы поцеловать. Она не позволила – отшатнулась. И огромными, круглыми глазами воззрилась на него.

- Ты чего? – удивился Моджеевский.

- Ты сейчас по телефону говорил.

- Говорил.

- Значит, он не сел.

Он усмехнулся и развел руками. Потом разжег лампу, свет которой разогнал полумрак, царивший в доме, и, опершись на стол, внимательно посмотрел на Юльку. Она дала себе еще одну секунду, чтобы уложить все это в голове, а потом резко выпалила:

- Значит, ты мне соврал!

- Соврал, - согласился Богдан. – Но среди ночи к нам бы сюда все равно никто не добрался.

- Откуда ты знаешь? Был вечер, нас могли забрать, если бы ты сбросил координаты своим людям. Ты не Вася Иванов, ты Моджеевский, тебя бы достали откуда угодно и когда угодно. Но ты мне соврал! Для этого? – она махнула на постель. – Для этого, да?

- Да! – рявкнул в ответ он. – Да, для этого. Наверное, я еще и в лесу тебя для этого заблудил! Но, черт возьми, да, я воспользовался случаем, чтобы просто побыть с тобой вдвоем. Потому что ты, мать твою, вообще постоянно врешь!

- Я вру? – задохнулась она возмущением. – Это я вру?! Это ты! Ты вчера нарочно мне сказал, что телефон сел, потому что если бы нас забрали, я бы в жизни не... я бы ни за что не изменила мужу!

Богдан оттолкнулся от стола и навис над Юлей.

- Знаешь что, дорогая, - его глаза метали самые настоящие искры, - если ты хорошенько подумаешь, то поймешь одну очень простую вещь. Это ты мне с ним изменяешь!

- Что?!

- Ничего! Играешь спектакль, в который только ты и веришь. Семья, муж, ребенок.

- Да! У меня семья, муж и ребенок! И из-за тебя сегодня ночью я их предала!

Моджеевский отстранился и, сверля Юлю свирепым взглядом, сложил на груди руки.

- Ну вот чтобы тебя не мучила совесть перед твоим замечательным мужем – разводись с ним. И покончим наконец с этим фарсом.

- А ты кто такой, чтобы указывать мне, что делать? А? – окончательно взбеленилась Юлька, вскочив на ноги и снова оказавшись с ним лицом к лицу. – Привык, что все так, как ты хочешь?!

- А ты не хочешь?

- Да какая разница, чего хочу я? Моджеевский! Ты хотя бы представляешь себе, что такое – ребенок? Людям свои не нужны, а я тебе с сыном от другого мужика – нахрена? Потрахаться и разойтись? Ты понимаешь, чем я рискую?

- Нашла причину, - фыркнул он. – Тебе ли говорить! Твой отец вырастил твою сестру. И кажется, ни он, ни она не жалуются.

Юлька зависла. Непонимающе глядела на него своими огромными глазами, и он буквально видел то недоумение, которое сейчас завладевало ею пуще гнева. А если одно накладывается на другое – это уже грозит совершенно непредсказуемыми последствиями.

- Что ты сказал? – шевельнула она губами.

- Сказал, что вряд ли твоего отца сильно волновало, чья Женя…

Его перебила пощечина. Щеку опалило ударом наотмашь. И ее злые, отчаянные глаза – они били сильнее маленькой ладошки.

- Ну ты и... сукин сын, - прошипела она. – Всегда был. Только и можешь, что поливать грязью мою семью.

Богдан икнул от неожиданности и ошалело уставился на нее, потирая щеку.

- Ты не знаешь? – удивленно спросил он, хотя и без того было ясно: она не знает.

- Теперь знаю. Что ты такой же урод, как и был. Выйди, я оденусь!

- Перебьешься, - весело хохотнул он, завалился на постель и вынул из кармана звякнувший телефон. – Не собираюсь мерзнуть из-за твоих тараканов. Кстати, Савелий будет минут через сорок. Еще успеем выпить чаю.

- Иди к черту со своим Савелием и со своим чаем! И даже не смей больше ко мне приближаться! – продолжала бушевать Юлька.

- Я слишком долго делал то, чего хочешь ты, - устало проговорил Богдан. – Теперь будет наоборот.

- И куда среди всего этого прикажешь деваться мне?

- Прямиком ко мне домой.

- Придурок! – гавкнула она и покрутила головой. И еще через мгновение в его сторону летел Юлькин ботинок. Но не долетел. С меткостью у нее определенно были проблемы. Ударился о край кровати и отскочил в сторону. Богдан и ухом не повел, но едва ботинок приземлился, он потянулся, подхватил его с пола и сунул рядом с собой в ворох покрывал. Бегать за ней по лесу не входило в его сегодняшние планы. Что входило в ее планы – оставалось загадкой даже для самой Юльки. Потому пока что она занялась натягиванием колготок, штанов и футболки. А потом сердито выдала:

- Где ты видел чай?

- На полке, - кивнул он в нужном направлении, - и мне сделай. Пожалуйста.

Юлька дернула плечом и ничего не ответила. Однако буквально через пять минут на столе стояли уже две чашки дымящегося напитка, рафинированный сахар в банке и еще немного печенья, только теперь уже чуток отсыревшего – наверное, лежало дольше вчерашнего.

«Завтракали» они в полном молчании. Юля избегала смотреть на него. Он же – пялился на нее без зазрения совести и самым наглым образом. От этих взглядов ощутимо пылала кожа, но ей удавалось одергивать себя, чтобы не начать тереть лицо, и что с этим делать – не имела ни малейшего представления. Как и со злостью, которая ее накрывала, едва вспоминала, что он наговорил ей про Женю на этот раз.

Чушь.

Чушь!!!

Даже думать о таком нельзя!

Моджеевский считал себя в праве, а она – как обычно, растерялась: зачем ему это нужно? Для чего придумывать такое? Сбить ее с толку? Да она и без того сбита дальше некуда. Вдрызг, в кровь, полностью. Ничего не осталось из того, что она считала правильным и честным. Он отнял у нее даже право развестись, не чувствуя угрызений совести за свою вину. А теперь вот так. Виновата. Перед всеми. Даже каким-то чудесным образом – и перед Богданом.

За ними приехали на снегоходах, не опоздав ни на минуту от того времени, которое было озвучено. И Моджеевский, усаживая Юльку в один из них, проводил инструктаж. Им нельзя было явиться вместе, чтобы не дергать Димона и Алину даже за воображаемые усы. Потому Юльке он предложил ехать раньше и рассказать, что она заблудилась и набрела в лесу на какой-то хутор, где провела ночь у приютивших ее гостеприимных хозяев. Те накормили, обогрели, спасли от собственных алабаев, а с утра вызвали спасателей, доставивших ее в Тисовицу.

Сам Богдан, согласно его версии, разыскивая ее, сломал лыжу и набрел на эту хату в лесу, где и провел ночь безо всякой связи. И только с утра смог связаться с «большой землей».

Его вариант звучал достаточно правдоподобно, и Юлька, несмотря ни на что, была благодарна ему за эту передышку. Потому что прекрасно понимала – теперь он уже не отступится. Будет вести себя как козел и дальше – ему это свойственно, да он и не скрывал, что намерен делать то, что хочет. Но хотя бы сегодня, хотя бы сейчас он давал ей выдохнуть, заботясь о том, чтобы никто не посмел ничего подумать или заподозрить.

Собственно, вышло ровно так, как и запланировал Богдан.