Дело о золотой маске

Глава 12

Фиолетовая дымка развеялась, явив прелестницу в золотом сияющем облаке, оказавшемся при более пристальном рассматривании всего лишь платьем. Лицо карги прикрывала золотая маска-бабочка. Светлые волосы были собраны в сложную высокую прическу. То здесь, то там в ней посверкивали капли желтых бриллиантов.

Прекрасная незнакомка, ожившая мечта. Итена едва не выворачивало при одном только взгляде на нее. Карга могла обмануть многих, но чутье, всегда бывшее у Итена или пришедшее после укуса дракона, не спало. Кровь, смрад, ненависть и злоба сопровождали ее незримо и в то же время слишком явно, чтобы не обращать внимания.

— Вот мы и снова встретились, злой мальчик, — произнесла она мелодично-смеющимся, слегка заигрывающим тоном. — Неслучайно…

— Очень жаль, — сказал чистейшую правду Итен. — От вас разит трупной вонью, сударыня, — сообщил он, почти не покривив душой. — Согласитесь, не самая приятная встреча даже в сновидении.

Ее перекосило. Маска скрывала слишком многое, но он рассмотрел гримасу, исказившую лицо. Золотое сияние выцвело. Пошло тлением платье. Миг, и вместо сказочной красавицы перед ним встала древняя мумия с серой, похожей на жеваную бумагу кожей, под которой перемещались бугорки то ли жуков, то ли червей. Так себе зрелище, но за свою бытность в полиции Итен видел и похуже.

— Марипоса Ора! — он успел выкрикнуть имя за мгновение до того, как ее пальцы сомкнулись на его горле. — Оставь меня в покое!

Каргу откинуло назад, но она немедленно сгрупировалась, кинулась к Итену и уперлась в прозрачную стену. Она заскребла по ней синими загнутыми когтями, больше уместными для птицы, чем человека, тоненько подвывая. Быть может, власть истинного имени и являлась всего лишь суеверием, но карга верила в него, а значит не в реальном мире, но в сновидении Итен мог себя защитить.

— Трус, дрянь… ты мог встать за моим троном, жалкий кусок человечьего мяса, плебей!

Оскорбления сыпались на него, словно снег в стороне вечного льда.

— В тени трона? — поинтересовался Итен. — Зачем бы мне это?

Шипение резануло по ушам. Нечто двигалось у карги под кожей. Оно свивалось и расплеталось. Оно просвечивало грязно-желтым, бурым и темно-синим. Итена замутило, пусть он и прекрасно знал, что спал и, соответственно, тошнить его не могло.

— Зачем тебе я? — выдохнул он и зажал рот ладонью. Невидимая стена оберегала его от когтей и пасти, полной отросших игловидных зубов, но не от смрада.

— Ты мог бы облегчить мой приход в мир! — более низким шипящим голосом, от которого по спине потек пот, произнесла… кто?.. Карга? Или, быть может, некто еще?

— Только это вряд ли, — пробормотал Итен.

— Значит, не ты, — пасть разошлась уродливой щелью, которую никогда не вышло бы назвать улыбкой.

У Итена голова пошла кругом. Конечно, если он потеряет сознание в собственном сновидении, ничего ужасного не случится, он попросту провалится на другой, более глубокий, слой тонкого мира. Многие люди падают в него постоянно, когда не видят и не запоминают своих снов. Однако он все еще надеялся понять больше, вырвать из карги сведения о том, как остановить ее. И эти бугры под кожей не давали ему покоя.

— С кем же ты заключила сделку? Кто жаждет войти в наш мир вместе с тобой? — прямо спросил Итен.

Маска засветилась болезненным зелено-желтым светом. Сначала неярко, затем нестерпимо. Ослепительно-белая вспышка ударила Итена по глазам. Он не увидел, но почувствовал, как пошла трещинами невидимая стена. Он не слышал, но фраза, обещающая ему все страдания, какие только возможны, засела в памяти.

Из маски выходили цветные нити. Наверняка, по каждой удалось бы проследить путь к жертвам. Те сами согласились на сделку, они добровольно отдали свои жизненные силы чудовищу, однако они же не исчезли бесследно. У всех есть посмертие, будь то величайший маг или самый последний простец. И как знать, не заперты ли души, не выжимают ли из них последнее здесь, в тонком мире бытия.

— Ты уже принадлежишь мне, — продолжала бесноваться карга или слившаяся с ней в едино еще более жуткая тварь. — Вы все принадлежите!

— Подавишься, — проронил Итен, и стена стала прочнее, пусть так и не обрела видимость.

Итен провел по ней кончиками пальцев, сосредоточился и сделал зеркальной. Через мгновение он увидел себя: бледного в прозелень, с ввалившимися глазами и синяками под ними, словно не смыкал век месяц. С той стороны стены, за которой осталась карга, донесся визг, полный злого отчаяния, смешанного с ненавистью, и немедленно оборвался.

Ноги отказались держать. Итен сел прямо… на низ: полом или землей то, на чем он стоял, назвать не выходило. Кажется, он выиграл в первой, абсолютно незначительной схватке. Похоже, их ждет еще большая беда. «Куда ж еще?!» — хотелось выкрикнуть в пространство, но Итен опасался получить ответ.

Он лег набок, подтянул к груди колени. В осознанном сновидении невозможно закрыть глаза, зато потерять сознание — вполне. Всего лишь погрузиться в сон глубже и ни о чем пока не думать.

***

— Я должен поблагодарить вас, лорд Дракаретт.

В особняк он прибыл сам. Всего лишь и пришлось немного пройтись пешком, воспользовавшись отводящим чужое внимание заклинанием. Может, не столь быстро и эффектно, как порталом, но и неприятных ощущений никаких. Тем паче, чувствовал себя Итен наконец-то отдохнувшим.

Теперь он сидел в уже знакомом кабинете, который в свой первый визит и не рассмотрел толком. Да и было бы что рассматривать. Единственные мысли, на которые он наводил: роскошная добротность. А вот о характере хозяина не говорил почти ничего. Лорд не испытывал стесненности в средствах — вот и все, о чем следовало сказать наверняка. В его движениях не сквозила ни леность, ни суетливость. Разве лишь некоторая манерность бросалась в глаза: всякий незначительный жест отточен и выверен. Но являлся ли дотошным сам Дракаретт или его попросту так воспитали, и он привык бездумно копировать выученные движения — неясно. Еще он не гримасничал. По крайней мере, не наедине с Итеном. Когда служанка пришла осведомиться не нужно ли господам чего-нибудь, состроил капризно-усталое выражение и отослал ее прочь, но стоило двери за ней закрыться, ободряюще улыбнулся и весь превратился в сосредоточенную внимательность. Итен оценил, хотя не взялся бы утверждать, будто Дракаретт искренне заинтересован, а не нацепил очередную «маску».

— Просто Грейл, — поморщившись, отчего кожа на носу пошла складками, проронил лорд и изобразил рукой красивый элегантный жест, должный означать «не стоит». — Не в высшем свете находимся, да и там вы станете играть роль моего знакомого, что не предполагает официозов и политесов.

— Как скажете, — Итен пожал плечом.

— Разумеется, как скажу. А ты привыкай, — ответил Дракаретт чуть высокомерно, но Итен и не подумал возмущаться этому. Он испытывал искреннюю благодарность. Только юные девицы-пустышки, в которых и намека на дар не находится, с ветром в голове и минимумом знаний, могли заигрывать с тонким миром, гадая, к примеру, на суженых. Иногда шалости сходили им с рук, при определенной удаче их успевали спасти до того, как присосавшиеся к ним иллюзорные, но при этом опасные твари, выпивали из них все жизненные силы до суха, но некоторым не везло.

Когда Итен только перешел в ООМП, расследовал несколько подобных дел. И очень сильно недоумевал, как можно на ровном месте и по глупости вляпаться в эдакую дрянь. Но… видимо юным созданиям, обладающим девственными и незамутненными мозгами, слишком скучно жилось. Помнится, он однажды не выдержал и принялся объяснять, какие опасности поджидают за гранью сна, так на него мамаша одной такой девицы едва ли не с кулаками кинулась, крича, что он пугает почем зря ее кровиночку.

Пугает! С каких пор боязнь знаний, пусть и неприятных, стала важнее шанса не погибнуть?.. Кажется, он задал этот вопрос, но ответа ожидаемо не получил, только жалобу от мамаши и выговор от старшего инспектора. Поскольку умнее надо быть. И гибче. И не тревожить дур, полагающих, будто зло всегда находит только «плохих девочек, которые сами виноваты». В конце концов естественный отбор, открытый еще три столетия назад, никто не забывал: худшие должны оставлять место лучшим.

Через месяц мамаша прибежала к нему — именно к нему, а не к старшему инспектору — слезно умоляя спасти ее кровиночку, которая вся иссохла, побледнела и стала тенью себя прежней. И, надо заметить, еще день и опоздала бы.

И то была всего лишь лярва: неразумное и слабое существо. Итена начинало колотить при одной мысли о том, что могла сделать с ним древняя, хитрая и мстительная карга, заполучившая несколько капель его крови. Если бы лорд не назвал ее истинное имя, если бы Итен не воспользовался им, они, вероятно, сейчас не разговаривали бы.

— Ты, я смотрю, сегодня немногословен, инспектор, — заметил Дракаретт. — Впрочем, ты не из болтунов.

— Прошу извинений. Я задумался.

— О том, как бы попроще сообщить о своей победе? Так имя возымело действие? — догадался Дракаретт.

— Более чем, — ответил Итен. — Вы, очень возможно, спасли мне жизнь.

Снова жест. Уже другой: взмах кистью снизу-вверх и довольно резкий, указательный и средний пальцы плотно прижаты друг к другу. Лидар наверняка сказал бы, увидев, что так мух отгоняют, но на самом деле Дракаретт имел в виду «не молите чепухи».

Аристократки носили веера и порой, стоя друг от друга на почтительном расстоянии, находясь на улице, на балах или приемах, вели неслышные разговоры посредством движений. У высокородных господ тоже имелся свой безмолвный язык жестов. Изучение наиболее распространенных «слов» и «фраз» стоило Итену около двух литров попорченной крови как минимум.

— Осторожнее с подобными заявлениями, — предупредил Дракаретт. — Ляпнешь чего-то вроде, и с тебя потребуют плату. Особенно те, кого мнишь союзниками или, не приведи высокая магия, друзьями.

Итен прикусил губу. Не подумал, будто нарвется на отповедь.

— Никогда, — продолжил Дракаретт, — не благодари. Никогда не проси. Никогда не верь. Никогда не жди помощи. Авось, дольше проживешь. Ничего не ешь и не пей в присутствии аристократов. Впрочем, если Ирвина еще не выжила из ума, она говорила об этом. Ну?.. — он прищурился. — Не расстраивайся! То правила моего высшего круга. Вне его, находясь в обществе плебеев, хоть душу открывай первому встречному.

Прозвучало высокомерно. И вместе с тем самоуничижительно. Дракаретт, обучая правилам поведения в аристократическом серпентарии, разве лишь на фекалии не исходил. Порой казалось, он искренне ненавидит высокородный сброд, с которым вынужден иметь дело. А иногда — Итен был уверен — Дракаретт искренне гордился кругом драконьих владык, как называли аристократы самих себя, и порядками, заведенными в нем.

— Вина? — предложил он.

Итен покачал головой.

— Коше?

— Благодарю…

— Отравлю, — с невиннейшей интонацией и благожелательнейшим тоном произнес Дракаретт. — Для твоей же собственной пользы, инспектор. Лучше ты проваляешься в постели денек-другой в этом доме и под присмотром врача, нежели в канаве посреди зачуханного бедняцкого окраинного квартала, из которого можешь не выползти вовсе. И это я еще не упоминаю всех тех милых шуточек, на какие способен свет. Полагаю, очнуться нагим на столе некоего вельможи или в постели с чужой женой, видимой впервые в жизни, не обрадует тебя еще больше.