Дело о золотой маске

Глава 26

Дом встретил покоем и уютом; едва касающимся обоняния ароматом неодиночества, всегда присутствующим в жилье, в котором кто-нибудь да обитает. Удивительно. До прихода Ральфа в его жизнь дом казался выстывшим, почти чужим. Теперь — нет. К тому же в нем поддерживалась образцовая чистота. Вечно голодный «кот» с удовольствием поглощал пыль и грязь. Оттого и пришлось Итену отвыкнуть от привычки переобуваться. Для Ральфа чем хуже стояла погода на улице — тем лучше. А уж мокрые следы, заляпавшие пол, воспринимались подарком.

— Здравствуй, чудище, я вернулся, — сказал Итен, переступив порог.

— Ра…ль-ф, — донеслось из кухни.

Тонкомирное существо почувствовало хозяина еще в начале улицы, предупреждать о приходе его не требовалось, но Итену нравилось разговаривать с «котом». И, насколько он научился понимать, Ральф платил ему взаимностью. Сегодня, впрочем, одной вежливостью не обойдется.

Итен придвинул к окну кресло, словно вознамерился пить кофе, созерцая улицу, но занавески задернул; прошел к письменному столу, из верхнего ящика которого выудил пробирку с кровью и жетон Рожъэ; сел, побарабанив пальцами по подлокотнику, и наконец решился позвать:

— Ральф…

«Кот» возник возле коленей: свернувшись калачиком, завис в воздухе, время от времени трогая Итена лапой и виляя хвостом. Глаза на хвосте сощурились то ли довольно, то ли предвкушающе, а вот основная пара смотрела заинтересованно.

«А ведь я ни разу не просил об одолжении, — подумал Итен. — Не откажет ли? Все же к дому Ральф прикипел значительно больше, чем ко мне».

— Р…раль? Ф… — вопросительно промявкал «кот».

«Надо же, а я и не заметил сразу», — подумал Итен, чуть не поцарапавшись об острую кромку значка ООМП; посмотрел на Ральфа и надрезал палец.

— Рррра! — обрадованно возопил тот. Итен протянул ему руку.

— Не стесняйся.

В отличие от обычных кошек, чьи языки приятными на ощупь не назовешь, Ральф умел подлизаться к кому угодно. Причем в самом что ни на есть прямом смысле. Его прикосновения были легкими, приятными и умиротворяющими. Собственно, не удивительно: тонкомирные паразиты конкурировали меж собой, и успеха чаще достигали те, кто умел принести жертве наслаждение.

— Хотел позвать поохотиться, — сказал Итен, стоило крови перестать течь. — В тонкий мир. Мне нужно найти в нем человека.

Кивка на значок достаточно, Ральф приподнял уголок пасти в усмешке (ни один реальный кот так не умел) и задрал хвост. Глаза на том распахнулись.

— Самого человека жрать нельзя, — продолжил объяснять Итен. — Однако всех прочих, вознамерившихся нам помешать или задержать, можешь смело пробовать на зуб.

«Кот» заулыбался и второй стороной пасти.

— Только силы соизмеряй, — предупредил Итен. — Не хотелось бы отбивать тебя у какого-нибудь монстра.

Ральф фыркнул и сверкнул обеими парами глаз, словно бы говоря: ты отыщи сначала более сильного монстра, чем я.

— И… мало ли, вдруг, потеряюсь, — говорить об этом не хотелось, на ум пришла глупая примета, касающаяся «разговоров о плохом», но Итен посмеялся над ней и дал себе мысленный подзатыльник, чтобы не выдумывал лишнего. — Если я исчезну, попаду в ловушку, не сумею вернуться, даю тебе разрешение на самочинное посещение этого дома.

— Рррра?.. — не веря в услышанное, проронил «кот».

— С непременным условием рассказать о том, что со мной случилось Лидару, Ирвине, либо кому-нибудь из полицейских, кого ты знаешь. И… лорду Дракаретту, если он вдруг заинтересуется моей судьбой, — последнее Итен говорить не собирался, слова будто сами прыгнули на язык. — Ты проведешь их на место, где видел меня в последний раз. Ясно?

Ральф склонил голову, соглашаясь.

Пробирка с кровью отправилась на столешницу, лишившись нескольких капель: обмакнуть кончик языка самому, оставшееся скормить Ральфу. Итен вернулся в кресло, зажал в руке значок и прикрыл веки. «Кот» переместился к нему на плечи, муркнул по-кошачьи, и темнота перед глазами сменилась радужными переливами.

«Паука» Итен так и не увидел, но Ральф вдруг на мгновение исчез, а когда снова появился рядом, выглядел больше обычных своих размеров раза в два и очень довольным.

Тропа ложилась под ноги золотистой пылью. В кулаке значок ООМП, принадлежавший Рожъэ, чуть заметно подрагивал. Пожалуй, он и сам мог бы указать путь, однако Ральфу доверия все же было больше: «кот» не был разумен настолько, чтобы предать, потому, раз привязавшись и выбрав хозяина, он остался бы верным до конца (Итена или своего).

Используй Итен кровь, мгновенно оказался бы возле Рожъэ, но тогда мог угодить в ловушку. К тому же хотелось поразмышлять по дороге. Особенно –над собственными словами, брошенными Дракаретту. Конечно, каждый полицейский клянется защищать и оберегать людей и существ, Гранвиль и Челию, императорскую власть и его самого, но не любой же ценой. И что он станет делать, если Рожъэ не согласится отдать собственное тело тонкомирной твари даже пусть и на время, Итен не имел ни малейшего понятия. Забирать силой? Искать кого-нибудь еще? Уступать собственное? Да и веры антиподу-поду у Итена не имелось ни капли. Тот мог стремиться опередить своего вечного соперника, а ему рассказывать сказки. И о том, что неспособен врать — в том числе.

Ральф вздыбил шерсть, выгнул спину и, положив уши, пошел боком. Все две пары глаз зажглись опасным синим огнем.

— Я вижу, моя помощь не нужна, — произнес невидимка и хмыкнул.

Вспомни тварь — появится.

— Совершенно верно, — процедил Итен. — Уходи!

Судя по тому, что Ральф вскоре успокоился и даже отлучился кого-то съесть, антипод-под действительно ушел. «Кота» не смущал даже сиреневый туман, возникший будто из ниоткуда, и Итен тоже не стал отвлекаться на него.

Значок вдруг дернулся так, что едва не вырвался из пальцев. Итен сделал еще пару шагов, и туман поредел.

— Охраняй…

Ральф фыркнул, но послушно сел, вывернув хвост таким образом, чтобы видеть, если какая пакость попытается подкрасться сзади. Дальше Итен пошел один.

Шаг. Другой. Впереди в золотистой сфере лежало тело. Итен мог дотронуться только до золотистого сияния, далее его руку откидывало без неприятных ощущений, но настойчиво. Рожъэ не просто не мог найти пути назад или не осознал перехода, он спал в тонком мире и разбудить его было столь же трудно, как и в реальности.

Сфера… кокон, в который не пробиться извне; последнее пристанище и идеальная защита. Рожъэ не смогла бы сожрать ни одна тонкомирная сущность. Вот только до него не мог дотянуться и Итен: влить собственные силы, привести в чувства, отвести домой.

Так иногда случалось с абсолютными неверами, как их прозвали с легкой руки Строгмысла Мудрого: почти что легендарного мага-ректора первого челийского университета. Неверы не признавали иных миров и считали жизнь в материальном единственной. Странное учение, даже, пожалуй, религия была не слишком популярна. За нее не преследовали и не осуждали. Люди, среди которых рождались не только маги, но и сноходцы, попросту не понимали, как возможно гордиться собственным совершеннейшим невежеством. По мнению Итена, к подобным упертым фанатикам выходило относиться лишь с жалостью, как к ущербным на голову или сторонникам теории плоской суши. Ведь достаточно подняться повыше на кшмурском дирижабле, чтобы убедиться в закруглении виднокрая. Затащить невера в тонкий мир и провести через осознанное сновидение тоже под силу любому сноходцу. Однако те всеми силами старались не допускать действий, способных переубедить или хотя бы заронить зерно сомнений в их разумы. Они же яростно доказывали правильность заблуждений, объявляли себя носителями истины, которую скрывают от прочих людей и существ в неизвестных, а потому наверняка коварных целях. Ну как же прожить без скрытных врагов и заговоров? Иначе ведь попросту неинтересно.

Итен никогда не слышал от Рожъэ разглагольствований на тему единственности материальной жизни. А ведь неверы именно проповеди считали главным смыслом своего существования. Не было для них лучшей награды, нежели убедить кого-либо в своей правоте. Да и не мог Итен поверить, будто боевой маг мог искренне верить в подобную чушь. Значит, усыпила Рожъэ карга и ее подельник? Итен не представлял, какой силой нужно обладать для такого. Душу, неотрывно связанную с сознанием, заточить или усыпить невозможно. Есть способы обмануть, заморочить, отправить блуждать где-то, но вот так… почти уничтожить… — нет. Возможно, пожелал забыться сам маг? В конце концов, у всех имелся свой порог стойкости, а Рожъэ совершил почти невозможное. Наверняка и чувствовал при этом ранее неиспытанное и вряд ли приятное. Люди, если они нормальны, не хотят боли, и маги не исключение. И это же давало надежду, что подобное состояние не навсегда. Рожъэ мог очнуться сам. Вот только дождется ли его тело?..

— Рожъэ, очнись! — Итен прокричал, как ему самому показалось. Но пропустил ли кокон звук? — Вставай!

Отклика не воспоследовало. Никакого: не дрогнули ресницы или крылья носа, не послышался тихий стон или вздох. Происходи все в реальности, Итен не усомнился бы в смерти Рожъэ, но в тонком мире действовали совсем иные законы. Будь смерть окончательной, отыскать душу или хотя бы то, что от нее осталось, не удалось. В клинике доктора Дофина тело Рожъэ именно спало, а значит, он мог вернуться. Если бы очнулся здесь и нашел дорогу назад.

— Ну и как нам теперь поступить? — прошептал Итен.

В полном замешательстве, повинуясь смутному наитию, он разжал кулак и припечатал значок ООМП поверх золотого сияния, кокона, сферы… — как ни называй, смысла не передать.

— Значит, я решу сам. Прости.

Если бы Итен не отвернулся, не возник вновь вставший стеной туман, мог бы, вероятно, увидеть ветвистую трещинку-молнию, вырвавшуюся из значка, прошившую кокон и тронувшую запястье Рожъэ, но Итен уже был далеко: на берегу океана.

— А ты трус, — заметил тонкомирец. — Ходил испрашивать разрешения. Боишься выбрать сам?

Песок преобразовался в стеклянные мячики размером с куриное яйцо. Свет закатного солнца, падая, дробился. Казалось, весь берег состоял из изломанных радуг.

— Не боюсь. Но имею право решать только за себя.

Итен вполне сумел бы взять с собой пару камушков, пронести в реальность. Только зачем?

— Пустая человеческая демагогия, — тонкомирец презрительно фыркнул.

В его мире последнего понятия не использовали, но Итен понял смысл слова интуитивно. Демагогия — ложь, слишком сильно перевитая с правдой, порой до такой степени, что отделить практически невозможно.

— Любое твое действие затрагивает не только тебя, но и всех, кто находится поблизости. Даже тех, кого ты не знаешь и не узнаешь никогда, — разглагольствовал тонкомирец.

Подумалось, а не он ли засунул Рожъэ в кокон?

— Молчишь?..

Итен пожал плечами. Говорить не хотелось. Чем дальше, тем сильнее он подозревал, что связался с тварью, которая сто очков вперед даст той, которая заключила сделку с каргой. Под и антипод? Они одинаковы настолько, что, встретившись, нейтрализуют друг друга.