Дело о золотой маске

— Большое скопление народа. Магическая защита дома, — пошутил Итен, но, как оказалось, угадал.

— И чужая территория, — покивал Дракаретт. — Именно так. Безопасность и равное положение участников переговоров.

— Не рассказывайте, если не хотите, — сказал Итен.

— В том и дело, что хочу! Кому мне поплакаться, как не тебе? Не прочему же аристократическому сброду, только зовущему себя приятелями, а на самом деле готовому глотку перегрызть. И не незнакомцу в кабаке, способному сложить два и два, а на утро побежать в первую попавшуюся газетенку менять информацию на возможность опохмелиться. Ты ведь не сделаешь ни того, ни другого.

— Уверены? После сегодняшнего как бы не постигло меня похмелье.

— Ты маг. Справишься как-нибудь, — заверил Дракаретт, кивнув на бутылку.

Выпили.

— Мне попросту ни к чему, — сказал Итен.

— Деньги нужны всем.

— Вы даже не представляете, Грейл, как немного нужно одинокому боевому магу, на дух не переносящему сладкое. У меня даже кот… специфический и еду добывает самостоятельно.

Дракаретт коротко рассмеялся, но тотчас посерьезнел.

— Я все эти годы считал мать предательницей, недостойной ни упоминания, ни воспоминаний. Той же монетой платил ей и отец, так что на почве ненависти к изменнице мы неплохо поняли друг друга. А поняв, заодно и приняли мелкие особенности и капризы, стараясь не конфликтовать из-за мелочей. Я не закатывал истерик по поводу посещения им, так скажем, заведений предосудительного досуга. Он спокойно отнесся к моему нежеланию поступать на имперскую службу и делать карьеру при дворе. При всех его сначала намеках мне, а затем прямых заявлений о необходимости остепениться и заиметь наследника, его ждало напомнание о неверных супругах. Потому вскоре он поумерил матримониальные аппетиты, касавшиеся моей скромной персоны, а со временем и отстал совсем. Но он все же простил… под конец жизненного пути. Надо ли говорить, что столь вопиющего прекраснодушия я не оценил?

Итен покачал головой.

— И вот сегодня я прочувствовал на своей шкуре, каково пришлось моей матушке. А ведь дама Киршиц лишь наполовину драконородна, Итен. Вероятно, потому я и не утратил разум полностью, вполне способен понять, насколько овладевшие мной эмоции именно мне же несвойственны, могу противиться им, пусть поганого настроения это и не отменяет. Мне сейчас выть хочется, веришь?

Итен кивнул.

— Странно, я ничего такого не ощутил.

— Твоя драконородность не наследственная. Либо… условия не совпали.

— Послушайте, Грейл. А надо ли?

— Чего ты имеешь в виду?

— Так ли нужно сопротивляться? Я знаю многих, мечтающих оказаться на вашем месте. Ведь… ну подобное называется любовью, разве не так?

Дракаретт закаменел лицом. Откинулся на спинку.

— Мне крайне не нравится терять себя, — заявил он. — Повторяю, Итен, раздирающие меня изнутри эмоции мне несвойственны! Это болезнь, убаюкивающая разум. Я не хочу. И как же здорово, что и она — тоже!

— Мне показалось, дама не привязана к мужу, — сказал Итен.

— Не верь словам.

— Если бы она лгала, я почувствовал.

— А она и не кривила душой. Просто позволила говорить за себя гордости. У нас у всех, в конце концов, есть маски, почти неотличимые от нашего настоящего лица.

— У аристократов — да.

— Брось, у тебя тоже. Сдается мне, Итен-полицейский говорил бы со мной иначе, нежели Итен-друг. Хотя и тот, и другой — ты и никто иной. Более того, к вранью не причастен. Да и неужели ты думаешь будто такая женщина сочеталась бы браком с тем, кто ей безразличен?

— Не знаю.

— У людей, как и у многих прочих рас, имеются свои критерии красоты и, представь себе, драконы не приходят от них в восторг.

— Откуда сведения?

— Интересовался данным вопросом. Все поверить не мог, будто дракон действительно увлекся матушкой. Она была невысокой полной женщиной. На нее никто не посмотрел бы, не являйся она единственной дочерью и наследницей рода Дракареттов. Кротким нравом тоже не отличалась, скорее решительным, капризным и упрямым.

— Так вот в кого вы уродились.

— Очень смешно, Итен. Но… похоже, действительно в нее.

— Прошу простить мою бестактность, Грейл.

Дракаретт махнул рукой.

— Дама Киршиц станет вести дела мужа так долго, сколько потребуется. Ее устраивает и ее супруг, и положение, которое она занимает. Я не надобен ей никаким боком. И хорошо. Со своей стороны, я сделаю все возможное, чтобы свести наше общение в ничто.

Итен пожал плечами. Дело лорда Дракаретта и только его, как поступать с неожиданной влюбленностью, и как же хотелось Итену в эту минуту обладать хотя бы толикой его здравомыслия.

— Я лорд древнейшего рода и не должен подбирать за простолюдинами.

— Грубо, Грейл. Вы ведь вовсе не хотите оскорблять даму Киршиц.

— Конечно, нет. Просто пытаюсь убедить самого себя.

Итену тоже не мешало бы себя убедить. К примеру, избегать секретной службы вообще и всех ее сотрудниц. Тем более, после их разговора. Да только как?..

— Твой дом, инспектор.

Итен убрал с окна занавеску, выглянув на улицу. Да, точно. Вот только домой отчаянно не хотелось.

— Здесь за углом есть неплохое местечко, — сказал Дракаретт. — Нас примут даже в тряпках стародавних времен, выряженных последними шутами, еще и с каретой. И никто не посмеет посмотреть косо.

— Даже если компанию вам составит худой боевой маг, который каким-то образом сумел напиться вдрызг?

— Конечно! Тем более, напиваться — очень полезно. Особенно магам с выжатым досуха резервом: восстанавливается скорее.

— Поедемте, Грейл.