Не лови золотого коня!
- Автор: Алферова Наталья
- Жанр: Ужасы / Фэнтези: прочее
Читать книгу "Не лови золотого коня!"
Глава вторая. Ворожея
После того, как пролётка отъехала, староста принялся распределять, кому нужно остаться на помощь семье кузнеца. Бабы же окружили Егора с его матерью и принялись наперебой давать советы, как от нежданной напасти избавиться.
— Задобрить водяного надо, — утверждали одни.
— Нет, нельзя Егорше к реке и близко подходить, — твердили другие. — Вдруг мавка жениха забрать надумает.
— Оберег сделайте, — подсказывали третьи. — На воротах, дверях, ставнях кресты восковой свечкой нарисуйте.
Мать Егора после этих советов совсем с лица спала. Растолкав остальных, вперёд выступила бабка деда Зуды. Она выпрямилась, опираясь на батожок, приняла благостный вид и изрекла:
— В церковь идите. Батюшка отмолит.
— Эх, жаль отец Макарий помер, — со вздохом протянула её сноха. — Он точно бы помог. А нынешний хоть и после семинарии, чужак он здесь.
Многие закивали, а бабка ткнула сноху кулаком в бок:
— Что мелешь? Упаси Бог, кто услышит, — и выразительно покосилась на идущего в их сторону старосту.
— Ну, что, бабоньки, почесали языками, и будет. Трава сама себя не скосит, не высушит, в стога не ляжет, — сказал староста и добавил: — Ивану денег на гроб и могильщиков я сам выделю. Привезут Ульяну, к обеду схоронят. Что стоите? Рысью на стан. Егорша, церковь хорошо, но ты и к Ворожее загляни. Тебя и твою матушку до полудня отпускаю.
После этих слов староста зашагал в сторону своего дома с видом мрачным и решительным.
— Ох, не поздоровится Степановой спине, — протянула одна из молодок.
— И поделом, — раздалось сразу несколько голосов.
Толпа разошлась, часть по домам, часть на стан на дальних лугах. Егор с матерью вошли в дом. Вся семья уже сидела за столом, лишь их ждали. Отец грозно глянул на мать, а та и не заметила, ловко ухватом достала из печи чугунок с кашей, поставив на стол. Дед как глава поблагодарил Господа за хлеб насущный и первым взял деревянную ложку. Ели, молча, даже сестрёнки Егоровы не шалили. Не хотели получать ложкой по лбу не от отца, так от деда.
После завтрака, маменька метнулась к сундукам, доставая праздничную одежду и обувку для себя с сыном.
— В церковь пойдём, Егоршу отмаливать, староста отпустил.
Дед с бабкой, да и отец смолчали, лишь из под насупленных бровей наблюдали, как суетится по избе мать, как складывает в корзину свежий хлеб и яйца.
— Куды? — не удержалась бабка.
— К Ворожее заглянем, — ответила мать, даже не взглянув в сторону свекрови. А когда она вынула из-за оклада тряпицу, с завёрнутыми в неё деньгами, не удержался отец.
Он встал и преградил дорогу жене.
— А ну, на место верни!
Для острастки кулаком замахнулся.
— Жалеешь? Для сына родимого? А что я церкви пожертвую? На что свечи накуплю? — неожиданно взъярилась всегда спокойная маменька, наступая на мужа.
Тот, ни разу до того не встречавший отпора, отошёл в сторону, пропуская жену к корзинке. Сестрёнки Егора на печку забрались, они всегда так делали, когда батька злился, а тут ещё и маменька осерчала.
— Поучить надо, сынок, жену, — подал голос дед. Бабка ему принялась поддакивать:
— Ишь чего вздумала, мужику перечить!
Маменька обернулась, глазами сверкнула и произнесла:
— Пока Егоршу не отмолю, если кто на пути встанет: прокляну!
— Ведьминское отродье, — прошипела бабка, но на неё никто внимания не обратил. Снох своих бабка не жаловала.
Егор с трудом обул на замотанную ногу башмак. Маменька, скрывшаяся за занавеской, отделявшей родительскую кровать, оделась быстро. Она вышла, поправляя на плечах расписанный цветами полушалок. Взяла Егора за руку и повела к двери.
— Вот только вернись! — зло бросил ей в спину отец.
Маменька и бровью не повела. Егор, хромая, еле успевал за ней, идя по улице в сторону церкви.
— Прости, матушка, — сказал Егор. — Мне самому бы, без тебя всюду сходить. Батька бы так не ярился.
— Сам ты уже мавку замуж позвал, — резко ответила мать. Посмотрев на сына, она сбавила ход и спросила: — А когда твой батька не ярился? Вот то-то. Ладно, чай не прибьёт.
Егору их село показалось непривычно пустым. На улицах никого не было, у колодца тоже. Лишь лаяли кое-где собаки, да кудахтали роющиеся в пыли куры. Егору стало не по себе, хотя понимал, что одни сельчане на сенокосе, другие на подёнщине у барина наделы отрабатывают, как его дядя с женой. Ребятня тоже при деле: гусей с гусятами на лугах пасут, с младенцами нянчатся, да мало ли в эту пору работы?
Церковь, каменная, новая, стояла на холме, издалека слепя глаза белизной стен и позолотой куполов. За ней возвышалась деревянная колоколенка. У подъёма на холм Егор с матерью остановились, отдыхая. Из церкви вышел Иван-кузнец. Казалось, за ночь он постарел на десяток лет. Поравнявшись с соседями, он сказал:
— Ходил вот, просил дозволения подхоронить Ульянку в могилу к моей матушке. Деньги, что на приданое копили, предлагал. Да где там. Эх, Егорша, что ж дочь выбрала не тебя, а Степана...
Кузнец, сгорбившись, побрёл к дому сельского плотника. Ему ещё предстояло ехать за телом дочери в Семёновку. Маменька перекрестила его вслед и посмотрела нетерпеливо на сына. Егор подумал, будь он маленьким, маменька бы побежала с ним на руках в церковь. Кивнул, и они принялись взбираться на холм.
Вскоре они выходили из церкви почти с тем же видом, что и Иван-кузнец. Новый священник даже слушать толком не стал, попеняв на темноту местных прихожан и склонность к суевериям. Правда, после щедрого пожертвования батюшка пообещал помолиться о здравии раба Божьего Егория. Мать накупила свечей, поставила к иконам, помолилась Богородице. Егор тоже свечи поставил за здравие, а одну втихаря за упокой Ульянки. Хоть оно и не положено, но Господь добрый, поймёт. Не может же один грех всю жизнь праведную перечеркнуть.
Несколько свечей маменька завернула в тряпицу и в карман юбки сунула. «Кресты рисовать», — сообразил Егор.
Спустившись с холма, они направились к окраине села. Там, в лесу стояла изба Ворожеи. Мало уже кто в селе помнил настоящее имя молочной сестры их бывшего барина. Лет за двадцать до того, как все стали свободными, отец барина умер, завещав вольную кормилице сына и её дочери. Но они не захотели далеко уходить и поселились в охотничьей избе.
Поговаривали, что Ворожея не только молочная сестра старому барину, но и единокровная. Отец барина частенько с дворовыми девками грешил. Супружница его, знай, успевала тех в дальние деревни замуж отдавать, а кого и вовсе продавала.
Всё это рассказывала Егору маменька, пока они шли сначала по улице, а затем и по лесной тропинке. У Егора нещадно болела втиснутая в башмак нога. Не выдержав, он остановился, снял обувь, связал шнурки и перекинул через плечо. Маменька лишь вздохнула тяжко.
— Никак, сглазил тебя кто, сынок. То ногу сбередил, то вот мавку встретил, — сказала она.
— Вот сейчас у Ворожеи и спросим, — ответил Егор, тоже вздыхая, только от облегчения. Идти босым оказалось куда проще.
Тропу к охотничьему домику хорошо проторили: ходили кому сглаз снять, кому на жениха поворожить, кому немощь какую залечить, а кому и прошение составить, письмецо написать. Ворожея грамоту разумела. Злые языки нарекали её ведьмой, не прижилось. Порчу Ворожея не наводила, трав, чтоб плод вытравить, гулящим девицам не давала. Опять же в церковь часто ходила, да и с отцом Макарием, старым священником дружна была.
Правда с новым батюшкой она в пух и прах разругалась после первой же его проповеди. Батюшка её анафеме предал, а Ворожея поклялась, что ноги её в церкви не будет, пока он в этом приходе. Сказала, что лучше в город в храм ездить будет. Никто в селе толком не понял сути спора, что-то о богословских учениях.
Поначалу народ Ворожею осудил, правда, за глаза. Мало ли когда понадобится, ведь, к примеру, у деток малых испуг лечить, она одна и умела. Но пообщавшись с новым батюшкой, все стали поговаривать: «Да, это не отец Макарий. Царство ему Небесное».
Изба Ворожеи оказалась добротной, большой, по обе стороны имелись сараи. Перед одним сушились на раскинутом полотне травы. Дверь была приоткрытой, словно хозяйка кого-то ждала.
Маменька шагнула на крыльцо первой. Егор поспешил за ней, вошли они в избу одновременно.
— Доброго утра, тётушка Ворожея, — произнесла маменька, крестясь на висящие в красном углу иконы.
Хозяйка, немолодая, высокая, с крупными чертами лица, сидела у стола и тасовала колоду карт. Устремив пронзительный взгляд тёмных глаз на Егора, она резко спросила:
— Согласие было?
— Что? — не понимая, переспросил он, невольно попятившись и упираясь спиной в косяк.
— Мавка дала согласие идти за тебя? — уточнила Ворожея.
— Н-нет, — ответил Егор, растерявшийся от пристального внимания. Взгляд Ворожеи притягивал, не давая возможности отвлечься или оглядеться. Егор продолжил, слова словно сами, без его воли, произносились: — Сказала, жалеет, что раньше не разглядела, чтоб лихом не поминали. Простилась с поклоном. А мне за доброту совет дала: не ловить золотого коня.
Маменька, услышав подробности, охнула, приложив руку ко рту. А после того, как Ворожея перевела взгляд на неё, поспешила сказать, показав корзину:
— Вот, тётушка, гостинец тебе.
— На лавку поставь. Сами тоже садитесь, — сказала Ворожея и вновь опустила глаза на карты, ловко перемешивая колоду.
Егор потихоньку огляделся. Зажиточно жила Ворожея, кровать деревянная под пологом, шторы бархатные, шкаф резной, посуда в нём почти как у барина в усадьбе. Оклады у икон позолоченные. На столе самовар с росписью, голова сахара, булки маковые. Видать, не врали люди, сестра Ворожея их бывшему барину. С подношений благодарных такого не наживёшь. Да и на лицо очень они с барином похожи. Маменька тоже украдкой осматривалась. Когда Ворожея вновь подняла голову, Егор с маменькой невольно выпрямили спины и замерли под пронзительным взглядом.