Введение в общую теорию языковых моделей

Окрестность и семейство как грамматические категории

Скажем еще несколько слов об окрестностях и семействах. Если данное слово из данной окрестности относится к какой-нибудь категории, то и всякое другое слово из той же окрестности тоже относится к той же категории. Подобного рода категории автор книги называет парадигматическими, остальные же – непарадигматическими. Примеры парадигматических категорий – мужской род, женский род, средний род, одушевленность. Примеры непарадигматических категорий – множественное число, дательный падеж и т.д. Следовательно,

«Если два слова х и у, входящие в одну окрестность, принадлежат разным семействам, то должна существовать пара непарадигматических категорий К1 и К2 таких, что х входит в К1 и не входит в К2, а у входит в К2 и не входит в К1» (стр. 75).

Следовательно, грамматическая категория есть та или иная комбинация семейств и окрестностей и потому, несомненно, является необходимым условием для моделирования. В этом отношении мы ничего не можем возразить автору книги. И напрасно автор давал вначале такое изложение предмета, что будто бы термин «категория» не подлежит никакому определению.

Удивляет только поразительная темнота и ненужная сложность изложения. Ведь что такое парадигматическая категория? Согласно изложению автора это та категория, которая объединяет несколько окрестностей. Попросту говоря, если мы имеем парадигму склонения или спряжения, то, взяв несколько таких парадигм, мы можем их зафиксировать как некоторую единую категорию. Так, например, «стол» относится к парадигме ед.ч., а «столы» – к парадигме множ. числа. Несомненно, между «стол» и «столы» есть нечто общее, например, то, что оба эти слова – мужского рода. Следовательно, муж. род есть «парадигматическая» категория. «Стол» и «столы» указывают на неодушевленные предметы, хотя эти столы и относятся к двум разным парадигмам склонения. Следовательно, неодушевленность тоже есть парадигматическая категория. Ведь все это можно изложить очень просто. Парадигматическая категория есть совмещение разных парадигм склонения или спряжения и больше ничего. Можно взять в латинском языке praesens, imperfectum и Futurum I. Получится категория несовершенного вида. Она тоже будет, очевидно, парадигматической.

Для лингвистики это кое-что дает, но дает маловато, потому что все такого рода категории зафиксированы и формулированы еще с античных времен и являются традиционным достоянием школьной грамматики. Точно так же нет ничего мудреного и в непарадигматической категории, хотя термин этот мудреный и разъясняется он темновато. Это просто та грамматическая категория, которая обнимает не несколько окрестностей, а только одну, т.е. одну парадигму. Таковы приводимые здесь в пример категории множественного числа или дательного падежа. Или если взять последнюю приведенную нами цитату из разбираемой книги, то изложена она так, что для лингвистики она и непонятна и не нужна. А между тем заумным языком выражена здесь та простая мысль, что, если мы имеем два падежа, то любое слово в одном таком падеже одновременно уже не стоит в другом таком падеже. Ведь родительный падеж и дательный падеж входят в одну парадигму склонения, и потому такая парадигма склонения является парадигматической категорией. Но взятые сами по себе и в полной взаимной изоляции, они уже непарадигматичны, потому что слово, стоящее в одном из этих падежей, одновременно не стоит в другом таком падеже. Единственное число (окрестность, парадигма), имея несколько падежей (семейств) по этому самому является категорией непарадигматической; а входящие в него падежи, как не имеющие никаких подчиненных себе семейств, являются категориями непарадигматическими. Другими словами, речь тут идет, как сказано, просто о том, можно ли комбинировать семейства или окрестности слов в одну категорию или нельзя. В одних случаях это можно, а в других нельзя. Однако, с точки зрения школьной грамматики, все это вещи такие, которые сами собой разумеются.

Заумность выражений и нагромождение ненужных математических знаков приводит автора книги к тому, что он не может или не хочет выразить в понятной форме самых обыкновенных категорий традиционного языкознания. Так, например, что такое семейство слов? Если мы возьмем слова «столу», «окну», «человеку», «клопу», «дуралею», то ясно, что все эти слова стоят в дательном падеже. Семейство слов в данном случае есть не что иное, как множество слов, стоящих в дательном падеже. Другими словами, семейство слов есть, попросту говоря, множество всех слов, относящихся к данной грамматической категории. Нужно ли в таком случае вводить самый термин «семейство»? Точно так же, что такое «окрестность» слова? Не есть ли это, попросту говоря, соседняя категория слов, входящая с первоначальной категорией в качестве видовых понятий в какое-нибудь родовое понятие? Если мы возьмем, например, категорию дательного падежа, то само собою разумеется, что в языке должен быть еще какой-нибудь и другой падеж, т.е. категория падежа вообще. Тут ровно нет ничего особенного, потому что уже элементарная диалектика утверждает: если есть что-нибудь одно, то обязательно есть и что-нибудь другое (а если этого другого нет, то нет и первоначального одного), причем одно и другое представляют собою видовые понятия чего-нибудь еще более общего (т.к. если между одним и другим нет ничего общего, то они вообще не являются друг в отношении друга чем-нибудь другим, т.е. в этом случае они вообще не существуют).

Правда, кое-что новое в этих понятиях семейства и окрестности все-таки есть, хотя автор книги говорит об этом чересчур скупо и темно. Так, семейство слов является для него не просто множеством словоизмененных форм какого-нибудь слова с точки зрения какой-нибудь категории. Он настаивает на том, что словоизменение в данном случае не есть просто совокупность морфологических изменений. Семейство слов может возникать и без морфологии, а на основе только лексики или синтаксиса, причем, что такое синтаксическая связь, в данном месте, конечно, тоже не разъясняется (стр. 67). Другими словами семейство слов является для него не просто совокупностью морфологических изменений какого-нибудь слова, но есть некоторого рода смысловая общность слов, относящихся к той или иной категории. Такое обобщение, конечно, имеет известную ценность, хотя и без разбираемой книги таких смысловых обобщений вне морфологических показателей можно найти в архаических языках сколько угодно. Но относительно окрестности слова указаний на такого рода смысловую общность в книге уже не имеется. Иначе говоря, категории семейства и окрестности, как и их разнообразные переплетения, отнюдь не бесполезны для языкознания, хотя та форма, в которой они излагаются у автора книги, совсем не обязательна, а часто даже страдает темнотой. Самое же главное, все эти математические и полуматематические определения уже предполагают знание традиционной грамматики и без нее остаются чуждыми языкознанию. Другими словами, они построены на указанном у нас выше petitio principii.