Введение в общую теорию языковых моделей

Независимость от положения и чередования диалектных дублетов, исторических этапов и вообще произношения

Абстрактный характер фонемы, противостоящий сплошной текучести ее фонемоидов и вариаций, делает ее независимой от этих фонемоидов и вариаций, хотя она и является их обобщенной сущностью. Этот абстрактный характер фонемы можно выразить и как ее независимость от того соседнего окружения, в которое она попадает, как только мы начинаем переходить от нее к исходному и речевому континууму. В приведенном выше примере образований от основы «вод» фонемоиды возникали именно в связи с положением этого «о», то под ударением, то непосредственно перед ударением, то на несколько слогов раньше ударения. Если мы говорим в данном случае о фонеме «о», то ясно, что она не зависит от своего положения в речи, где она получает самые разнообразные оттенки. Назовем это позиционной независимостью фонемы.

Еще ярче проявляется конструктивно-абстрактный характер фонемы в тех случаях, когда фонемоиды являются результатом того, что в науке называется чередованием, т.е. разной огласовкой одного и того же звукового комплекса в зависимости от разных причин, выяснением которых здесь мы не будем заниматься, да и нет никакой необходимости заниматься. Если мы имеем, например, русские слова «бить», «бей», «бой», то здесь мы имеем одну и ту же коренную морфему, и тем не менее она выступает совершенно в разном виде, т.е. звучит совершенно по-разному. Спрашивается: что же общего между этими гласными «и», «е» и «о»? Общее здесь, несомненно, есть, потому что здесь именно один и тот же корень слова. Но если здесь имеется нечто общее, то как же его выразить и в каком гласном звуке оно выражается? Тут особенно ярко выявляется абстрактный и конструктивный характер фонемы. Собственно говоря, даже нельзя назвать того гласного звука, который был бы здесь обобщенной сущностью всех огласовок. Ведь он есть, как мы говорили, только логическая конструкция известного обобщенно-существенного звука. В данном случае его нельзя даже произнести, и он даже никак и не слышится, потому что из указанных 3-х огласовок ни одна не имеет никакого преимущества перед двумя другими. Эта общая фонема есть, как говорят, конструкт, и ее невозможно свести на какую-нибудь отдельную и специфическую слышимость. Следовательно, фонема не только не зависит от своей позиции, когда она проявляется в речевом потоке, но она также не зависит и от всяких других своих фонемоидов и вариаций, в которых она реально воплощается.

Фонема не зависит также от таких явлений, как полногласие. Слова «берег» и «брег», «норов» и «нрав», «через» и «чрез» попарно обладают только одной единственной фонемой. Диалектные и межязыковые особенности произношения тоже едва ли имеют существенное значение для фонемы. Русское слово «дед» и украинское «дiд» имеют одинаковый фонемный состав. Многим не дается произношение звука «р». Его произносят не только при помощи кончика языка, но и с участием губ или заднего нёба (т.е. так называемого грассирования). Многие произносят звук «л» тоже при помощи губ. Все это не имеет никакого отношения к фонеме. Исторические этапы развития звуков, о чем мы знаем из сравнительной исторической фонетики, также не вносят ничего нового в данную фонему. Если мы возьмем санскритское duhitar, греческое – thygater, старославянское – дъщи, русское «дочь», немецкое Tochter, английское – daughter, то все гласные, составляющие первый слог этих слов, являются одной и той же фонемой.

Наконец, можно и вообще сказать, что фонема не зависит от произношения, хотя она в нем и коренится. Фонема – это очень сложная функция реально произносимого звука, и говорить о том, что она есть его прямое отражение, совершенно невозможно и целиком ошибочно. Мы можем найти в реальном потоке речи какой-нибудь звук, который в смысле фонематической функции вполне равняется нулю. Так, напр., фонема «д» в слове «ндрав» вовсе не есть для данного случая настоящая фонема, т.к. в составе фонемного слова «нрав» она совершенно отсутствует. Наоборот, звук, отсутствующий в реальном потоке речи, т.е. равный нулю, в своем фонемном соответствии может дать самую настоящую фонему.

Мы говорим «весник», пропуская фонему «т», хотя и пишем «вестник». Мы говорим «лесный» или «месный», а пишем «лестный» и «местный», вводя фонему, которой в потоке речи ничего не соответствует. Один и тот же звук речи может соответствовать двум фонемам: «стог» и «сток» имеют на конце две разных фонемы, а произносятся они одинаково.

Наоборот, двум разным звукам речи может соответствовать только одна фонема; таковы приведенные выше примеры из области чередования или наличия разных звуков в одном и том же слове или морфеме из разных языков.

Наконец, особенно ощутительна природа фонемы в так называемых омонимах. Если «ключ», с одной стороны, есть водный «источник», а, с другой стороны, то, «чем запирают или открывают замки или двери», ясно, что здесь мы имеем два слова одинакового звукового состава и с двумя разными значениями. Можно ли сказать, что здесь два разных звуковых состава? Нет, звуковой состав здесь один и тот же. Но можно ли сказать, что здесь одна и та же фонема? Ни в каком случае. Как мы сейчас увидим, фонема обязательно является в том или другом отношении смыслоразличительным актом. Если тут два разных слова, следовательно, и две разных фонемы. Но чем же в таком случае одна фонема отличается от другой? В абсолютном звуковом составе ровно ничем. Фонемность присутствует здесь незримо и неслышимо, – однако, в смысловом отношении весьма ощутительно, т.к. она является потенциально выраженным принципом разных семантических и грамматических возможностей. Ключ как источник может бурлить, пробиваться, бить, протекать. Но этого нельзя никак сказать о ключе замка. Равно как и о ключе источнике нельзя сказать, что он металлический, что он запирает собою замок или дверь, или что его можно положить в карман. Таким образом, наличие в языке омонимов является лучшим доказательством того, что фонема вовсе не основывается на произношении (хотя и коренится в нем), но оказывается весьма сложной функцией этого произношения, в которой это специфическое произношение иной раз совсем теряется.

Таким образом, если мы скажем, что фонема не зависит от реального произношения, или зависит от него очень слабо, или что зависимость эта бывает чрезвычайно сложна, то мы нисколько не ошибемся. Однако так оно и должно быть, потому что фонема не есть прямое воспроизведение звука, но его абстрактный конструкт, его сложная конструктивная функция. Из этого делается ясным также и то, что даже в тех случаях, когда фонема, по всей видимости, есть прямое отражение какого-нибудь звука речи, даже и в этих случаях, будучи абстракцией и конструктом, она вовсе не есть просто какой-нибудь данный звук. Пусть самое обыкновенное «а» и является звуком речи, и является фонемой. Но даже и в этом случае «а» как фонема вовсе не есть «а» речевого потока, поскольку оно не есть реально произносимое или реально слышимое «а», но есть его принцип, метод, закон, предел, функция, проблема. Это упорядоченное множество и структура. Во всех этих случаях особенно проявляется диалектическая природа фонемы. В самом деле, когда при разных огласовках одной и той же гласной фонемы мы обязаны находить в них нечто безусловно общее, а именно ту фонему, которая здесь по-разному огласована, то подобного рода фонему нельзя даже и произнести, хотя без нее все эти ее реальные огласовки не будут огласовками ее самой. В этих случаях фонема как сущность звука существует именно как сущность звука, а не как самый звук. Ее нельзя даже и произнести. Она здесь – чисто идеальный объект. И, тем не менее, вне своих реальных огласовок в тех или иных словах данного языка, вне тех или иных разных периодов данного языка или вне разных языков она – совершенно бессмысленна и ни к чему не нужна. Только объединение такой фонемы с теми звуками, которые ей соответствуют, и осмысливает данную фонему как реальный факт языка. Но это объединение есть только результат единства звуковых противоположностей. Фонема в этих случаях и сводится на свои огласовки, так что реально она в них только и существует, а с другой стороны, она ни в какой мере не сводится на них, потому что они – произносимы, она же – совсем непроизносима. Такие огласовки некоей фонемы, как «и» в слове «поминать», как «е» в латинск. «mens» или немецк. «Mensch», как «о» в латинск. «moneta» или «monumentum» или в виде нулевой огласовки, как в русск. «мнить» или греч. «mneme», предполагают одну и единственную фонему, которую даже нельзя и произнести. А она обязательно есть, потому что без нее все приведенные сейчас разноязычные слова не будут содержать в себе единого корня, и для них отпадет даже и сама сравнительная грамматика индоевропейских языков. Какая же это фонема? Она не произносима, потому что она есть сущность, идея, смысл, модель, принцип и т.д. всех указанных здесь огласовок как ее явлений. Следовательно, понять и объяснить единство этой фонемы с ее огласовками только и можно как диалектическое единство противоположностей.

Это единство противоположностей также рельефно ощущается и в той стихии становления, которая совершается внутри каждой фонемы и между разными фонемами, если только фонемная область вообще есть для нас отражение того становления, которое в непосредственном виде мы нашли в потоке живой речи.