Введение в общую теорию языковых моделей

Аксиомы объективирующего акта

В отличие от прежних своих смысловых актов, не выходивших за пределы фонологической семемы, теперешняя наша фонема, очевидно, становится уже объективирующим актом. При этом возможны разные степени такой объективации. Прежде всего неразвернутое состояние жизненно-творческих функций семемы можно назвать ее валентностью, развернутое же ее существование – генерацией.

а) Аксиома текста. Однако, тому и другому предшествует еще такое взаимопроникновение фонемы звука и самого звука, которое могло бы обеспечить собою и все дальнейшие судьбы этого совокупного состояния. Здесь мы встречаемся со знаменитой теорией Ф. де Соссюра о противоположении языка и речи. Можно по-разному характеризовать это противоположение. Но мы ограничимся только указанием на то, что здесь де Соссюр имел в виду как раз то самое, о чем говорим и мы, т.е. о языке в его действительном существовании, в его явлении, и об языке в его сущности. Такое противоположение, с точки зрения диалектики, несомненно весьма важно, и без него невозможна никакая логика никаких вещей. Поэтому и у нас язык характеризовался сначала как действительность, или вовсе нерасчленяемая или расчленяемая слепо и безотчетно, после чего мы перешли к характеристике языка, т.е. в данном случае звуков речи, как их отражения в сознании, как их сущности. Однако диалектика не может оставаться при таком дуалистическом противоположении. Противопоставляя сущность и явление, диалектика хорошо знает, что реально существуют не просто сущности и не просто явления, но вещи, которые одновременно суть и сущности вещей и их явления.

Очевидно, тот же самый диалектический метод должен быть применен нами и в отношении звука, звуковой действительности. Кроме звука как явления и кроме звука как сущности существует еще звук сам по себе, который является и не тем и не другим, но сразу и одновременно и тем и другим. Нам кажется, если найти то единство противоположностей языка и речи, которое требуется диалектическим методом для преодоления дуализма де Соссюра, то таким единством противоположностей может быть только реальный текст, устный или письменный, в котором как раз и совмещается сущность произносимого с его конкретным произношением. Поэтому так же и фонема, будучи элементом языка, но вступая в существенное единство со своим звуковым явлением, со своей речевой принадлежностью, тоже должна получить соответствующую характеристику, а не оставаться только сущностной фонемой или слепым звуковым явлением. Отныне мы будем иметь в виду именно такую фонему, которая станет для нас и не элементом языка и не элементом речи, но элементом реально произносимых текстов. И уже только тогда можно будет говорить о ней как об акте объективации, иметь ли здесь в виду только валентность или уже и генерацию.

Итак, всякая фонема звука находится в неразрывном единстве с самим звуком, т.е. она всегда является элементом не языка просто и не речи просто, но текста, произносимого или письменного (III 2а).

После этого нетрудно будет формулировать и две другие аксиомы объективирующего акта.

б) Аксиома валентности. Всякая фонема содержит в себе в свернутом виде бесконечный ряд своих творчески-жизненных воплощений (III 2б). Эта аксиома продиктована исключительно только учетом живой и вечно развивающейся действительности. Если мы всерьез от абстракции перешли к практике, то практическая жизнь полна всякого рода ферментов, зародышей, семян, зерен и пр. такого, что еще не проявило себя, но уже содержит в себе свои дальнейшие проявления и свою дальнейшую историю. Такого рода валентное явление мы часто даже и не замечаем в жизни; а потом сами же удивляемся, как это из такого, казалось бы, пустяка вдруг начинает появляться что-то большое, значительное и даже огромное. Жизнь немыслима без такого рода эмбриологии. Но точно так же немыслима и жизнь отдельного звука. Разверните историческую фонетику любого языка или группы языков, и – вы найдете сколько угодно примеров такой фонологической эмбриологии. Понимая под валентностью фонемы наличие в ней в неразвернутом состоянии целого множества (и, в конце концов, разумеется, бесконечного множества) реальных звуковых возможностей, мы и нашли нужным формулировать эту аксиому валентности. Отвергать подобного рода аксиому может только тот, для кого действительность и жизнь не есть творческое развитие, а только неподвижная сумма взаимно-изолированных, дискретных и потому абстрактных категорий.

в) Аксиома генерации. Всякая фонема содержит в себе в свернутом виде бесконечный ряд своих творчески-жизненных воплощений, тут же возникающих уже в развернутом и закономерно-оформленном виде (III 2в).

Латинское слово «генерация» значит «рождение», «порождение», «появление», «происхождение», «становление». Отвергать аксиому генерации невозможно по тем же причинам, что и аксиому валентности. Подчеркнем только то, что речь здесь может идти не просто о каком бы то ни было порождении, но обязательно о закономерном, осмысленном. Иначе, – для чего же мы тогда так много говорили об абстрактных функциях фонемы? Точно также генерацию не нужно понимать грубо натуралистически, в каком-то зоологическом или примитивно-антропологическом да и вообще в физико-физиолого-психологическом или социологическом плане. Для фонолога здесь важна прежде всего отчетливая закономерность появления отдельных звуков из того начального звука, который можно назвать генератором, или породителем последующих звучаний. В этом смысле историческая фонетика любого языка и, особенно, более или менее обширных групп языков, дает фонологу неисчислимый материал. Однако весь этот материал должен быть очищен от обычных фактологических приемов традиционной эмпирической фонетики.

В традиционной исторической фонетике мы обычно ограничиваемся тем, что такой-то звук «переходит» в определенный другой звук, а, если не «переходит», то мы обычно говорим, что здесь подействовала аналогия с какими-нибудь другими фонетическими структурами. Такая методика, часто, впрочем, весьма точная, все же отличается слепым эмпиризмом и слишком усердным фактопоклонничеством, напоминающим по своему фанатизму разве только каких-нибудь первобытных огнепоклонников. Никакого слепого эмпиризма современная наука допустить не может. Слепо полученные и случайно наблюденные факты могут иметь значение для науки только как проявление определенных закономерностей и систем, как представители тех или других исторических структур. В этом смысле традиционная историческая фонетика, повторяем, предоставляет в наше распоряжение неисчислимое количество весьма доброкачественных материалов. Но их нужно уметь излагать так, чтобы становилось вполне очевидным и ощутительным то, что именно является в истории данного звука его генератором, что является порождением этого генератора, какая связь этих порождений между собою и какой осмысленной закономерности они подчиняются. То же самое необходимо соблюдать и в синхронном изображении языка. Звуки, одновременно наличные на данной ступени языкового развития, тоже не находятся в каких-то бессвязных сочетаниях и тоже требуют генеративной обработки. К сожалению, эта последняя очень трудна и не всегда возможна при данном состоянии фонологической теории. Но ясно, что к ней нужно всеми силами стремиться.