Введение в общую теорию языковых моделей

Условия возможности построения языковых моделей

В заключение необходимо сказать несколько слов об условиях, без соблюдения которых эта огромная роль моделирования может значительно снизиться и даже совсем потерять свое значение.

Во-первых, лингвист всегда должен иметь в виду только свои собственные интересы, т.е. интересы фактического изучения фактически существующих естественных языков. То, какие цели может преследовать математик или техник при изучении математической лингвистики, касается только самих математиков и техников, а не лингвистов. Поэтому расстаться лингвисту с традиционным языкознанием совершенно невозможно, поскольку именно оно накапливает фактические языковые материалы и является той единственной дисциплиной, которая призвана изучить и обобщить эти последние.

Во-вторых, конструирование математических структур и систем, само по себе не имеющее никакого отношения к лингвистике, хотя и пользующееся теми или иными ее материалами, может иметь свой настоящий научный смысл только в том единственном случае, когда мы уже хорошо знакомы с теми или иными категориями, наличными в языке и в разной степени осознанными в традиционной науке об языке. Если мы, напр., не знаем, что такое падеж, то структурно-математическое изыскание, как бы оно точно ни было, ровно ничего не даст для понимания падежа.

Необходимо начинать изучение языка снизу, т.е. с эмпирического обследования его фактов или хотя бы с простого их установления.

Установив тот или иной звуковой факт и чувствуя недостаточность традиционных методов для его осознания, мы можем обратиться к структурной лингвистике и попробовать применить ее методы. Но если мы не знаем самих фактов языка и не умеем фиксировать их хотя бы примитивно и приблизительно, никакие математические формулы ничего нам не дадут. Только, представляя себе падеж хотя бы в описательной и интуитивной форме, мы можем ставить себе цели структурно-математического и модельного его оформления. Иначе получается логическая ошибка, весьма характерная и частая для структуралистов, а именно petitio principii. Еще не известно, что такое падеж, а уже дается его математическая формула. Такого рода моделирование для лингвистики бесполезно.

В-третьих, необходимо помнить, что метод структурного моделирования есть метод абстрактный, априорный, дедуктивный. Все время необходимо сравнивать результаты этого метода с результатами фактического и эмпирического изучения естественных языков. Тут очень редко можно встретить полное отождествление. Так, напр., моделирование части речи, по О.С. Кулагиной, отнюдь не совпадает с тем, что мы называем существительным, прилагательным, местоимением и т.д. Те структурные типы, которые здесь удается установить, не охватывают всего смыслового богатства той или иной части речи. Следовательно, необходимо отдавать себе строгий отчет, какую группу изучаемых звуковых явлений захватила наша модель и какие явления еще остаются непродуманными. Иначе говоря, цели эмпирического исследования языков и здесь остаются для лингвиста единственными. Мы часто осуждаем наличие в наших грамматиках огромного количества правил и такого же огромного количества исключений из этих правил. А ведь тем не менее подобного рода метод изучения языка, пусть в данном случае и беспомощный, только и давал до сих пор возможность конкретно соприкоснуться с бесчисленными смысловыми возможностями языков. Иной словарь составлен очень сумбурно. Но раз он дает пусть и сумбурное перечисление всех значений данного слова, он все же бесконечно ближе к фактическим смысловым богатствам языков, чем отвлеченная математическая формула. Насколько трудна, неопределенна, скользка и полна всяких исключений установка языковой модели, можно видеть по статье Г.С. Цейтина «К вопросу о построении математических моделей языка». (Доклады на конференции по обработке информации, машинному переводу и автоматическому чтению текста, вып. 3, М., 1961). Сам Г.С. Цейтин постоянно употребляет такие выражения, как «близость» и притом «в определенном отношении» соответствующей математической конструкции к «свойствам реального языка». Анализирующие модели, которые возникают из операций над определенным кругом языковых явлений, «наталкиваются на трудности, вызванные сложностью структуры исходного объекта – языка». Синтезирующие модели, в которых «первоначально создается независимо от языка некоторая математическая конструкция, а затем проверяется ее соответствие действительному языку», тоже могут обладать разной точностью. Построение алгоритмического процесса, порождающего множество грамматически правильных фраз языка, тоже никогда не может быть надежным, и соответствующая модель тоже «не должна воспроизводить в точности все детали языка». Наконец, во всей этой статье Г.С. Цейтина нет ровно ни одного конкретного примера построения языковых моделей. Ясно, что теория языковых моделей в настоящее время находится только в эмбриональном состоянии.

Т.М. Николаева в статье «Структура алгоритма грамматического анализа (при МП с русского языка). Сб. Машинный перевод и прикладная лингвистика», М., 1961, № 5 устанавливает восемь типов синтаксических отношений, подлежащих учету при переводе на другой язык: подлежащего к сказуемому, данного слова ко всему предложению или к несогласованному с ним существительному, данного слова к управляемому им глаголу без посредства предлога, или к управляющему глаголу при помощи предлога, определение глагола данным словом или прилагательного или согласованного с ним существительного. Конечно, грамматический перевод еще не есть полный перевод; а такой перевод, который был бы переводим и по содержанию, все еще очень труден. Стоит обратить внимание также и на статью Г.В. Колшанского в том же сборнике под названием «О формализации контекста», где также указываются большие трудности в формализации текста, иной раз совершенно непреодолимые. Ср. Г. Ингве, Синтаксис и проблема многозначности, и Э. Рейфлер, Определение значения при машинном переводе. (Сб. Машинный перевод, М., 1957).

И все же надо стремиться искоренить сумбур в наших грамматиках и словарях и подводить сумбурные факты под общие языковые закономерности. А структурное моделирование оказывает здесь незаменимую услугу.

В-четвертых, огромная роль структурного моделирования может легко снизиться и даже аннулироваться, если мы не будем помнить того, что основной задачей структурного анализа является установление тех или иных структур, но никак не разыскание и установление новых языковых фактов. Структурное моделирование не устанавливает никаких новых языковых фактов, оно дает только структуру уже найденных фактов и приводит в систему то, что получено эмпирическим путем и потому страдает отсутствием окончательного осмысления и оформления.

Структурное моделирование делает употребляемые нами категории более ясными и определенными, стараясь дать им максимально четкую формулировку и систематизацию. Новые языковые факты может найти только эмпирическое исследование языка, и никакими другими методами получить эти факты невозможно. Только встреча с фактом, как таковым, играет решающую роль. Все же остальное есть только осмысление и оформление фактов.

Наконец, в-пятых, можно выставить и еще один тезис, который, насколько можно судить, является только обобщением всех предыдущих, установленных нами, условий значимости структурных методов.

Именно всякая структура предполагает тот предмет, структурой которого она является. Всякая модель есть модель чего-нибудь; и она совершенно теряет свое значение, если мы ее будем рассматривать в абсолютной изоляции. Короче говоря, теория языковых моделей, как и моделей вообще, получает свой научный смысл только в связи с теорией отражения.

Если имеется какая-нибудь действительность и если она отражается в сознании или мышлении человека, тогда устанавливаемая нами структура и модель получают свой реальный смысл и обогащают нашу науку об этой действительности. Между прочим, такая простая вещь понятна отнюдь не всем структуралистам. Многие в своем стремлении устанавливать те или иные структуры и модели слишком увлекаются своим предметом, отрывают его от действительного состояния вещей, превращают его в мертвую абстракцию или прямо в фикцию и даже подыскивают для подобного субъективизма разного рода философские обоснования. Однако форма вещей неотделима от самих вещей, как бы совершенно мы ее ни изучали в отдельности. Вещь, лишенная своей формы, рассыпается и перестает быть вещью; и наше учение о действительности, в данном случае о языке, отрывающее форму от содержания, превращается в пустую фикцию и делается предметом бесполезного жонглирования пустыми абстракциями. Теория языковых моделей развивается и разрушается в зависимости от того, пользуется ли она теорией отражения или изучаемая ею действительность «превращается» в беспредметные формулы и в нагромождение ничего не отражающих собою фикций. Таково это первое и последнее слово теории языковых моделей. Или она есть результат методически применяемой и развиваемой теории отражения, – тогда обеспечивается для нее большая роль в научном языкознании. Или она принципиально трактуется как нечто самостоятельное, беспредметное и не отражающее никакой действительности, – тогда роль ее снижается и на каждом шагу готова дойти до полного падения и нуля. Это – первое и основное условие возможности научного построения теории языковых моделей.

7. Переход от описания к объяснению