The Englishman Who Slowly Descended Down The Mountain — Друг по вызову

Летнее утро на берегу пруда

Вместе с пробуждением вернулась и головная боль, которая не утихала в последние несколько дней, несмотря на все перепробованные им методы — после того, как спасовали Мунго и зелья, он сначала попробовал таблетки из ближайшей аптеки, а потом нанёс визит знакомому костоправу. Костоправ долго крутил его на массажном столе, изгибая и заставляя спинные позвонки и шею громко хрустеть, и после этого он даже было ощутил некоторое облегчение и ясность в голове, но эффект оказался временным, и через пару часов голова опять стала раскалываться. Когда он закрывал глаза, ему мерещился пульсирующий у него под черепушкой шар, который временами становился то больше, то меньше, менял своё положение и цвет — от бордово-красного к небесно-голубому и даже белому и обратно — но ему было совершенно точно известно, что именно этот пульсирующий шар в голове и являлся источником изводившей его мигрени.

Следующим на очереди после костоправа было иглоукалывание. Подозрительного вида кривоногий китаец с редкой фамилией Чанг предложил ему улечься на массажный столик и утыкал, как подушечку для иголок, после чего куда-то удалился, весело насвистывая себе под нос какую-то фольклорную мелодию. Вопреки его опасениям так навсегда и остаться похожим на дикобраза, вернулся знахарь достаточно быстро. А главное — боль сняло, как рукой. Он было обрадовался, но на следующее утро обнаружил, что голова опять раскалывается. На всякий случай он посетил маггловского врача. Его засунули в толстую натужно гудящую трубу магнитного томографа и попросили не двигаться. Почему-то во время процедуры боль немного поутихла, а потом, когда он выкатился на столе наружу, голова снова разболелась. Врач долго изучал на компьютере содержимое его черепушки, потом прописал ещё таблеток от головной боли и посоветовал впредь не отнимать время у серьёзных людей своими вымышленными проблемами.

Сейчас он проснулся достаточно поздно — судя по солнцу, которое практически било в глаза — несмотря на подстилку, в которую он завернулся — времени уже было около десяти или одиннадцати утра. Был слышен далёкий гомон прохожих и шум машин. Полежав немного, он завозился, чтобы освободиться из-под своего импровизированного одеяла, но услышал приближающиеся голоса и замер, прислушиваясь. Гостей было двое и они, судя по всему, пробирались через узкий проход между кустами.

— …И так потом и не смог заснуть до утра, — пророкотал мужской баритон.

— Это, безусловно, чудовищная трагедия, Бартоломью, — ответил знакомый девичий голос. — Я вам искренне сочувствую. Иначе, чем жутким стечением обстоятельств, это объяснить невозможно.

— Особенно в свете того, сколько эти вымогатели требуют за номер, — голос неведомого Бартоломью просто-таки дрожал от праведного гнева. — Единственное утешение — я всё-таки унёс авторучку с тумбочки.

— Вы просто мой герой! — восхитилась девушка, и он усмехнулся, представив, как у неё сводит челюсти от невыносимого желания зевнуть.

— Как вы полагаете, нам ещё далеко? — озабоченно спросил Бартоломью.

— Вот кусты пройдём, и сразу за ними будет небольшая полянка, — отозвалась она и замолкла, словно пришла домой и прямо за дверью обнаружила свежий мышиный трупик. — М-да, — с явным отвращением в голосе произнесла она, — а это ещё что такое?

Он понял, что его всё-таки обнаружили, и прямо под покрывалом принялся с помощью палочки приводить себя в порядок.

— Очень похоже на бродягу, — с готовностью подсказал Бартоломью. — Не правда ли?

— О, спасибо, Бартоломью, — язвительно отозвалась она. — Какая удача, что вы оказались рядом и помогли мне с классификацией этого неопознанного объекта. Теперь-то я и сама вижу, что это какой-то бродяга. Вы мне буквально глаза открыли! Но что он тут делает?

— Осмелюсь предположить, что он здесь ночевал, — жизнерадостно пророкотал Бартоломью. — Или она…

— Мне нужно, чтобы этого здесь не было, — не терпящим возражения тоном заявила она.

— Но Элизабет… — робко подал голос Бартоломью.

— Никаких “Элизабет”, — рыкнула она в ответ.

— Может, нам стоит поискать другое место? — предложил Бартоломью.

— Это лучшее место в чёртовом парке, — процедила она сквозь зубы. — Мало того, что отсюда открывается прекрасный вид на чёртов пруд и чёртовых лебедей, чёртов Вестминстер и чёртов Биг-бен, так об этом чёртовом райском уголке ещё и никто не знает…

— Но Элизабет… — снова попытался прервать её Бартоломью.

— И вот я, как какая-то легкомысленная дурочка поддалась на ваши уговоры и согласилась в субботнее утро составить вам компанию на чёртов пикник в этом чёртовом парке вместо того, чтобы как следует понежиться в мягкой постели… — с оттенком изумления в голосе продолжила она. — Рассчитывая, заметьте, на совершенно исключительный завтрак в умопомрачительном месте… Надела лучшее платье, провела три часа у зеркала, укладывая непослушные волосы, проехала сюда через весь город, сменив по пути метро, четыре автобуса, такси и велорикшу… И что я вижу? Это уже вопрос, Бартоломью, — злобно добавила она. — Отвечайте, что я вижу?

— Бомжа? — предположил несчастный обладатель баритона.

— Именно, бомжа, — прорычала она. — И если вы не хотите прямо сейчас отправиться к чертям собачьим, вы должны, нет, просто обязаны заняться уборкой территории!

— Но Элизабет… — грустно пробормотал Бартоломью.

— Вперёд, Бартоломью, вся Англия и половина Шотландии смотрит на вас! — пафосно заявила она.

Он услышал шорох шагов в траве, а потом его кто-то потыкал в бок. Судя по всему — носком ботинка.

— Любезнейший, — послышался жалобный голос. — Любезнейший!

Он откинул угол подстилки ровно настолько, чтобы его лицо было видно стоящему над ним розовощёкому крепышу с кучерявыми светлыми волосами, который на всякий случай сразу же отшатнулся.

— Я вас внимательно слушаю, — негромко сказал он, стараясь, чтобы Элизабет не могла его услышать.

— Э-э, — растерялся парень, который, судя по всему и являлся несчастным обладателем имени “Бартоломью”, и решил уточнить: — В каком смысле?

— Я хотел сказать, что вы уже можете изложить свою просьбу, — сказал он.

— А-а, — обрадовался Бартоломью. — Понятно! Любезнейший, — повторил громче, одновременно выпячивая грудь и кося глазом в сторону зрительницы. — Не соблаговолите ли вы оставить это место?

— Не соблаговолю, — ответил он, улыбаясь.

— В таком случае я должен предупредить вас, сударь, — грозно прогромыхал Бартоломью, — что в школе я целых полтора года занимался боксом!

Он с трудом удержался, чтобы не фыркнуть от смеха.

— В школе у тех, кто занимался боксом, я отбирал деньги для завтраков, — сказал он, с трудом сохраняя серьёзное выражение на лице. — А на обед съедал и самих боксёров.

— Но сударь… — жалобно протянул Бартоломью.

— Рекомендую вам, сударь, применить всю силу своего обаяния, чтобы увести отсюда вашу спутницу, — посоветовал он. — Потому что если я встану, ты вы сразу отсюда уйдёте. А она останется здесь, со мной.

— Да как вы смеете! — воскликнул Бартоломью.

— Моё дело — предупредить, — пожал он плечами.

— Майкл? — вдруг послышался недоверчивый голос Элизабет, а потом раздался радостный истошный вопль: — Майкл!!!

Он не сразу смог осознать, что произошло. Ощущение было такое, что вдруг выключили звук и одновременно сняли с ноги стоявшего на ней слона. Наряду с невероятным облегчением его словно окутала ватная тишина — только это была не тишина, поскольку он по-прежнему слышал окружавшие его звуки. И тут он понял — голова! Чёртова голова перестала болеть, раскалываться и вообще как-то о себе напоминать — всё словно отрезало. Если бы он не был волшебником, он бы отмёл последующее предположение, как чушь, но к несчастью он знал, что мир полон волшебства, и сразу понял, что — а точнее, кто — послужило причиной его чудесного исцеления. И ещё хуже — кто, а точнее, чьё отсутствие было, собственно, источником этой адской пытки в последние дни.

— Чёрт меня раздери, — пробормотал он, прикрывая глаза, чтобы полюбоваться шаром, который больше не пульсировал, а переливался тёплым персиковым цветом с алыми и золотистыми блёстками. — Чёрт меня раздери!

Он вздохнул и сел, скидывая с себя подстилку, и тут же на него налетел радостный вихрь, который обнял его за плечи, чмокнул в щёку и стал прыгать вокруг, кружась при этом.

— Элизабет, — растерянно произнёс Бартоломью, увидев дорогой пиджак и галстук, — я, конечно, не уверен, но что-то мне подсказывает, что это — не бродяга.

— Конечно, не бродяга! — воскликнула она, останавливаясь напротив него и сдувая с лица выбившиеся пряди волос. — Это же Майкл!

— Майкл — кто? — недоумённо спросил Бартоломью.

— Майкл — Майкл! — запела она, снова приходя в движение.

— Что это ты так развеселилась? — хмуро поинтересовался Майкл.

— А почему бы и нет? — радостно спросила она. — Прекрасная погода, чудесный парк, замечательнейшее утро!..

— Это лишь твоё мнение, — буркнул он.

— Элизабет, — снова попытался привлечь к себе внимание Бартоломью.

— А-а, Бартоломью! — обернулась она, словно лишь сейчас вспомнив об ухажёре, подошла к тому и почти ласково заглянула в глаза: — Бартоломью, это было великолепно, грандиозно!

— Э-э, — промямлил тот.

— Я, собственно, о нашем краткосрочном романе, — пояснила она.

— Э-э, — повторил Бартоломью.

— Не перебивайте! — посоветовала она. — Так вот, это было безумно — словно два мотылька, сгорающих в пламени страсти!..

— Э-э, — несчастный поклонник совсем перестал что-либо понимать.

— Но свеча сгорела, страсть остыла, — заключила она. — В общем, прощайте, Бартоломью, я буду по вам ужасно, ужасно скучать!

— Правда? — не поверил тот.

— Правда-правда, — щедро отмахнулась она. — Идите уже!

Бартоломью развернулся и бодро затопал по направлению к проходу в кустах.

— Бартоломью! — окликнула она. — Корзинку свою не забудьте!

Когда шаги совсем стихли, Элизабет снова повернулась к Майклу.

— Теперь ты, — бодрым тоном заявила она.

— И не жалко тебе его, — хмыкнул он.

— Кого, Бартоломью? — спросила она и махнула рукой: — Да ну! Представляешь, — она подошла и уселась рядом с ним, натягивая юбку на колени, — он мне только что долго рассказывал, как поехал в командировку в Бристоль, а там все дешёвые гостиницы оказались заняты, и он остановился в дорогой. А поутру, покидая номер, наткнулся на тележку горничной, в которой на полочке лежало множество маленьких одноразовых бутылочек с шампунями разными, лосьонами… Чтобы постояльцам в ванных раскладывать. Представляешь?

Улыбаясь, она повернулась к нему, заглядывая в хмурые глаза, пожала плечами и продолжила, глядя на пруд:

— Так вот, он себе сумку этими бутылочками набил!

— И так бывает, — кивнул Майкл.

— Это ещё не всё, погоди, — с азартом пообещала она. — Так вот, он приехал обратно в Лондон весь такой из себя довольный, а пару дней назад проснулся среди ночи в холодном поту, потому что вспомнил, — она сделала театральную паузу и торжественным голосом закончила: — В той тележке была ещё полочка с рулонами туалетной бумаги, и он — какая жуть! — их оставил на месте! Вместо того, чтобы тоже упаковать в свой чемодан. Представляешь? Так бедняга в ту ночь и не заснул!