The Englishman Who Slowly Descended Down The Mountain — Друг по вызову

Ничего хорошего

Проснувшись, она сначала попыталась томно потянуться и сразу свернулась в калачик от боли. Болело всё, что можно. Даже потрескавшиеся губы и искусанный язык, не говоря уже о гудящей голове и саднящих нежных частях тела.

— Пи-ить! — жалобно прохрипела она, и случилось чудо — словно по мановению волшебной палочки, перед ней в воздухе завис стакан с призывно манящей жидкостью.

Она приподнялась на подушке и села, а потом, схватив стакан трясущимися руками, принялась жадно пить, проливая воду себе на грудь. Выпив всё, она попросила:

— Ещё!

К стакану подлетел литровый кувшин и было наклонился, чтобы налить добавки, но она вцепилась в него, рывком сняла крышку и стала хлебать воду прямо через край, давясь и кашляя. Допив до конца, она перевернула кувшин над собой и подставила язык, ловя последние капли, а потом проделала то же самое с по-прежнему висящим рядом стаканом. Отправив посуду в обратный полёт, она снова сползла вниз, зябко укутываясь в простынку.

Теперь, когда её состояние немного улучшилось, она смогла оглядеться — место снова оказалось незнакомым. Просторная спальня — даже скорее зала — была наполнена солнечным светом, который, отражаясь от части пола и какой-то мебели, бликами освещал потолок. Как она успела машинально отметить, пока сидела, одна из стен представляла из себя сплошное окно от пола до потолка, которое было прикрыто полупрозрачными занавесками. Вдоль той же стены стояла длинная кушетка, на которой сидел с палочкой в руках завёрнутый по пояс в простыню…

— Майкл, — позвала она. — Отчего мне так плохо-то?

— Во-первых, — раздался в ответ его голос, — не называй меня так. А во-вторых, ты сама виновата.

— Почему? — задала она логичный вопрос.

— Ты что, ничего не помнишь? — спросил он.

— Отчего же, помню! — возмутилась она. — Всё помню! Сначала мы с тобой провели ритуал… Потом открыли четвёртую бутылку шампанского… А потом я проснулась — и у меня всё болит и отчего-то плохо!

Ритуал, в сущности, оказался не таким уж и сложным — по крайней мере, для неё. Исключая акробатические изыски, конечно — две из пяти рун требовали развести ноги на шпагат. На продольный и на поперечный. Майклу, конечно, пришлось выложиться — помимо акробатики и необходимости в трёх из пяти рун практически удерживать её на весу, он на каждой из них должен был доходить до кульминации, обязательно наполняя её семенем. К счастью, руководство прямо указывало, что ей можно было пользоваться противозачаточным зельем, а ему — восстанавливающим мужскую силу, хоть последнее вроде как и не понадобилось…

— Потому, — ответил он. — Потому, что когда мы провели ритуал по полной программе… А программа там обширная, поверь мне…

— Да я помню, — вяло сказала она. — Это я ещё помню.

— После этого ты решила, что бережёного Мерлин бережёт, и мы повторили ещё два раза, — закончил он.

— Ещё две руны? — осторожно поинтересовалась она.

— Да если бы, — ответил он. — После того, как мы прикончили ты самую четвёртую бутылку шампанского, ты добралась до своей аптечки и заявила, что зелья у тебя хватит ещё на два восстановления девственности, и потребовала повторить весь ритуал дважды от начала до конца — чтобы уж наверняка! “Гуляем на все!” — вот так ты это сформулировала.

— Да я наверное совсем уже ничего не соображала! — возмутилась она. — А ты и рад был меня напоить, да?

— Да нет, не в этом же дело… — устало вздохнул он. — Тебе же хорошо было, разве не помнишь?

То, что было хорошо, она помнила. Настолько хорошо, что захотелось снова и прямо сейчас. Ой, как всё болит-то!

— Но ты-то ещё не был пьяным, — с укором сказала она. — Почему ты меня не остановил?

— Что я, дурак, что ли? — удивлённо откликнулся он.

То, что по этой части он не дурак, она поняла ещё со второй их встречи, когда он немного про себя рассказал, поэтому вопрос его был, понятное дело, риторическим.

— Майкл… — начала она.

— Не называй меня так! — перебил он, и от резкого звука зазвенело в ушах.

Она с трудом приподнялась на локтях, поставила гудящую голову в вертикальное положение и удивлённо посмотрела на него. Он сидел в напряжённой позе, развернувшись к ней, и палочка — она это ясно могла видеть — хоть и смотрела небрежно в сторону, но была готова к употреблению.

— Почему? — с трудом проговорила она — полулежать было неудобно. — Я чего-то не знаю?

— Очевидно, ты не знаешь, как меня зовут, — констатировал он, откидываясь на спинку кушетки и добавил: — Паркинсон.

Она вздрогнула. Откуда он-то знает? Он же ей всего три — чёрт, как голова болит-то! — четыре дня назад сказал, что теперь больше не в курсе, а теперь…

— Ты ко мне среди ночи пристала, что пора бы уже и познакомиться, — раздражённо объяснил он, словно прочитав её мысли. — А меня после пятой бутылки тоже повело…

— Сколько же мы выпили? — завороженно спросила она.

— В ящике две осталось, — отмахнулся он. — Меня тоже немного повело, и я тебе сказал, что бурный секс не протяжении двух лет ещё не повод для знакомства, и вообще суетиться нам ни к чему — с утра мы и так всё узнаем!

— Как? — не поняла она.

— О, Мерлин! — закатил он глаза. — Ты что, совсем ничего не помнишь, Паркинсон? — она помотала головой, он покачал своей в ответ и продолжил: — Все браки регистрируются в Министерстве, которое на следующее утро присылает обоим супругам свидетельства вместе с контрактами, — он кивнул на светлого ореха тумбочку в стиле барокко рядом с кроватью. — Вон твоя копия.

— Если уж ты знаешь, как меня зовут, то мог бы меня называть Панси, — надулась она и попробовала дотянуться до свитков, но кровать оказалась большой, а тело болело просто неимоверно.

С криком она завалилась на бок и застыла безвольной куклой.

— Ну помоги же, — пробормотала она через минуту, недовольная тем, что такая простая мысль отчего-то не пришла ему в голову.

— Умирающий лебедь, — со вздохом прокомментировал он. — Аншлаг и публика в восторге.

Как-то обидно это прозвучало. Послышался скрип кушетки. Он встал рядом с ней на колени и первым делом принялся тщательно заворачивать в простыню, чем очень сильно озадачил — она же была голая! А нежно потискать молодую жену? Хотя болит всё так, что лучше, конечно, не надо… Потом он уложил несколько подушек у спинки, взял её на руки и усадил, подложив ещё пару под локти в качестве подлокотников. Всё это время она пыталась дотянуться до него губами, но он ловко уворачивался, при этом делая вид, что ничего не происходит. Подложив ещё одну подушку ей под шею, он соскочил с кровати, вручил ей свитки и снова упал на кушетку, вытягивая палочку.

— А почему ты всё время держишь палочку наготове? — подозрительно спросила она и развернула первый свиток.

“Свидетельство о браке между…”

Она прочитала первый абзац и вздрогнула оттого, что тишину в комнате нарушил резкий громкий звук. Она вскинула голову и подозрительно посмотрела на него. Он со скучающим видом смотрел в сторону. Смысл прочитанного до конца ещё до неё не дошёл, и она решила перечитать. И снова этот же звук. Что такое?

— Ага, — согласился он, когда она опять бросила на него быстрый взгляд.

Так, похоже, пить так много всё-таки не стоило! Чертовщина какая-то мерещится, да и буквы в глазах пляшут.

— Майкл… — сказала она, и он раздражённо рыкнул. — У меня что-то не то всё получается. Может, ты прочтёшь вслух?

— А ты просто поверь глазам своим, Паркинсон, — посоветовал он, развернул лежащий рядом с ним кусок пергамента и зачитал: — “Данный документ выдан Персефоне Аиде Паркинсон, также известной, как Панси Паркинсон, и Гарольду Джеймсу Поттеру, также известному, как… — звук на этот раз был совсем уж громким, и она в панике зажала обеими руками рот, выпучив глаза. Этот звук доносился из неё! Это она сама издавала этот звук, когда видела или слышала его фамилию. — …Именно. Известному, как Зубовный Скрежет, — закончил он, удовлетворённо кивнув её реакции, и отбросил листок в сторону.

Она закрыла глаза и спрятала лицо в ладонях, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Это было ужасно. Может, даже хуже, чем мучения в объятьях мерзкого старикашки или смерть. Осознание глубины своего падения, того, кому она посвятила последние два года своей жизни… кому посвятила всю свою жизнь, троекратно выполнив ритуал, фактически превращающий её в его собственность… Это было невыносимое чувство, это был конец!

Снова скрипнула кушетка.

— Ты куда? — сдерживая рыдания, дрожащим голосом спросила она.

— Как — куда? — удивился он. — В библиотеку, разумеется.

— И ты меня здесь одну оставишь? — ужаснулась она. — В чужом незнакомом доме?

— Конечно, — легко согласился он. — Я скажу домовому, чтобы он принёс тебе завтрак. Официально ты его хозяйка тоже, так что… — он замолк и выругался: — Чёрт, это же надо так!.. Я пришлю тебе целительницу.

— Зачем? — в истерике воскликнула она.

— Тебя нужно подлечить, — пояснил он. — Чтобы ты скорее смогла покинуть мой дом. И не вздумай кому-либо сообщать о том, что мы…

Слёзы полились с новой силой. Она ещё и в заточении! Этот маньяк на славу постарался, делая её побег невозможным! Наверняка он вернётся и с гнусным хохотом усугубит её состояние. Ей уже никогда не увидеть белого света! Она хотела крикнуть, чтобы он выпустил её на волю, но хлопнула дверь, и его пятно, отчего-то на этот раз оказавшееся не красным, а разноцветным, стало медленно удаляться и спускаться вниз.

По уму, стоило бы сначала осмотреться вокруг. Мало того, что она наконец-то попала в святая святых — его дом, его родовое гнездо, — так она ещё и стала хозяйкой всего этого. Пусть немного и не так, как она себе представляла — поскольку план-то был, что он обязательно должен встать на колено, а она взяла бы паузу, притворяясь, что размышляет, а потом с видом великого одолжения соизволила бы-таки протянуть ему руку и дать согласие, — но всё-таки оно произошло! Она вспомнила последнюю незначительную деталь и нахмурилась. Чёртов Поттер, чёртов Зубной Скрежет, который продолжает преследовать её даже спустя несколько лет после окончания школы. То, что он прикидывался Майклом — её Майклом, в которого она до беспамятства была влюблена — лишь усугубляло его вину. Да как он посмел! Ей даже казалось, что Зубной Скрежет украл тело Майкла и теперь расхаживает в его обличье… Вурдалак гриффиндорский!

По-прежнему были непонятны две вещи — во-первых, почему она его не узнала. Хотя, конечно, это-то ей было понятно, поскольку изменился он до неузнаваемости. Ей даже пришла в голову мысль, что всё это — розыгрыш, ну не мог Майкл быть Поттером! Насколько она помнила, в тот последний день, когда она видела Зубного Скрежета в Большом зале Хогвартса, он был не очень высокого роста. Да что уж там, он просто был мелким, даже не дотягивая до метра семидесяти. Может, даже и до ста шестидесяти пяти… Она, правда, тоже тогда была пониже, но всё же трудно было поверить, что кто-то за три года, прошедшие до их встречи в Сохо, мог вытянуться на двадцать с лишним сантиметров. Кроме того, куда-то делись его фирменные очки, засевшие у неё в печёнках? Те самые очки, которые в дополнение к его росту и неестественной худобе в школе делали его таким жалким и ничтожным… Ну хоть про то, как он избавился от шрама, он сразу ей рассказал. Да-да, та самая знаменитая Танковая Пушка и неведомый Маггловский Лекарь, одним взмахом цинично уничтожившие самую известную легенду магического мира…