The Englishman Who Slowly Descended Down The Mountain — Друг по вызову

— Обо мне мы говорить не будем, — вдруг заявила она. — Даже и не пытайся. Давай поговорим о тебе.

— Давай поговорим обо мне, — легко согласился он, и она обернулась, чтобы подозрительно посмотреть ему в глаза.

— И что, — удивилась Элизабет. — Никаких больше игр? Вроде того, что сначала я тебе расскажу, и только потом ты мне?

— Нет, в эту игру мы сейчас играть не будем, — подтвердил он.

— А в другие? — спросила она. — Как тебя зовут, Майкл?

— А тебя? — отозвался он.

— Ты узнаешь, — пообещала она. — В ближайший мой день рождения ты узнаешь… Постой, а разве ты не знаешь уже?

— Ещё три недели назад был уверен, что знаю, — нехотя ответил Майкл.

— Понятно, — кивнула она, снова откидывая голову. — Ты думал, что ты знаешь, а три недели назад встретил девушку, за которую меня принимал. Я ничего не пропустила?

— Не считая того, что… — начал он.

— Ну было бы удивительно, если бы ты с ней не переспал, — перебила Элизабет. — Если ты меня принимал за неё, она уж точно должна быть хорошенькая, не так ли?

— Хм, — ответил он.

Она постепенно расслаблялась, и её гнев, которому она так и не дала прорваться наружу, постепенно утихал. То ли из-за теплой ванны, то ли от звука его голоса.

— Скажи мне, только честно, — попросила она. — Что это ты так ко мне примчался? И год назад то же самое было. Когда мне сказали, что папу так и оставят гнить в тюрьме…

— Я могу чувствовать твои эмоции, — признался Майкл ещё раньше, чем она закончила. — И я не могу от них закрыться, как далеко бы ты ни была.

Он почувствовал всплеск удивления и смущения. Она несколько раз порывалась что-то спросить, но не решалась.

— То есть, уже минимум год… — задумчиво сказала она. — Значит, ты чувствуешь…

— Когда ты говоришь неправду? — перебил он её, точно зная, что она хотела спросить совсем о другом. — Да, конечно.

— Хм, — озадаченно буркнула Элизабет и замолкла на несколько минут.

Он дотянулся ногой до крана с другой стороны ванны и пустил тонкой струйкой горячую воду.

— А я всегда точно знаю, где ты находишься, — нехотя произнесла она. — Стоит лишь глаза закрыть…

— В последнее время мне тоже кажется, что я начинаю чувствовать направление, — добавил Майкл.

— А до меня иногда доносит твои чувства, — сказала она. — Но только когда они очень сильные.

Любопытство, всколыхнувшееся было в ней, стало отступать, освобождая место всё той же боли. Он не мог в это поверить — что же такое случилось, что даже такое эпохальное известие не принесло ей радости?

— Это всё сейчас не важно, — вздохнула Элизабет. — Что важно — так это то, что ты обманом проник в мой дом и цинично надругался над моим гостеприимством. Тебе пора идти.

При этом она даже не шелохнулась, чтобы его прогнать.

— Я рассчитывал ещё несколько раз цинично надругаться, — сообщил он ей, поместив руку на лобок и запуская пальцы между ног.

— Что-то ты разошёлся, — заметила она, прикусив губу, чтобы не выдать себя стоном.

— Я тебя сто лет не видел, а сегодня встретил и понял, что просто жутко тебя хочу, — сказал Майкл, кусая подставленное ушко. — И готов цинично надругаться не только над гостеприимством, но и над хорошими манерами, и даже над британским флагом!

Она развернулась, отталкивая его руку, встала на колени и выскочила из ванны, подавая ему руку. Взяла с полки полотенце, и он принялся её вытирать везде, куда дотянутся руки. Руки очень быстро дотянулись сначала до ягодиц, а потом он стал аккуратно промокать полотенцем между ног. Элизабет отставила ножку на край ванны, и он с готовностью присел, целуя бедра и живот и всё ближе подбираясь к пышущей жаром промежности. Язык скользнул между губок и стал вылизывать розовую плоть. а она плотнее прижала его руками и, зажмурившись, запрокинула голову. Под аккомпанемент тихих стонов её эмоции стали снова окрашиваться желанием…

Когда он проснулся утром, рядом её не было, но он мог чувствовать её внизу — судя по всему, она хлопотала на кухне. Её боль почти не чувствовалась — пока он не встал и не чертыхнулся, зацепив мизинцем на ноге ножку кровати. В этот момент снова вспыхнуло — горечью, гневом и сожалением — она его услышала. Так это всё из-за него? Что же такое происходит? Он мог бы подумать, что это как-то может быть связано с последним дурацким эпизодом, но это когда случилось-то? А больно ей стало вчера. И тем не менее к нему это как-то относится. Он быстро оделся и чуть ли не слетел вниз, но когда добрался до неё, она уже опять успокоилась.

— Ты мне должна всё рассказать! — сходу выпалил Майкл, даже забыв ей сказать, как чудесно она выглядит с утра в одном халатике на голое тело.

Она посмотрела на него, при этом не давая прорваться наружу приступу ярости и коротко сказала:

— Пойдём!

Он послушно прошёл за ней в прихожую. Она вышла наружу и встала на дорожке у входа, глядя куда-то вдаль вдоль по улице. Он поспешно натянул ботинки и снял с вешалки пиджак, который она — о чудо! — уже успела привести в приличный вид, и вышел за ней.

— А зачем мы… — поинтересовался он, но она не глядя на него шагнула в дом и захлопнула у него перед носом дверь, в которую он тут же ударил кулаком.

— Черт подери, Элизабет! — крикнул он.

— И попробуй только аппарировать вовнутрь, — послышался её голос. — Пока, Майкл!

Он чувствовал её сразу за дверью — она стояла и ждала, пока он уйдёт. Она же могла “видеть” его, по её собственным словам. Он грустно кивнул в ответ.

— Пока, Лиззи, — сказал он и пошёл к ближайшему углу.

Она позвонила ему через два дня. Видимо, что-то действительно сломалось в её жизни — на этот раз она позвонила не в три часа ночи, а в середине дня, и ни за чем таким его на этот раз не застала.

— Привет, — сказала Элизабет.

Странно, но сейчас в её эмоциях царило умиротворение. Или смирение? Такие тонкие оттенки он мог различать, только когда находился рядом с ней, а лучше даже — касался, но на таком расстоянии мог различить лишь общий фон. Больше не чувствовалась боль, которая заставила его два дня назад бросить в парке недоумевающую девушку, с которой он уже почти пришёл к взаимному согласию относительно того, как им обоим лучше будет провести вечер, и трансгрессировать через полстраны, чудь даже при этом не нарушив секретность. Только спокойствие. Словно ничего этого и не было. Несмотря на недоумение, он искренне надеялся, что источник её проблем всё-таки уже устранён.

— Привет, — ответил Майкл.

— Я хотела тебя позвать завтра на ужин, — сказала она. — Если, конечно, у тебя нет других планов.

Он открыл было рот, чтобы сказать, что для неё он всегда готов от своих планов отказаться, а потом вспомнил последнюю ссору, после которой сбежал от неё, весь вне себя от злости, и замолк.

— Или ты занят? — таким же нежным и ласковым голосом спросила Элизабет.

— Я буду рад, — отозвался наконец он. — Когда ты меня ждёшь?

— Если ты имеешь в виду завтрашний ужин, — поправила она, — то к семи.

— Тогда до завтра? — спросил Майкл, предпочтя не уточнять, что она имела в виду.

— Да, да завтра, — попрощалась она.

За две минуты до семи он придирчиво разглядывал у её двери носки ботинок. Блеск показался ему не совсем идеальным, он достал из кармана кусок фланели и было нагнулся, чтобы поправить, когда дверь сама распахнулась, и на пороге показалась Элизабет. Она была в тёмном облегающем вечернем платье, которое при движении переливалось матовым блеском, и на каблуках. Волосы взбиты и тщательно уложены, а искусный макияж почти не бросался в глаза, исключая покрытые помадой губы. Он разогнулся, сразу забыв про ботинки.

— Ты восхитительна, — сказал он, беря её руку в свою и целуя.

— Спасибо, — улыбнулась она. — Заходи, пожалуйста. Не снимай…

Ботинки он всё-таки успел скинуть до того, как она предупредила его, и сразу вручил ей принесённые цветы — большую корзину роз.

— Спасибо, — повторила Элизабет и понесла розы в гостиную, и он поймал себя на том, что не может оторваться от её попки, очерченной обтягивающим платьем. И уж совершенно некстати пришла мысль о том, что у неё под платьем совсем ничего нет, вызвав вполне ожидаемое напряжение в штанах.

Он всё никак не мог понять, что с ней такое. Эта холодная рассудительность завораживала… и пугала. Нет, он не боялся за себя — он боялся за неё, за то, что с ней происходит. Она подошла к столу, к убранству которого не смог бы придраться самый дотошный метрдотель — разложенные приборы и салфетки, вложенные друг в друга по размеру тарелки и два канделябра со свечками, придающие обстановке тепло и уют — и поставила в середину вазу, в которую поместила захваченную из корзины розу на длинном стебле, а потом кистью показала на стоящую с краю подарочную коробку.

— Вот, — сказал она и улыбнулась.

Улыбаться она умела по-разному — ослепительно, маняще, призывно, смущенно и обезоруживающе. Сейчас её улыбка… просто была улыбкой — ей было приятно его видеть и приятно сделать ему подарок.

— Это мне? — зачем-то спросил Майкл, хотя в помещении явно никого больше не было.

Впрочем, она правильно истолковала его замешательство. Подойдя почти вплотную, она обдала его едва слышным ароматом духов и поцеловала в щёку.

— С днём рождения, — поздравила она и шагнула в сторону, словно приглашая.

— Я должен это открыть, — догадался он.

— Я надеюсь, что тебе понравится, и твоя радость немного коснётся меня, — пояснила Элизабет, всё так же улыбаясь. — Давай же!

Ему стало интересно. Это же ведь наверняка неспроста, и она действительно приготовила что-то неординарное. Он развязал красивый бант на широкой тесьме и поднял крышку картонной коробки. Да, она определённо думала о нём — внутри оказался такого же размера деревянный футляр для ручного оружия. Прикусив в предвкушении кончик языка, он вытянул футляр и перехватил её взгляд — радостный и ожидающий. Глаза её прямо-таки лучились счастьем, и она была хороша настолько, что ему захотелось отбросить к чертям подарок и прижать её к себе… И не отпускать, может, даже никогда. Майкл остановился, и Элизабет, всё так же улыбаясь, показала глазами на футляр — открывай, мол! Он придирчиво осмотрел его со всех сторон, поставил на стол, отщёлкнул замок и поднял крышку.

Револьверы ему никогда не нравились. Надёжное, конечно, оружие, но тяжёлое и неудобное. То ли дело его любимый “Глок”, который он обычно таскал под мышкой в особом чехле, который снаружи, когда он убирал туда пистолет, был толщиной со сложенный вдвое носовой платок… Этот, однако, выглядел достаточно архаичным, чтобы сойти за антиквариат.

— Чартер Армс тридцать восьмой особый, — кивнул он, с первого взгляда опознав марку и модель. На ум ему пришла мысль, и он не преминул ей поделиться: — Совсем как у Марка Чапмена, который… — он поглядел на Элизабет — та восторженно ему кивала — и перевёл взгляд обратно на оружие. — Ты что?! — не поверил он. — Правда, что ли? — она снова ему кивнула. — Но… как? Он же хранится…

— У папы есть друг, который ему немного задолжал, — с довольной улыбкой объяснила она. — Прекрасный трансфигуратор! Он способен за десять-пятнадцать минут изготовить абсолютно точную копию любого предмета, способную обмануть даже углеродный анализ!